приглашаю тех, кто сегодня ходит в детские сады, начать свою трудовую
жизнь на благословенных равнинах еще недавно столь страшного Меркурия.
Приглашаю от всей души, со всей ответственностью - работы хватит не на
одно человеческое поколение.
Да, именно так вещал на всю Солнечную систему Альберт Бычахов,
главный инженер Меркурианского проекта. Сколько раз с замиранием сердца
слушал Рой его прекрасные речи. Тридцать лет прошло с того времени, многое
осуществилось, многое так и не стало реальностью. Обещанная энергия
получена, и на равнинах - и на раскаленных солнечных, и на погруженных в
абсолютный холод ночных - раскинулись похожие на сиреневые кусты
термоэлектроды.
Но только никто не назовет эти чудовищные чащи пластин, прутьев и
проволок прекрасными садами, и прогуливаться в них никто не решится не
только в летней одежде, но и в теплопрочных - для огня и мороза -
скафандрах: Меркурий - планета рабочая, не для веселого
времяпрепровождения. Да, солнечные термоэлектрические поля единственное,
что на Меркурии еще можно посмотреть: бросить на них взгляд, промчаться
над ними в планетолете...
Поездка на Меркурий - неудачна, размышлял Рой. Генрих предупреждал,
что она ничего не даст, кроме досады. Отложим конструирование плазмохода,
говорил он. Мы ведь не виноваты, что твердых энергоконденсаторов нам не
дадут, а без них мы бессильны. Мало ли у нас других интересных тем,
убеждал он Роя. Генрих ошибался чаще брата, но в данном случае он не
ошибся. Надо возвращаться на Землю.
В комнате прозвенел сигнал вызова. Рой обернулся. С экрана смотрел
Стоковский. Он негромко сказал:
- Позвольте вас посетить, друг Рой. Мне кажется, вы собираетесь нас
покинуть. Мне хотелось бы поговорить с вами. Я буду через минуту.
Рой молча показал рукой на кресло, сам сел напротив. Стоковский,
похоже, знал, что его улыбка вызывает приязнь, он не убирал ее с лица. Рою
часто встречались люди, превращавшие свое лицо в подобие визитной
карточки, - демонстрировали себя улыбающимися, хмурящимися,
сосредоточенными, озабоченными, веселыми, каждая мина культивировалась и,
подобранная заранее, служебно закреплялась. Вероятно, и у Стоковского было
так же, к его улыбке нужно было отнестись как к представлению себя -
вежливо и равнодушно. Но этот человек нравился Рою, в нем угадывалась
умная душевность, а не служебность демонстрируемого настроения. Рой
ответно заулыбался, хотя улыбаться было нечему. И Стоковский первыми же
словами подтвердил, что Рой не ошибается в его характере.
- Нам не радоваться, а печалиться надо. Сам не понимаю, чему мы с
вами смеемся. Скажите, что вы собираетесь предпринять?
- Вы угадали мои намерения: отбываю на Землю.
- Вы не хотели бы сначала посетить Эрвина Кузьменко?
- Выспрашивать, как произошла авария? Что это даст? Я приехал как
заказчик оборудования.
Стоковский перестал улыбаться.
- Мы вас, конечно, подвели. Но неужели вы вообще прекращаете
разработку плазмохода?
- Именно это. У нас с братом нет второстепенных тем, которые могли бы
заполнить простой в полгода или год. Если мы отложим плазмоход, то отложим
его надолго, возможно, к нему уже не вернемся.
- Я догадывался об этом, - задумчиво сказал Стоковский. - Эдуард
боится, что вы потребуете срочного восстановления лаборатории Карла, Миша
заранее выходит из себя, потому что понадобится всячески обхаживать
Эрвина, когда он встанет. Вы сами могли заметить: Миша Хонда Эрвина
недолюбливает, это самое мягкое, что можно сказать об их отношениях. А мне
показались важными ваши слова, что вас не интересует, как мы теперь будем
выполнять ваш заказ.
- Просто я сразу понял, что выполнять его вы не будете. Вы об этом
хотели спросить?
- Да, спросить... А еще больше - попросить.
- Просите. Если смогу, выполню.
- Уберите Эрвина Кузьменко.
- Убрать Эрвина? - Рой уставился на Стоковского. Что разговор будет
необычный, Рой знал заранее, - обычные разговоры не надо вести наедине. Но
просьба звучала странно. - В каком смысле убрать, друг Клавдий?
- Не убивать, конечно. - Стоковский любовался недоумением Роя. - Хотя
некоторые порадовались бы... Не убийству, а если бы, скажем, Эрвин и Карл
в день аварии поменялись судьбами - и не Эрвин, а Карл готовился сегодня к
выздоровлению. Нет, просьба моя не столь ужасна, пусть Эрвин живет. Но
почему его не отправить на Землю? Он там довершил бы выздоровление. И
лабораторию твердой консервации можно разместить на Земле, в твердых
конденсаторах энергия дана в высочайшем сгущении, но запасы ее в них вовсе
не так исполински велики, чтобы производство их можно было вести только на
Меркурии. Вам тоже было бы удобней, если бы нужная лаборатория находилась
от вас неподалеку.
- А какое же было бы в этом удобство для вас?
- Я уже сказал: рядом с нами не будет Эрвина. Сами мы воротить его на
Землю не можем, нет убедительных оснований. А вам потребовать его
возвращения - проще простого.
Стоковский, судя по всему, не находил в своей просьбе ничего
предосудительного. И он, казалось, не сомневался, что Рой не найдет
возражений.
- Понятно, Эрвина рядом с вами не будет, - медленно заговорил Рой. -
Его отсутствие на Меркурии желанно, но не может быть обосновано
убедительно. А какие основания - из разряда тех, что вы считаете
неубедительными - заставляют вас ждать его отъезда?
- Мы не любим Эрвина Кузьменко, друг Рой. Даже наш директор Эдуард
Анадырин, искренне считающий Эрвина гением... Даже он будет рад уходу
Эрвина. У Кузьменко дурной характер.
- Не любим, дурной характер... Аргументы неубедительные, верно.
- Только в служебном смысле, - спокойно поправил Стоковский. - В
психологическом они представляются нам очень вескими. Вы понимаете,
Меркурий - не Земля с ее миллиардами жителей. Мы - маленький коллектив,
работников энергозавода и сотни не наберется, каждый на виду. Эрвин - как
заноза в теле. Он ненавидит нас - всех вместе, каждого особо. По-моему,
это достаточное основание, чтобы и мы его недолюбливали.
- Я все-таки не понимаю. Никакое штатное расписание не требует
взаимной любви сотрудников. И Меркурий не звездолет, а планета, здесь не
требуется экзамена на психологическую совместимость.
- О чем и речь! Мы не можем требовать от Эрвина, чтобы он нам всем
нравился. Но и работать с человеком, который всем неприятен, трудно. Может
быть, подробней рассказать вам, друг Рой, каким видится нам Эрвин
Кузьменко?
- Вероятно, так будет лучше.
- Эрвин Кузьменко появился на Меркурии восемь лет назад и сразу
определился в экспериментальные цехи, прошел стажировку, начал
самостоятельные исследования, - рассказывал главный инженер энергозавода.
- Тогда это был молодой милый парень, красивый, энергичный,
словоохотливый, работоспособный, - в общем, ничем не выделяющийся, таковы
все, кто добровольно меняет прекрасную Землю на трудное существование в
адской жаре и адском холоде Меркурия. Таким он был, пока не попал в
лабораторию Карла Ванина. Не проработав у Карла и года, Эрвин стал
совершенно иным. В нем развилось то, что Эдуард Анадырин называет
гениальностью, а Михаил Хонда - жульничеством.
- Сочетание нетривиальное. Помнится, вы признали обе оценки
справедливыми.
Стоковский подтвердил - да, именно так, и гениальность, и
жульничество. Гениальность выразилась в том, что Эрвин вдруг стал
генератором интереснейших идей. И не только тех, что относились к его
делу, нет, он превратился в знатока всех работ во всех лабораториях и
цехах, он словно бы сотрудничал со всеми - и каждому давал очень дельные,
порой настолько глубокие советы, что все поражались. Эдуард считает, что
вмешательство Эрвина в чужие функции стало важнейшим стимулятором, очень
многое у очень многих шло бы гораздо хуже, если бы не Эрвин.
- Вы считаете это недостатком?
- Я уже сказал: та особенность ума, что Эдуард называет
гениальностью, у Эрвина неоспорима. К сожалению, она не единственная.
Наряду со способностью предлагать замечательные идеи, у Эрвина
появилось и пренебрежение к товарищам, продолжал Стоковский. Он высмеивал
тех, кому предлагал мысли и планы: сами они ни на что значительное не
способны без его помощи - так он показывал всем своим видом. Впрочем, это
можно бы стерпеть, да и отпор не труден: на усмешку ответить резкостью, на
пренебрежение - презрением. Все было хуже и сложней. Очень скоро
выяснилось, что идеи и проекты, объявляемые Эрвином, вовсе не его
единоличные. У каждого рождались те самые идеи, что он предлагал, это были
их собственные идеи, только недоработанные, необъявленные, в правильности
их еще были сомнения. "Да я и сам об этом думал! - с удивлением говорил то
один, то другой. - И вот надо же - Эрвин высказал раньше, а ведь это вовсе
не его область!"
- Вероятно, ваш Кузьменко - телепат.
Стоковский покачал головой.
- Слишком примитивное решение, Рой. Оно способно быть только первым
подходом к пониманию. Каждый, естественно, допускал, - кто с удивлением,
кто с негодованием, - что Эрвин научился проникать в чужие мысли. Чтобы
выяснить это, я поставил тайный эксперимент, о нем знал один Эдуард. Я
пытался донести до Эрвина некоторые мысли, очень неприятные для него, они
сказались бы на его поведении, узнай он их. Результат - ничего! Он
неспособен читать мысли, неспособен даже постигать, что испытывает
говорящий с ним, если тот не хочет показать своих чувств. В этом смысле он
менее проницателен, чем любой из нас, он, я бы сказал, даже туповат. А
одну мою великолепную идею Эрвин объявил в тот же день, как она у меня
возникла, - и, поверьте, она была совершенней, чем моя. Я не могу считать,
что он каким-то способом заимствовал ее у меня. Она своим появлением у
меня возбудила такую же идею у него, вряд ли наоборот, ибо это была все же
моя область работы. И посмотрели бы вы, с каким издевательством он кинул
ее мне, как он презирал меня за то, что я не способен сам так дорабатывать
свои мысли. Мне надо было испытать радость от подарка, а я испытывал
унижение от собственного ничтожества. Нет, Эрвин Кузьменко не телепат. А
если это телепатия, то неизвестной еще природы, избирательная,
чувствительная только на значительные мысли - и не простое их чтение в
головах знакомых, а совершенствование, доведение до конца. Выражусь вашими
словами, Рой: случай нетривиальный.
- Теперь я понимаю, почему вы так опасаетесь дальнейшего общения с
ним. Эрвин вам полезен, но психологически непереносим.
- Вы исполните нашу просьбу, Рой? - с надеждой осведомился главный
инженер энергозавода.
- Пока не обещаю. Но ваш странный гений меня заинтересовал. Я хочу с
ним побеседовать.
3
Рой молча глядел на Эрвина Кузьменко, тот отвечал таким же молчаливым
взглядом. Эрвин лежал в отдельной палате - наглухо закрытый ящик, куда не
мог проникнуть даже отраженный луч яростного меркурианского солнца. Врач
предупредил Роя, что больной разговаривает с трудом, его лучше не
беспокоить долгими расспросами.
Рой пообещал, что долгих расспросов не будет, вошел, сел у кровати,
Эрвин повернулся к нему лицом. Ни один не сказал ни слова, так прошло
несколько минут - оба молча смотрели друг на друга.
Если Эрвин когда-то казался милым, красивым, молодым парнем, то от
облика той поры мало что осталось: он не был ни мил, ни красив, ни молод.
На Роя глядел худой, поседевший мужчина с исполосованным морщинами желтым
лицом. Лицо было хмурое, маловыразительное, неприязненное. В небольших
тусклых глазах не светились ни острая мысль, ни живое чувство. И видно
было, что Рой его не заинтересовал - он глядел на посетителя как на пустое
место, равнодушно, почти безучастно. Неприятный тип, подумал Рой, и
опасливой мыслью одернул себя: может, Эрвин все-таки телепат и поймет,
какое чувство вызывает в госте.
- Здравствуйте, друг Эрвин! - вежливо сказал Рой.
Приветствие не сразу дошло до больного. Он подумал, тусклые глаза
стали еще тусклей, потом хрипло отозвался:
- Не здравствую, как видите. - И снова подумав, добавил: - До
здравствования нескоро.
- Я заказчик твердых конденсаторов, - сообщил Рой. - Вы их делали для
плазмоходов, которые разрабатываются в моей лаборатории.
- Знаю, вы прилетели с Земли. Как вас зовут?
- Рой Васильев. По профессии физик.
Кривая улыбка медленно выступила на хмуром лице Эрвина.
- А по призванию - детектив. Не так ли? Кто не слышал о вас! - Он
отдыхал после каждой фразы. В глазах понемногу появилось что-то похожее на
интерес. Рой догадался, о чем Эрвин спросит, и терпеливо ждал. Эрвин снова
заговорил: - И сейчас с этим? Расследование, да?
- Нет, не с этим. Выполнение заказа - единственное, что меня
интересует. И когда нас уведомили, что на энергозаводе авария, я решил
слетать на Меркурий, чтобы воочию увидеть, каковы перспективы.
- И увидели? - Рою почудилась насмешка в бесстрастном голосе
больного.
- Увидел, что перспектив никаких. И с тем возвращаюсь.
Рой не сомневался, что Эрвину остается равнодушно поблагодарить гостя
за посещение и пожелать доброго пути. Разговор пошел примитивный - общие
фразы, ни одной нетривиальной мысли. Все люди, с какими знакомились они с
Генрихом, немедленно сообщали, что знают, какие братья знаменитые
дознаватели загадок. Генрих в таких случаях нервничал и сердился. Рой
холодно пожимал плечами, хотя и ему было бы приятней, если бы новые
знакомые показывали знание их научных работ, а не вспоминали, как они
распутывали чужие неприятности.
Эрвин мог бы отойти от шаблона, ведь если Рой явился расследовать
трагедию на энергозаводе, то главной фигурой дознания станет он, Эрвин
Кузьменко; и ему не следовало бы забывать о личной своей
заинтересованности в том, как будет официально изображено несчастье в
лаборатории твердых конденсаторов энергии. Он попросту слишком болен,
сказал себе Рой, в его состоянии все, кроме болезни, представляется
второстепенным.
Следующая фраза больного показала Рою, что он ошибается.
- Итак, вы возвращаетесь, - сказал Эрвин. - И плазмоход оставляете.
Чем же вы теперь займетесь, Рой Васильев?
- Тем у нас много, - заверил Рой. - Пусть это вас не беспокоит, друг
Эрвин. Подберем что-нибудь стоящее.
- Может быть, гравитационный генератор проникающих полей? Разве вы не
собираетесь доработать это великое изобретение академика Ивана Томсона? Я
слышал, Томсон был вашим другом. Верно?
Хотя Стоковский и предупреждал, что Эрвин способен узнавать чужие
мысли, и сам Рой готовился познакомиться с незаурядным телепатом,
неожиданность была слишком велика. Даже малейшего воспоминания о Томсоне
не явилось Рою, пока он сидел у постели Эрвина. И никому на Меркурии он не
говорил, что среди тем его лаборатории есть и такая: пригласив Роберта
Арутюняна, ассистента Томсона, довершить последнее исследование Ивана,
ставшее причиной его смерти. Об этом плане знал один Генрих, они вдвоем
прикидывали, на чем сосредоточиться, если плазмоход придется бросить на
полусвершении. Но то было на Земле, а не здесь.
- Почему вы молчите? - бесстрастно спросил Эрвин.
- Думаю, - сказал Рой. - Вы столь проницательны... Да, академик
Томсон был наш друг, мой и брата.
- Значит, генератор проникающих полей? Они же скользящие,
антипараллельные, экранирующие, охранные... Рекомендую остановиться на
термине экранирующие, он всего точней описывает физическую суть проблемы.
- И я того же мнения. И признаться, это меня удивляет...
На безжизненно желтых щеках Эрвина появилась живая краска, глаза
приобретали блеск. Он даже сделал попытку приподняться, но не сумел,
только выше поднял голову на подушке. И он говорил свободней, не запинался
на каждом слове - он явно начинал интересоваться разговором. Он сказал:
- Что удивляет? Что наши мнения совпадают? Они и должны совпадать,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг