2
Война шла плохо.
Вначале, конечно, мы побеждали. Патины разбили ламаров, захватили их
столицу Ламу, пересекли границу Родера, главного союзника Кортезии. Родеры
защищались упорно и умело: старая военная нация, неоднократно наводившая
страх на соседей, и теперь, после последней проигранной ими большой войны,
после трех десятилетий разоружения, показывала, что не потеряла ни
воинской доблести, ни мужества. Патины еще продвигались, но было ясно, что
без нашей помощи скоро остановятся. Наша армия пока стояла на границах, но
быстро сформированные дивизии добровольцев вступили в Патину и были готовы
вторгнуться в Родер: Артур Маруцзян пока медлил с приказом. Зато Амин
Аментола, президент Кортезии, не терял и часа. В портах Родера выгружались
оружие и солдаты заокеанской республики. В отличие от осторожного
Маруцзяна, бесцеремонный Аментола не камуфлировал хорошими словами
нехорошие дела - его солдаты так и назывались солдатами, а не
добровольцами, их соединениям присваивались армейские номера, а не
воодушевляющие наименования, как у нас.
После первых успехов в Адан, нашу столицу, съехались главы
дружественных держав - и победоносной Патины, и Нордага, и Великого
Лепиня, и Собраны. Даже Торбаш, политический ублюдок без армии и
промышленности, прислал своего главу, он именовался королем и носил
наследственный номер: Кнурка Девятый. Я о нем еще поговорю, этот тщедушный
мозгляк Кнурка Девятый имел в своей маленькой головке, как потом
выяснилось, гораздо больше мозгов, чем все правители союзных государств,
вместе взятые. В Адане устраивались торжественные приемы. Утренние
заседания сменялись вечерними банкетами. Артур Маруцзян произносил по три
речи в день. Речи были отличные - благородные принципы вселенского
содружества государств и ужасные угрозы врагам, которым, естественно,
предрекалось полное поражение.
Конференция союзников закончилась, главы государств разъехались, а на
фронте враги перешли в контрнаступление. Их отбили, они снова насели.
Заранее восславленная победа оборачивалась реальным поражением.
- Не понимаю, Андрей, - сказала как-то вечером Елена. - Где правда?
По стерео передают о продвижениях патинов вперед, а в продовольственных
очередях твердят, что наши оставляют завоеванные города.
- Передачи врут, слухи преувеличивают. На фронте города переходят из
рук в руки.
- Такая недостоверность! По-моему, надо говорить правду. Если
наступаем - значит, наступаем, и можно успокаиваться. Если бежим - значит,
бежим, и надо утраивать усилия.
- Ты не политик, Елена. Ты не умеешь врать. Правда - неэффективное
оружие для политиков. Во всяком случае, так привыкли считать.
- Ты прав, я не политик и никогда политиком не буду. Ненавижу ложь!
Меньше всего мы оба, она и я, могли вообразить, что уже немного
осталось до времени, когда мы станем политиками, и если бы кто сказал нам,
в какие фигуры мы превратимся в недалеком будущем, мы назвали бы его
безумным. Ни во мне, ни в ней не было ни черточки, ни атома того, что
могло бы закономерно разрастись в раковую опухоль величия. Мы были
средними людьми - и не собирались выплескиваться из обыденности. Все, что
свершилось дальше, произошло независимо от нас - командовали
обстоятельства, нам не подвластные.
Одно было хорошо для нас с Еленой в первые месяцы войны. Я стал рано
возвращаться домой. Если раньше разрешали засиживаться в лаборатории, и я
задерживался, сколько хватало сил - эксперименты шли трудно, - то теперь в
вечерние часы институт запирался, чтобы обезопаситься от проникновения
диверсантов ночью в здание, где оставалось лишь несколько сотрудников, так
нам объяснили. Я доказывал, что во время войны надо умножить старания, а
меня обрывали: директива обсуждению не подлежит, извольте подчиняться. Я
подчинялся, Елена радовалась: даже после свадьбы мы не проводили столько
времени вместе!
- Что говорят в очередях? - спрашивал я.
- Очень многое! И не всегда вранье. Две недели твердили, что уменьшат
мясную норму. И что же? На этот месяц вообще не будет мяса. Боятся, что
второго метеонападения не отразят, и тогда урожая не ждать. Как ты
думаешь, будет второе метеонападение?
- Генералы Аментолы не делятся с нами стратегическими планами.
Вообще-то наши метеогенераторные станции - предприятия надежные.
Я говорил о надежности метеогенераторных станций для успокоения
Елены. Они работали хорошо лишь в спокойных условиях - мира, а не войны.
Создание циклонов разработали неплохо, но вождение циклонов в атмосфере
относилось скорей к искусству, чем к технологии. Казимир Штупа еще до
войны говорил мне, что пойманного в сети тигра гораздо легче подчинить
своей воле, чем порожденный циклон: "Веду его с океана на степи для
умеренного напоения земли, а он над морем внезапно свивается в дикую бурю
и три четверти своих водных запасов обрушивает на воду же. Для каждого
циклона существует критическая масса и критический объем, сверх которых
они становятся неуправляемыми. Но каковы эти масса и объем, никто точно не
знает. В трудной ситуации полагаемся на интуицию".
Во время первого - неожиданного - метеонападения нашим метеорологам
удалось отразить удар. Привычка к технологической бдительности - без этого
можно потерять контроль над буйством воздушных масс - позволила нашим
метеогенераторам отогнать внезапно брошенный на нас циклон. Он слишком
быстро мчался, это насторожило дальние посты контроля. Буря бушевала всего
одну ночь. Уже к утру восстановилось чистое небо.
Зато на суше враги теснили нас. Соединенная армия кортезов и родеров
отогнала патинов и наших добровольцев от границ Родера, продвинулась в
глубь Ламарии, отбила Ламу. Война переламывалась в пользу врагов.
Я получил призывную повестку. Мне предписывалось немедля записаться в
добровольцы.
- Иду воевать, - сказал я Елене. - Мне присвоен чин
капитана-добровольца.
- Почему капитана? - Что я могу быть только добровольцем, она и сама
понимала. Артур Маруцзян тысячи раз говорил, что профессиональная армия у
нас большой быть не может: мы не воинственная страна. Не знаю, был ли в
мире хоть один дурак, кого он мог обмануть таким нехитрым враньем.
- Потому капитан, что три года назад выслушал курс военных наук и
прошел полевую подготовку, - напомнил я. - Без отрыва от лаборатории и по
своему добровольному решению, предписанному специальным приказом. Разве ты
не помнишь, что я в те дни почти не появлялся дома?
- Ты так часто забывал появляться дома, что я уже не помню причин -
добровольная ли военная подготовка или вынужденная задержка у лабораторных
механизмов. Между прочим, и я мобилизована. Буду синтезировать лекарства
на фармацевтическом заводе. Завтра в десять утра должна быть на месте
сбора.
- Мне в шесть утра. Даже поспать не дадут!
На утро на призывном пункте я повстречал моего помощника Павла
Прищепу. Его забрали от нас в начале войны.
- Андрей, беру тебя, - сказал он. - Я сформировал два добровольческих
батальона, с третьим отправлюсь сам. И знаешь куда? В дивизию "Стальной
таран". А ею командует мой отец. Уясняешь ситуацию?
- Ситуация прекрасная. Генерал Леонид Прищепа профессиональный
военный - все-таки гарантия от добровольческих ошибок и военного
невежества. А в качестве кого вербуешь меня?
- По нашей специальности - в радиодиверсанты. Дивизия отца оснащена
радиоимпульсаторами, резонансными орудиями и электроартиллерией. От Гамова
на складах ничего важного не утаить.
- Гамова?
- Гамова. Он теперь майор - зампотех отца. Прирожденный военный,
говорит отец.
Этот вечер, проведенный с Еленой, был последним перед расставанием.
Она уезжала в Адан на фабрику медицинских препаратов, я уезжал на запад, в
лесистые горы Патины. Я откинул штору и выглянул в окно - почудились
тревожные крики. Забон лежал в темноте - чтобы даже случайно не вспыхнул
где-нибудь свет, из уличных фонарей выкрутили лампы. В нашей квартире
раньше горели шестнадцать ламп, нам оставили четыре - по числу помещений.
Снаружи кричали мужчины, там дрались. Шум завершился призывом о помощи.
- Ночной грабеж, - сказал я. - Кого-то придушили или забили насмерть.
Нет ночи без разбоя. Надеюсь, ты одна не возвращаешься?
- Мы собираемся по пять, по шесть женщин. Еще недавно нас развозили
на служебных автобусах, но все автобусы объявили добровольным
пожертвованием фронту от нашего учреждения. И вместе с водителями увезли.
Мы сидели на диване. В распахнутое окно подмигивала красноватая
Капелла, крупная, недобрая звезда. Елена положила голову мне на плечо, я
обнял ее. Давно мы не чувствовали себя такими близкими.
- Завтра я уеду, и мы не скоро увидимся, - сказал я.
- Завтра ты уедешь, и мы не скоро увидимся, - повторила она.
3
Шел третий месяц моего пребывания в добровольной дивизии "Стальной
таран".
Заканчивалось оборудование главного электробарьера на склонах двух
лесистых холмов, нависавших над излучиной Барты - своенравной речки,
разделившей нас и родеров. Еще на отходе к этой реке мне удалось отбиться
огнем всех электроорудий от теснившего нас противника и занять эти
господствующие над местностью холмы. Два месяца мы только отступали. Но на
новой позиции были шансы задержаться надолго. Так я пообещал генералу
Прищепе и его заместителю Гамову - три дня назад, перед боем на Барте,
Гамов из зампотеха и майора был произведен в заместители командира и
полковники. Перемены в военной карьере Гамова мы отпраздновали энергичным
электроналетом на подвижные части противника. Враг оборвал свой натиск.
Это и дало нам возможность по-солидному выстраивать дивизионный
электробарьер.
Все орудия были надежно замаскированы. Баллоны со сгущенной водой -
главные наши энергоемкости - мы укрыли в котловане, в отдалении от
батарей. Я позаботился о безопасности энергосклада. Выход из строя одного
баллона со сгущенной водой обесточивал всю батарею. В соседней
добровольной дивизии "Золотые крылья" - она тогда занимала главную линию
обороны в тридцати километрах впереди нас - месяц назад взорвался
энергосклад. И только то, что в нем находилось всего два водобаллона,
спасло "Золотые крылья" от полного уничтожения. Мы с ужасом наблюдали, как
впереди взвился чудовищный столб дыма и пара и в нем неистовствовали
молнии. Вода, ставшая огнем и дымом, - страшное зрелище! Враги, конечно,
использовали свою удачу. Не буду острить, что "Золотые крылья" неслись,
как на крыльях, хотя эта острота переходила из уст в уста. Но отступление
"золотокрылых" после взрыва на энергоскладе иначе как паническим бегством
не назвать. Они обнажили фронт, и на нас навалились гвардейцы Родера. Из
дивизии второго эшелона мы внезапно стали передовой. И лишь то, что
генералу Прищепе не занимать было ни храбрости, ни умения воевать,
позволило нам удержать линию фронта. Мы отступали, фронт выгибался, но
оставался непрерывным. А в самый трудный момент генерал получил телеграмму
Комлина: Главнокомандующий приказывал немедленно отходить, чтобы не
попасть в окружение.
- Как реагируем на приказ маршала? - спросил офицеров Леонид Прищепа.
- Бросим радиограмму в мусорную яму! - первым откликнулся Гамов. - А
маршалу ответим, что после последнего метеоналета врага размыло все дороги
назад. И потому нам легче отбросить родеров, чем отступать перед ними.
- Так и действуем! - одобрил генерал.
Вот так мы и действовали: отбивали натиск родеров, потом отодвигались
на следующую подготовленную позицию.
Я поднялся на вершину холма. В стороне пролетел аэроразведчик врага.
Ничто не показывало, что нашу позицию обнаружили. Утро было свежее и
веселое. Внизу поблескивала Барта, до меня доносился тихий шелест
быстробегущей воды, огибающей мысок между двумя холмами. В небе медленно
передвигалась стайка белых облачков. Шла весна - нарядная и радостная. И
нарядность весны, и безоблачность неба, и веселый бег светлой Барты не
радовали, а тревожили. Самый раз было противнику ударить на нас. Каждое
утро начиналось с обстрела тяжелыми орудиями, с попыток сгустить в
дождевые тучи все облачка, какие можно было собрать в окрестностях.
Сегодня и помину не было таких попыток. Это предвещало нехорошее.
Ко мне подошел Павел Прищепа в капитанском мундире. Нас с ним тоже
повысили в званиях.
- Приветствую и поздравляю, майор! - сказал Павел.
- Приветствие принимаю, а поздравление - нет. Скорей приму
соболезнование, дела наши плохи.
- Тогда послушай передачу из столицы.
Он протянул мне свой карманный приборчик с записью утренних новостей.
Адан извещал страну, что на западном фронте положение ухудшилось.
Противник соединенными силами трех армий - Ламарии, Кортезии и Родера -
потеснил нас из Ламарии. Наши дивизии героически сопротивляются, но натиск
превосходящих сил врага не ослабевает.
- Ты поздравляешь с тем, что мы потеряли завоеванную Ламарию и скоро
потеряем союзную Патину? Я верно понял?
Диктор сообщил, что в боях дивизия "Стальной таран" генерала Прищепы
стала грозой противника. Ударные ее соединения под командованием
полковника Гамова неоднократно срывали наступление врага. Добровольцы
Прищепы и Гамова возвели неприступные бастионы на реке Барта. О них
расшибают лбы гвардейские полки Родера. Командирам всех дивизий и полков
надо взять в образец боевые действия старого генерала Прищепы и молодого
полковника Гамова.
- Что за вздор, Павел! Неприступные бастионы, о которые гвардейцы
Родера расшибают лбы! Они еще не атакуют, и пока неизвестно, кто кому
расшибет лоб. Кто передал сведения о нашей дивизии?
- Я передал, - радостно сообщил Павел. - И по прямому запросу маршала
Комлина. Он потребовал, чтобы я не поскупился на хорошие слова, лишь бы
они не слишком расходились с истиной. Я офицер исполнительный, на хорошие
донесения не скуп. Информация о нашей стойкости явилась для маршала
глотком кислорода в удушающей атмосфере.
- А восхваление Гамова? Нами командует твой отец, а не Гамов.
- Отец потребовал, чтобы я особо выделил Гамова.
Павел любил иронизировать, даже издеваться. Чрезмерное восхваление
Гамова давало отличный повод для насмешки. Но Павел не позволил себе и
слабой иронии. Генерал Прищепа стар, в недавнем бою едва не вывели его из
строя. И он думает о будущем армии. Война выдвигает талантливых
полководцев. Прищепа считает Гамова выдающимся офицером. Он верит, что
такие люди способны спасти нас от поражения.
- Но Гамов не командует армией. Он заместитель командира одной
дивизии.
- Он будет командовать армией, Андрей! И для этого должен раньше
стать известным всей стране. Неужели тебе непонятно?
Нет, я этого не понимал. Я научился уважать Гамова, видел его военные
способности - он стал душой нашей дивизии, - ценил его умение успокаивать
людей в опасной обстановке, воодушевлять в бою. Но военный руководитель
страны? Нет, таким я себе его еще не представлял. Гамов потом назвал меня
своим первым учеником и последователем. Павел Прищепа, командир разведки
добровольной дивизии "Стальной таран", с большим правом мог носить звание:
"первый ученик Гамова". Он сразу поверил в него.
- Какие еще новости, Павел?
- Пока никаких. Аэроразведка не показала сосредоточения противника на
нашем участке. Ты тревожишься?
- Очень! Меня пугает безоблачность неба, тишина... Слышишь эти звуки,
Павел?
- Птицы поют. Это плохо?
- Ужасно! Столько дней мы не слышали птиц! Когда запускают
метеогенераторы, птицы немеют, звери замирают. Врагу самый раз напасть на
нас, пока мы не укрепились на этом берегу. Так бы сделал любой грамотный
военачальник. А они бездействуют!
- Известий об их действиях нет, - повторил Павел.
- На войне отсутствие новостей - очень неприятная новость, - сказал я
со вздохом. - Пойдем в штаб.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг