И началось! Кто о чем. Вспомнили даже то, что было в седые времена, и все
это приписывали белому рыцарю.
Больше других возражал белоголовый парень.
- И не спорьте, дядюшка Шарло! - кричал он. - Вот, к примеру, человек
всегда поможет в беде ближнему, а этот - хоть подохни! А однажды он проехал
мимо деда с внуком - те в реку свалились - и не вызволил, пропадайте, мол,
как хотите!
- Ты это сам видел, Жан?
- Да нет... Говорили.
- Вот видишь - говорили. Ты не больно-то слушай такие речи. А ежели кто в
чем сомневается, так давайте проверим, таков ли он?
- Как это?
- Да так. К примеру, я буду за старика. Чем не старик: борода седая,
морщины, как у сморчка, и сам сухой, что тебе жердь. А ты, Жан, пойдешь за
сына или внука.
И что же мы будем делать?
- Скажу чего. Только слушайся меня, как своего сеньора, и все будет ладно.
Парень лукаво почесал за ухом.
- А может, я боюсь, дядюшка Шарло. Сперва вы мне скажите, а уж там
поглядим.
- Экий ты, брат! - засмеялся лесник. - Такой великан, ярд в плечах, и
боишься! Да на тебе пахать в пору!.. Тю, стыд какой! - Бовье брезгливо
поморщился и отмахнулся от Жана, словно от чумного. Потом хитро посмотрел на
парня: - Ладно, не красней, будто девица. Порешим так: побредем мы с тобой
потихонечку по тропинке, что ведет к роще. По левую руку от мостков, как раз
посредине реки, есть мелкое место. Вот туда мы и прыгнем - я будто свалюсь,
а ты будто выручать меня. Понял?
- Так ведь как не понять. Жан снова почесал за ухом. - А после суши штаны
да рубаху. Небось староста понаделает плетью дырок на моей шкуре!
- Не робей. Уговорю твоего старосту.
- Ну, если уговорите... А чего после, как прыгнем?
- После ты, Жан, станешь орать, чтобы нас, значит, спасали. Парень весело
тряхнул лохматой головой.
- Ох, и выдумщик вы, дядюшка Шарло! Представление да и только!
- Дело ли ты замыслил, Шарль? - сказал старый крестьянин. - Слыхал я, с
ним шутки плохи.
- Да он уж и сгинул! - загалдели мальчишки.
Лесник опешил:
- Кто сгинул?
- Да рыцарь-то ваш!
- Вот беда... Куда ж это он? - Дядюшка Шарло растерянно огляделся, и
глаза его снова оживились. - Никуда не сгинул: вон с полей возвращается!..
Ну-ка, босоногие, марш отсюда, чтоб ни одного рыцарь не приметил! А мы с
тобой, Жан Великан, поплетемся к мосткам, как, только Скиталец подъедет к
тропинке.
- Смехота! - хмыкнул Жан. - Я хоть рубаху сыму: жалко ведь...
- Сымай, сымай, - нахмурился старый Бовье. - И штаны сымай, и башмаки!..
Вон какой вымахал, под стать тому дубу, а соображения - что тебе у воробья!
- Вы чего, дядюшка Шарло?
- "Чего", "чего". Не купаться идешь, дурень, - дело делать!.. Дошагав до
середины моста, лесник притворился и дрогнувшим голосом пробормотал:
- Пресвятая дева... а у меня и впрямь голова кругом пошла! - Бовье
покачнулся вправо, влево, ноги у него подкосились - и он грохнулся в воду.
Парень дико закричал и, забыв про свою рубаху, бросился вслед за ним,
ухватил его руку, потом сгреб за плечи - с такой силой, что дядюшка Шарло
сам взвыл от боли.
- Да полегче ты, медведь! - простонал он. - Я ж живой! Жан от радости
сдавил его еще сильнее.
- Храни вас господь, дядюшка Шарло!
- Чего, чего скалишься? Забыл, что делать надо?
- А чего?
- Ори. Парень заорал.
- Так одни коровы мычат, - рассердился лесник. - Ори громче!
- Спаси-ите! - закричал парень во всю глотку. - Тону-у!
- Подходяще, - заметил дядюшка Шарло. - Ори еще.
Но больше орать не пришлось: к ним во весь опор мчался на своем
белоснежном коне Скиталец. Остановившись на мгновение посредине моста и
поняв, что оттуда не достать, он выехал на берег, спешился, хотел протянуть
копье, но оно оказалось коротким. Отыскав три не слишком толстых бревна, он
сноровисто перехватил их гибкими ветвями и, столкнув в воду, приказал парню:
- Берите конец, молодой человек, и помогите вашему дедушке взобраться на
бревна!
- А я как же? - отчаянно спросил Жан. - Я же не умею плавать! Рыцарь не
ответил. Привалил конец плотика большим камнем и вошел в воду, чтобы довести
Бовье до берега.
- Теперь вы, - спокойно сказал он. - Держитесь за бревна. Жан всей грудью
навалился на шаткий плот. Откинув камень, Уайт медленно подвел бревна к
берегу. К речке подошли крестьяне, ребятишки и молча смотрели, как дядюшка
Шарль с Жаном отжимали на себе одежду, как бежали потоки воды из доспехов
рыцаря. Отряхивая бороду, старый лесник усмехнулся:
- Самое потешное, что я и плавать-то не умею...
- Так и я тоже! - нервно засмеялся Жан.
- Ну вот. А я думал - в крайности поможешь! - Лесник низко поклонился
Белому Скитальцу: - Да хранит вас господь, сударь! Если б не вы...
- Если бы не я, вам помогли бы крестьяне, - скромно отозвался рыцарь. -
Просто я оказался ближе всех. И все же благодарю судьбу, что это
посчастливилось сделать именно мне.
- Посчастливилось, сударь?
- Да. Посчастливилось. - Уайт приблизился к коню. - Ну что ж, поехали,
Тру?
- Куда вы, сударь? - удивился дядюшка Шарло. - Хоть обсохните маленько! И
потом, мне почудилось, будто вы... нездоровы: полдня просидели на одном
месте!
Рыцарь кивнул:
- Да, я болен, добрый человек. Болен воспоминаниями.
- Чем, чем, сударь?
Скиталец навел на старого Бовье свою черную щель шлема, но ничего не
ответил. Снова повернулся к коню и похлопал его по шее латной перчаткой.
Лесник взглянул на крестьян - те беспомощно пожимали плечами, почесывали
затылки.
- Сударь, - вдруг осенило дядюшку Шарло, - не пойти ли вам со мною в лес?
Вмиг всю хворь как рукой снимет! Живу один, а вдвоем-то куда веселей! -
Подметив задумчивость рыцаря, он горячо добавил: - Отдохнете, сударь,
оглядитесь, наберетесь сил, а там видно будет. Еды на двоих всегда хватит,
да и коню корма найдется.
С минуту длилось напряженное молчание.
- Спасибо, - наконец сказал рыцарь, и темный провал над забралом словно
просветлел. - Если вы в самом деле не против, я, пожалуй, побуду в лесу дня
два.
- Вот и ладно! - оживился дядюшка Шарло. - Малость пообсохнем - ив
дорогу. Вдвоем-то оно всегда веселей!
Белый Скиталец повернулся к своему коню и тихо поправил:
- Втроем, добрый человек.
СООБЩЕНИЕ ДЕВЯТОЕ,
где говорится о том, что значит вовремя чихнуть, и еще о добрых глазах и
о лесном озере, которое очень похоже на зеркало
Через два дня Уайт не ушел. Не ушел он и через неделю, и лесник -
добрейшая душа - не скрывал своей радости. Уже на третье утро рыцарь сам
напросился в обход, начинал интересоваться жизнью растений, задавал массу
вопросов, и Бовье, не привыкший много говорить, почувствовал, как у него
устал язык и пересохло во рту.
А однажды вечером после длительного молчания Уайт вдруг сказал:
- Вы даже не представляете себе, дядюшка Шарло, какое большое дело
делаете. Вы, по сути, предтеча... Вы не ограничиваетесь обязанностями просто
лесника, вы делаете больше - охраняете лес: заботитесь о жизни каждого
дерева, вовремя убираете безнадежные, больные растения и сухостой. Все это
ох как верно - как сама истина...
Бовье настороженно прислушивался к словам Уайта. Присел на край табурета
и замер. Даже глиняная кружка в его узловатых пальцах остановилась на
полпути к губам. В маленькой комнатке повисла тишина. Огонь факела лениво
колыхался из стороны в сторону. Стоявший при входе кувшин с настоем ивовой
коры временами доносил горьковатый запах.
Старый Бовье покашлял и наконец не спеша, с заметным беспокойством
отхлебнул из кружки.
- Что-то плохо я понял тебя, дружок, с твоими иноземными словами, -
произнес он, морща лоб. - Ну да ладно. Творю ли доброе дело - не мне судить.
Просто люблю лес, - это скажу тебе точно. А вот передохнуть тебе малость
надо бы: притомился. Да и ночь на дворе...
Дни бежали быстро - интересные, непохожие один на другой. Всякий раз
дядюшка Шарло рассказывал что-нибудь новое - о деревьях, словно о живых
существах, о жизни и повадках птиц и зверей. Как-то, бродя по лесу, старый
Бовье выбрал живописную лужайку и присел под каштаном. Пригласил отдохнуть и
Уайта.
- Сдавать стал, - застенчиво пояснил он, снимая шляпу и утирая пот со
лба. - Раньше-то, бывало, эту дорожку ходил весело и споро, а теперь - сам
видишь... Н-да, годочки берут свое, дружок. Берут!
Он хрипловато вздохнул, утер полой камзола лицо и шею.
- Напиться не хочешь ли? А то тут рядом озерко есть.
- Это то, круглое?
- Оно самое. Запомнил?
- Конечно... А я, кажется, и в самом деле захотел пить, - с каким-то
удивлением произнес Уайт. - А вы, дядюшка Шарло?
- Э, нет, дружок: чем жарче день, тем меньше пью, все одно потом выйдет.
Хотя ведь и от пота польза есть: кожу прочищает.
Он провел мозолистой ладонью по лбу, по щекам, посмотрел то ли на небо,
то ли на кроны деревьев, потом заговорил снова - тихо, с паузами, понурив
голову.
- Давненько уж мы вместе. Дело теперь знаешь не хуже меня... на редкость
понятливый оказался. Даже поверил, что деревья живые, такие же живые, как
человек: они, как люди, рождаются, растут и умирают... Так что в крайности
заменишь меня. Никому больше лес не доверю!.. Ну, а водички-то испить
хочешь? - перебил он себя.
- Да нет, после, дядюшка Шарло. Еще успею.
- Гляди. Сам себе сеньор... Так вот я и говорю: чудной ты какой-то, Уайт.
По всему видать - не из простых: вон какие латы да камни на шлеме! Не иначе,
в немилости оказался. С твоей-то смекалкой да сноровкой не по лесу ходить
пристало, а во дворце иль в крайности в каком знатном замке сидеть надобно.
Уайт смущенно засмеялся:
- Ничего мне этого не надо: я никогда не стану выше того, что хочу.
- А чего же ты хочешь?
- Немногого. - Уайт поднялся и стал задумчиво поглаживать ствол каштана.
- Хочу любить вот их, хочу любить людей. А во дворце ничего этого у меня не
будет.
- Вот я и говорю: чудной, - убежденно повторил лесник. - Толковый, добрый
- верно. Но - чудной... Много в тебе туману, дружок. Опять же долго ли
будешь таскать на себе эти железяки, будто проклятый небом. Себя не жалко,
так лошаденку пощади!.. Ну, понимаю, не дурень: что-то там такое с лицом. А
все прочее?
- Я уж вроде и привык, дядюшка Шарло, - сказал Уайт. Бовье грустно
усмехнулся в бороду:
- О том ли толкуешь, дружок? Пора бы уж нам быть попрямодушнее. Или я не
прав? Ежели считаешь, будто напугаюсь чего или не пойму всех твоих
тайностей... Может, и бестолков в таких-то делах - бог простит! - но разве ж
в том суть? Разве ж, увидав твои тяжкие шрамы, стану другим? Да не может
такого статься!.. Я полюбил тебя, как сына родного, со всеми твоими
болячками и секретами...
- Спасибо... - У Уайта, кажется, дрогнул голос. - Спасибо, дядюшка Шарло!
Я очень... впервые...
- Э, да чего там!
Старый Бовье заморгал и стал старательно отряхивать штаны, потом долго
смотрел в сторону, прежде чем заговорить снова.
- Ну вот тебе мой сказ, дружок: не таи в себе это - скинь половину своих
бед на мои плечи, выдержу!.. Одному-то трудновато сладить, вдвоем легче... А
неприглядности своей стыдиться не надо. Главное ведь в человеке душа. А душа
у тебя - любой позавидует. - Бовье медленно поднялся. - Пошли, что ли?
Он прикрыл лицо ладонями и внезапно чихнул.
- К чему это я?.. Ах, да! Глаза у тебя, дружок, - хорошие глаза!
Любовался утречком, как солнышко вставало. А оно, ясное, заглянуло прямо в
эту черную дыру в шлеме - и будто два камня драгоценные.
- Там, где у вас? - тихо, с недоверием спросил Уайт. И еще тише: -
Глаза... у меня?
- А то у кого ж. Хоть бы забрало это проклятое поднял - грех прятать от
людей такое богатство!
На мгновение Уайт замер. Потом провел перчаткой по щели над забралом,
провел еще раз - и вдруг бросился в чащу, шурша ветвями плотного кустарника.
- Куда ж ты? - ничего не понимая, спросил Бовье. - Да погоди же, куда ты?
"Не иначе, беда", - решил он. Продравшись сквозь кусты, он вышел к
лесному озеру и судорожно обхватил рукой дерево. Уайт стоял на коленях на
самой кромке берега и осторожно, с заметным недоверием и боязнью поднимал
забрало, потом чуть подался вперед, чтобы яснее увидеть свое отражение...
Бовье растерялся, не знал, что делать. Его обуял страх, когда Уайт с усилием
снял шлем и нагнулся к самой воде. И тут же по лесу разнесся торжествующий
крик:
- Я вижу!
- Чего... чего ты такое толкуешь? - Лесник с тревогой следил за ним, не
решаясь приблизиться. - Ты отступи, отступи от воды-то, чего прилип!
- Я вижу, дядюшка Шарло!
- Отступи, говорю! Тут с твоими железками - сразу на дно!
- Я вижу! Без шлема вижу!
Уайт оглянулся. Старый Бовье увидел чистое молодое лицо с едва
пробивавшимися усами и счастливые карие глаза, излучавшие любовь ко всему
миру...
СООБЩЕНИЕ ДЕСЯТОЕ,
последнее, в котором передается откровенный ночной разговор и выясняется
причина ухода Белого Скитальца и Тру
Заболел старый Бовье. Свалило его быстро - за четверть часа до
возвращения Уайта из леса. Еще хорошо, что в тот момент пришел белоголовый
Жан, не растерялся, донес лесника до постели.
- Что с ним? - с тревогой спросил Уайт, едва перешагнув порог. Жан громко
всхлипнул:
- Кончился...
Лицо Бовье казалось восковым, резче обрисовались скулы, глаза были
закрыты.
- Луна взошла?
- Что... сударь?
- Луны, говорю, не видно еще?
- Н-нет, сударь...
Уайт колебался лишь мгновение, И все же решился: сбросил с Бовье камзол,
сосредоточился. Железные руки плавно прошлись над телом лесника, на кончиках
пальцев чуть слышно потрескивали слабые искры. Жан не мог сдвинуться с
места, неведомая сила словно приковала его к стене. Он со страхом следил,
как над дядюшкой Шарло все четче обозначался непонятный округлый полог,
выросший будто из осколков подсвеченной изнутри слюды. А Уайт все водил и
водил руками - медленно, плавно - от головы до ступней старика. Но вот он
выпрямился и, взяв свой шлем, чуть покачиваясь, вышел из дома. Жан слышал,
как с лязгом поднялось забрало и как тяжко, вроде со стоном, вздохнул
рыцарь... Зачем он снова надел свой шлем? Не собирается ли уйти в такой-то
скорбный час?.. И что это за странный полог, к чему он тут?.. Ох, пресвятая
дева! Уж не колдовство ли это? Не козни ли сатаны?
Едва перекрестившись, Жан выбежал на крыльцо и обомлел: рыцарь сидел,
уткнувшись головой в перила.
- Су... сударь...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг