буду называть разумных обитателей Зурганы - садился за столик и пальцами
нажимал разноцветные клавиши. Он словно играл на клавишном музыкальном
инструменте. Аппарат настолько чуток, что на кристалле в цветах, в их
трудноуловимых оттенках воспроизводил душевное настроение человека. Каждое
слово наполнялось не только логическим, но и лирическим, эмоциональным
содержанием. Таким образом, каждая фраза, запечатленная в гармонии цветов,
захватывает, чем-то волнует, производит впечатление какой-то неземной
музыки - то радостной, то торжественной, то печальной - в зависимости от
настроения человека, сделавшего запись. Но о цветовой музыке немного позже.
- Все это очень интересно,- задумчиво проговорил Кашин. Он был серьезен и
больше не подтрунивал над Хрусталевым.- И все это так фантастично, что с
трудом верится. Но кристалл! Он убеждает меня, заставляет верить. Кристалл
действительно любопытный. Как он попал к тебе?
- Как попал, спрашиваешь? Случайно попал. Летом прошлого года, как вы
знаете, я проводил отпуск у себя на родине, в Красноярском крае. Как-то я
пошел на охоту и забрел в небольшую деревню, затерявшуюся в тайге. Она
расположена в ста километрах к югу от Подкаменной Тунгуски. Заночевать
пришлось в избушке старого охотника Вавилова. Утром мы вместе отправились
на охоту. Зашли очень далеко и сделали привал на небольшой поляне, на
которой рос раскидистый могучий кедр. Вавилов рассказал случай, который
произошел с его отцом здесь, на этой поляне, свыше восьмидесяти лет назад.
Из его рассказа я догадался, что это случилось 30 июня 1908 года, в день
падения Тунгусского метеорита. Вавилову-старшему было тогда 17 лет.
Охотясь в лесу, он неожиданно увидел в небе огненный шар, пролетевший на
север. Затем в небе он заметил какую-то медленно опускающуюся точку.
Скорость ее стремительно нарастала. И вдруг почти к самым ногам упал
какой-то предмет, напоминающий небольшой ящичек или шкатулку. Вавилов взял
ящичек, но тут же, вскрикнув от боли, выпустил из рук. Ящичек был горяч,
как уголь, взятый только что из костра. В тот же миг ослепительная вспышка
заставила Вавилова закрыть руками глаза. Ему показалось, что в тайгу,
совсем рядом, упало солнце. Когда он открыл глаза, то с любопытством и
страхом осмотрелся вокруг. Ничего не изменилось. Тайга имела обычный вид.
Вавилов подождал, пока остынет ящичек, и снова взял его. В этот момент
раздался оглушительный грохот. Воздушной волной Вавилова сбило с ног.
Оглушенный и испуганный, он пролежал, заткнув уши, около четверти часа. В
тайге бушевал ураган, трещали деревья. Когда Вавилов, наконец, встал, ему
показалось, что тайга чуть поредела. И в самом деле, у многих деревьев
верхушки и ветви были сломаны. Со страхом взирая на ящичек - причину, как
ему казалось, всех непонятных и грозных явлений, он подошел к разл
апистому кедру и сунул ящичек в дупло. Там он и пролежал более
полустолетия. Потом отец показал его сыну и положил на место.
Выслушав рассказ Вавилова, я подошел к кедру, сунул руку в дупло и
действительно нашел в трухе ящичек, напоминавший небольшую шкатулку,
сделанную из неизвестной пластмассы. Вавилов разрешил мне взять с собой
этот напугавший в детстве его отца ящичек. Вернувшись с охоты, я попытался
открыть шкатулку, но не смог, так как поверхность ее была немного
оплавлена. И только дома, в Москве, я с трудом открыл шкатулку и увидел
кристалл.
- И ты заинтересовался им как геолог? - спросил Дроздов, слушавший
Хрусталева с нескрываемым любопытством. Его обычной апатии и
невозмутимости как не бывало.
- Ну, конечно, я же геолог! - воскликнул Хрусталев.- Пляшущие цвета
поразили меня, а сам кристалл не походил ни на один земной минерал. В
шкатулке я обнаружил небольшой осколок кристалла. Я тщательно осмотрел
кристалл и нашел его в полной сохранности. Создавалось впечатление, что
осколок положен специально. Но зачем? Ответ напрашивался сам собой: для
того, чтобы произвести анализ кристалла, не нарушая его целости. Я так и
сделал. Вот что дал анализ: углерод - 53 процента, азот - 19, кремний -
12, магний - 10 и золото - 6 процентов. Итого - пять элементов.
Вглядываясь в загадочные пляшущие цвета, я словно почувствовал звучание
какой-то музыки и смену моего собственного настроения. Я переживал то
страх, то радость, то грусть. И тут меня ошеломила догадка: на кристалле
огненными знаками записаны какие-то сведения. Я, конечно, тогда еще и не
думал, что кристалл - дневник астронавта. Но начал предполагать, что все
это связано с тайной Тунгусского метеорита. Но как расшифровать эти
сведения? Я тщательно изучал запись на кристалле, особенно начало, и
уловил некоторые закономерности. А именно: вначале шли пять огненных
знаков, разделенных небольшими паузами. Эти пять серий повторялись трижды.
Затем длинная пауза, за ней - целая группа серий. В ней наряду с другими я
уловил уже знакомые мне серии. Я начал сообра жать: пять серий,
разделенных небольшими паузами,- это пять слов, а целая группа серий - это
уже фраза. И тут меня осенила еще одна счастливая догадка. Пять слов - это
пять элементов, из которых состоит кристалл: углерод, азот, кремний,
магний и золото. А фраза, повторенная дважды, должна была, на мой взгляд,
переводиться так: "Этот кристалл состоит из пяти элементов - углерода,
азота, кремния, магния и золота". Таким образом, у меня было что-то вроде
ключа к неведомому языку.
- Молодец, Сергей! - воскликнул Кашин и добавил со своей обычной
добродушной иронией: - Я давно подозревал, что ты смышленый малый.
- Вот именно,- усмехнулся Хрусталев.- То же самое, только иными словами,
сказал и Хабанов. Это мой приятель - очень способный лингвист из института
языкознания. Дело в том, что один я не смог бы расшифровать запись и
попросил помочь мне Хабанова. Я ему все рассказал, и он одобрительно
отозвался о моей догадке: пять слов - пять элементов кристалла. Но своей
особой заслуги я не вижу. Ведь я уже знал, что кристалл состоит из пяти
элементов. И догадаться было нетрудно. Вся материя Вселенной состоит из
одних и тех же элементов, записанных в таблице Менделеева. Предположим,
что житель другой планеты захочет научить нас своему языку. Он постарается
дать к нему ключ. И начнет, конечно, с элементов - с этого универсального
языка Вселенной.
Цветные знаки кристалла мы с Хабановым сняли на цветную пленку. Хабанов
часто брал ее с собой в институт языкознания, чтобы поработать там,
привлекая на помощь компьютер. Эта машина специально запрограммирована на
расшифровку языков. В общем, не буду рассказывать о том, как мы работали,
чтобы узнать морфологию, синтаксис, весь строй неземного языка. Скажу
сразу, что через некоторое время мы имели перевод дневника астронавта.
Правда, еще далеко не совершенный. В тексте было немало пропусков, неясных
мест. Ведь в дневнике говорится о понятиях и явлениях, совершенно
неизвестных на Земле. Я продолжал работать над текстом дневника, чтобы
приблизить его, так сказать, к земным условиям. О многом мне пришлось
догадываться, а многое - просто домысливать. Поэтому не удивляйтесь, что в
дневнике неземного астронавта так много земных понятий, образов и
представлений.
- Вот теперь ясно, что за рукопись ты начал читать,- проговорил Дроздов.-
Неясно пока одно: почему космический корабль не мог совершить посадку?
Почему он взорвался в самый последний момент?
- Справедливые вопросы,- одобрительно сказал Хрусталев.- Станислав Лем,
Казанцев и другие писатели-фантасты, а также те ученые, которые
поддерживали их романтическую гипотезу, утверждали, что астронавты хотели
совершить посадку, но не смогли. Корабль взорвался над тайгой в самый
последний момент якобы из-за технических неисправностей. Это было,
пожалуй, самое уязвимое место их гипотезы. Ведь чем совершеннее техника,
тем она надежней. Поэтому трудно и даже невозможно предположить, что такое
чудо техники, как звездолет, взорвался, словно старый паровой котел Джемса
Уатта. Почему же все-таки взорвался корабль? Все станет ясно, если скажу,
что капитан корабля мог совершить посадку, мог, но не захотел. Хотя
посадка на Землю и была целью экспедиции. Но капитан корабля боялся, что
посадка на тысячелетия задержит прогресс земной цивилизации. Поэтому он
сам взорвал звездолет, сам уничтожил себя и всех членов экипажа.
- Сам?! - воскликнули Дроздов и Кашин.- Невероятно!
- Между тем, это так. Когда я прочитаю дневник до конца, вы поймете, что у
астронавта не было иного выхода.
- Твоя гипотеза довольно занимательна,- сказал Дроздов.- Но как ты
объяснишь один удивительный факт: космическое тело взорвалось, даже не
коснувшись Земли. Признаюсь, для меня, сторонника метеоритной гипотезы,
причины этого явления неясны. Не может объяснить этот факт и романтическая
гипотеза. Ведь если корабль погиб из-за технической неисправности, то он
должен был взорваться, ударившись о Землю. Однако взрыв произошел на
сравнительно большой высоте.
- Этот действительно удивительный факт хорошо объясняет мой вариант
романтической гипотезы,- сказал Хрусталев и, улыбнувшись, добавил: -
Кстати, когда я дочитаю дневник, вы все же согласитесь, что моя точка
зрения уже не гипотеза, а факт. Утверждаю, что звездолет был абсолютно
исправен. Капитан корабля относился с исключительным уважением к
инопланетным цивилизациям, и он не хотел взрывом причинить вред биосфере
Земли. Поэтому, пролетев над сибирской тайгой на высоте нескольких
километров и сбросив свой д невник, он в районе Подкаменной Тунгуски, как
я пред полагаю, сделал попытку повернуть вверх и взорвать корабль за
пределами атмосферы.
- И что же ему помешало? - спросил Кашин.
- Ему помешали члены экипажа. Когда капитан делал поворот, они в его
действиях почувствовали что-то неладное и набросились на начальника
экспедиции. И капитану ничего не оставалось, как немедленно взорвать
корабль.
- Это уж совсем любопытно! - воскликнул Кашин.- Тогда читай. Фантастика
это или нет, но мы готовы слушать.
- Но перед этим посмотрите, как выглядит в цветных знаках хотя бы начало
дневника. Цветная запись на кристалле передает не только смысл речи, но и
самое затаенное настроение астронавта. Она совершенна и музыкальна, в
буквальном смысле музыкальна.
Хрусталев открыл шкатулку. Через минуту кристалл заискрился, запламенел
многоцветными знаками. В чередовании и интенсивности цветных знаков
Дроздов и Кашин почувствовали что-то тревожное. И вдруг им почудилась
какая-то музыка, какие-то певучие, волнующие звуки. В них послышалось
чувство такого одиночества и скорби, что все вздрогнули.
- Что это? - спросил Кашин.- Почему такая скорбь?
- Дальше вы все поймете, когда я прочитаю дневник,- сказал Хрусталев,
закрывая шкатулку.- Это лишь начало. Не весь дневник написан в таких
трагических и скорбных тонах. В нем много ликующих красок и звуков. И
вообще весь дневник в целом звучит как гимн, как радостная,
жизнеутверждающая музыка. А теперь наберитесь терпения и слушайте.
Хрусталев зажег погасшую папиросу, раза два затянулся и, придвинув
рукопись, принялся за прерванное чтение.
Глаза Сэнди-Ски... Я лишь мельком заглянул в их глубину. И они мне
почему-то не понравились, что-то чуждое отразилось в них. В чем дело?
Встревоженный, я встал с кресла.
- Что с тобой, Тонри? - спросил Сэнди-Ски.
В его словах было неподдельное участие. Да, с таким нежным участием мог
обратиться ко мне только мой друг Сэнди-Ски. И все же мне не хотелось
остаться сейчас наедине с ним.
- Видимо, устал, Сэнди,- проговорил я как можно спокойнее.- Я же не
отдыхал после торможения. Пойду к себе в каюту.
- Конечно, отдохни...
Я вышел и попал в соседнюю рубку - рубку управления. Члены экипажа успели
отдохнуть и приступили к своим обязанностям. Над приборами пульта
управления склонилась тонкая и длинная фигура пилота Али-Ана. Рядом, у
главного электронного мозга, возился аккуратный и трудолюбивый, как
муравей, бортинженер Рогус. Он взглянул на меня и улыбнулся.
У меня не было желания с кем-либо разговаривать, и я постарался поскорее
уйти в кают-компанию. Там никого не было. Спустился по лестнице в коридор,
по обеим сторонам которого расположены наши каюты - святая святых каждого
участника экспедиции. По нашим обычаям, в каюту никто не заходит без
особого приглашения хозяина, никто не мешает заниматься научной работой,
отдыхать, слушать музыку, читать. Вместе собираемся лишь в кают-компании.
Я закрылся в своей каюте и сел за клавишный столик. Что меня, собственно,
встревожило? - спрашивал я себя.- Глаза Сэнди-Ски? Да я их и не рассмотрел
как следует. Но вот Рогус... Минуту назад, когда я проходил через рубку
управления, Рогус обернулся ко мне. На его некрасивом лице появилась
обычная по-детски бесхитростная улыбка. Но сейчас, вспоминая эту улыбку, я
подумал, что она не такая уж простая и бесхитростная. На какой-то миг в
ней проскользнуло нечто наглое и торжествующее.
"Неужели? - обожгло вдруг страшное подозрение.- Неужели Рогус и Сэнди-Ски
- это те... из банды Вир-Виана?" - Я встал и начал ходить из угла в угол.
"Какая чепуха! - говорил я себе.- Какая нелепая мысль! Как они могли
появиться на корабле? Вздор! Просто в последнее время у меня расшалились
нервы и стала мерещиться всякая чертовщина".
Снова сел за клавишный столик и, чтобы успокоиться, решил продолжать свой
труд о цефеидах. Но работа не клеилась...
Это было вчера. А сегодня еще раз попытался, но безуспешно. И вот вместо
научного труда на новом кристалле я пишу сейчас этот странный дневник.
В каюте раздался трехкратный мелодичный звон. Я взглянул на часы. Через
полтора часа начнутся на корабле новые сутки. Через полтора часа спать...
А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в каюткомпании. Мой
помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все
станут высказывать свои мнения, строить планы на завтра. А под конец
Лари-Ла будет рассказывать свои забавные истории.
Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за
много лет межзвездного полета, не хотелось идти туда. Но надо идти...
...Сейчас члены экипажа спят. Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из
кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там
произошло сегодня вечером.
Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах.
- Как самочувствие, капитан? - послышались участливые голоса.
Я успокоил всех, сказав, что отдохнул хорошо и что самочувствие, как
всегда, отличное.
- Начинайте доклад,- обратился я к Али-Ану.
Али-Ан встал, вышел на середину каюты и с минуту молчал, собираясь с
мыслями. Я уважаю этого поразительно хладнокровного пилота, умного и
волевого. Высокий и стройный, он был бы красив, если бы не сухое и
несколько надменное выражение лица. В противоположность Лари-Ла и
Сэнди-Ски, он постоянно строг и серьезен. Лишь изредка на его бледных
губах появляется тонкая улыбка, острая, как клинок. И вообще Али-Ан
холоден и логичен, как учебник геометрии. Никаких эксцентричностей,
никаких причуд, как у Сэнди-Ски. Но и взлетов никаких. "Под таких, как
Али-Ан, очень легко и с большим совершенством подделываются молодчики
Вир-Виана",- подумалось мне. Но я постарался отогнать эту вздорную мысль.
- Сегодняшний день,- начал Али-Ан,- самый знаменательный, переломный в
нашей экспедиции. Мы произвели торможение на дальних подступах к планетной
системе - цели нашего полета. Все члены экипажа чувствуют себя
удовлетворительно. Механизмы и приборы в полной исправности. До орбиты
самой близкой к нам планеты осталось около десяти дней полета на
межпланетной скорости. Начинаем готовиться к посадке на планету. А на
какую планету - об этом полезно выслушать мнение планетолога Сэнди-Ски.
Вот и все. Али-Ан, как всегда, краток и точен.
Сэнди-Ски встал и начал крупными шагами ходить по кают-компании. Я
посмотрел на его горящие вдохновением глаза, на его оживленное лицо - и
мне стало стыдно за свою мнительность.
- Нам повезло,- остановившись, заговорил Сэнди-Ски.- Чертовски повезло. Я
просто не ожидал, что мы найдем здесь такую необычайно сложную и богатую
систему. Вокруг центрального светила вращаются девять планет. Девять! И у
многих - спутники.
Жестикулируя, Сэнди-Ски кратко, но живописно охарактеризовал каждую
планету. Он еще больше оживился, когда стал под конец рассказывать о
жемчужине системы - о планете Голубой.
Я с любопытством взглянул на нашего биолога и врача Лари-Ла. Как он
воспримет весть о богатой биосфере Голубой?
Добродушный толстяк Лари-Ла обычно не сидел, а полулежал в свободной,
ленивой позе. Но сейчас он, упира ясь руками в подлокотники глубокого
кресла, привстал и с живейшим интересом слушал планетолога.
- Что? - прошептал он.- Зеленая растительность? Органическая жизнь?
Он вскочил и начал кружиться вокруг Сэнди-Ски.
- Это же здорово! - восклицал Лари-Ла, размахивая руками. Хлопнув по плечу
Сэнди-Ски, он сказал: - Ну, дружище, ты меня обрадовал. Наконец-то я
займусь настоящей работой. Как я устал от безделья!
Лари-Ла и в самом деле изнывал от безделья. На корабле никто не болел. И
ему никак не удавалось обогатить медицинскую науку открытием новых,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг