Семен Слепынин
Фарсаны
Нет, решительно не клеится у меня сегодня работа. Какая-то глухая тревога,
предчувствие чего-то недоброго не дают мне покоя еще со вчерашнего утра.
Цефеиды, загадочные пульсирующие звезды... Какая все-таки увлекательная
тема! Но я никак не мог начать сегодня вторую часть своего многолетнего
труда о цефеидах. Три часа назад заложил в клавишный столик чистый
кристалл для записей. Но на нем так и не появилось ни одного слова. Я
всячески пытался освободиться от непонятного чувства тревоги и войти в
привычный ритм. Но ничего не помогало. Работа не двигалась...
Наконец я встал и подошел к иллюминатору. Нажал кнопку - и внешняя,
противометеоритная шторка отошла в сторону.
Засверкала многоцветная звездная пыль. Наша Галактика... Я любил часами
стоять у иллюминатора и, вглядываясь в пылающую Галактику, в эту
непрочитанную огненную книгу, чувствовать себя словно шагающим по
межзвездным просторам.
Одним словом, вид Космоса приносил мне радость. Но сейчас... Сейчас Космос
показался мне угрюмой и пугающей бездной. Чудилось, что с ледяной улыбкой
сфинкса он смотрит на тщету жизни, на тщету усилий человека, вторгшегося
на крохотном корабле в его безграничные холодные просторы.
И снова вспомнился Вир-Виан... Не знаю почему, но в последнее время я все
чаще вспоминаю этого выдающегося ученого и странного мыслителя. Все чаще и
чаще забредаю в сумрачные дебри его космической философии - философии
ущербной, закатной и так соответствующей моему теперешнему подавленному
настроению. Вот и сейчас, глядя в бездонную звездную пучину, я словно
слышу шепот Вир-Виана: "Вселенная активно враждебна жизни... Жизнь - это
крошечный водоворотик в огромном потоке звезд и галактик... А разум
человека?.. Мертвая материя, безграничный Космос всегда торжест вует над
разумом Вселенной, над мудростью человека - над этим зыбким и кичливым
духом..."
Я закрыл внешнюю шторку иллюминатора и, чтобы освободиться от смутных,
тревожных мыслей, снова сел за клавишный столик. Но не для того, чтобы
продолжать свой научный труд. Нет, я решил писать нечто вроде дневника.
Быть может, это занятие принесет мне облегчение, и я забуду о недобрых
предчувствиях. Во всяком случае, попытаюсь разобраться в своих ощущениях.
Прямо против меня на стене тускло поблескивает экран внутренней связи.
После квантового торможения связь расстроилась, и я был доволен, что никто
не нарушит моего одиночества. Но, к моей досаде, экран вдруг засветился.
На нем возникло лицо Рогуса. Больше всего мне не хотелось видеть именно
его.
- Эо, капитан! - начал он виноватым голосом.- Как изображение? Я сейчас в
кают-компании.
На своем экране Рогус не увидит и не услышит меня до тех пор, пока я не
включу связь с этой стороны. Что делать? Быть может, не включать? Но я все
же протянул руку к правому краю столика и нажал кнопку. Рогус обрадовался,
увидев меня.
- Чего вы хотите, Рогус? - нетерпеливо спросил я.
- Извините, капитан. Я исправил внутреннюю связь и хотел проверить, как
она работает. Вижу, что все в порядке.
И он улыбнулся. Удивительная улыбка у Рогуса - простодушная, как у
ребенка, получившего удовольствие . Но она мне почему-то не понравилась с
самого начала, с первого дня межзвездного полета, а сейчас показалась еще
неприятней.
- Спасибо, Рогус,- сухо поблагодарил я.- Не ожидал, что так быстро
наладите связь. Вы хороший бортинженер.
Положив палец на кнопку, я хотел уже выключить связь, как вдруг подумал:
"Сэнди-Ски... Каким он мне сейчас покажется - таким же необычным и чуждым,
как вчера, или нет?"
- Сэнди-Ски в рубке внешней связи? - спросил я.
- Да.
- Позовите его.
На экране возник улыбающийся Сэнди-Ски. И такое дружелюбие было написано
на его крупном и выразительном лице, что я невольно улыбнулся в ответ. Тут
же внутренне упрекнул себя: как я мог заподозрить в чем-то Сэнди-Ски!
- Эо, Тонри! - радостно приветствовал он меня.
- Эо! - воскликнул я.- Что нового на экране внешней связи? Как видна
планета Голубая?
- Плохо,- вздохнул Сэнди-Ски. Улыбка на его лице погасла.- Вся освещенная
часть Голубой затянута облаками. Видимость отвратительная. Пока веду
наблюдение за другими планетами.
- Как только улучшится видимость, позови меня.
- Хорошо, Тонри. А ты, я вижу, начал вторую часть своего труда о цефеидах?
- Да.
- Успешно?
- Успешно,- ответил я, смутившись: я впервые солгал своему другу.
- Отлично, дружище. Не буду мешать.
Сэнди-Ски выключил связь. Его лицо затуманилось и исчезло с экрана.
В моей каюте снова наступила тишина. Лишь со стороны кормы доносился едва
слышный гул планетарных двигателей. Чистый и ровный, он свидетельствовал
об их отличном состоянии. Вообще на корабле все благополуч но. И все же
мое сердце снова сжала тревога. Ощущение неведомой опасности, гнетущее
чувство чего-то недоброго вновь охватило меня.
Что же, собственно, произошло? Почему я стал избегать членов экипажа и
чего-то бояться? Пожалуй, с этого Сэнди-Ски все и началось. Вернее, с
одного случая в рубке внешней связи. Было это утром 8-го дня 109-го года
Эры Братства Полюсов - знаменательного дня в нашей жизни. В этот день мы
приблизились к окраине планетной системы - цели нашего полета.
Кибернетический пилот корабля, используя всю мощь двигателя, очень быстро
погасил межзвездную, субсветовую скорость до межпланетной. Мы же в это
время, одетые в специальные скафандры, спасались от перегрузки в
магнитно-волновых ваннах и висели там в паутине силовых полей. Если бы
звездолет не был оснащен тормозными устройствами и магнитно-волновыми
ваннами, наше торможение затянулось бы на годы...
Когда заработали планетарные двигатели и корабль перешел на межпланетную
скорость, мы выползли из ванн. Именно выползли, устало и ошалело оглядывая
друг друга. Даже в ваннах, опутанные защитными силовыми полями, мы
чувствовали удушливую, свинцовую тяжесть невероятной перегрузки.
Члены экипажа разбрелись по своим каютам. Лишь один Сэнди-Ски остался в
кают-компании. Растянувшись в мягком кресле, он проговорил:
- Отдохну и здесь.
У меня же было много дел. Да и чувствовал я себя, пожалуй, всех бодрее. Я
уселся в глубокое кресло перед пультом управления и по приборам долго
следил за работой всех агрегатов корабля. Торможение почти не отразилось
на показаниях приборов. Все было в норме. Молодец все-таки Рогус, хороший,
знающий бортинженер. Затем по приборам и по гулу, доносившемуся со стороны
кормы, я тщательно проверил работу планетарных двигателей.
Только после этого вошел в рубку внешней связи. Субсветовая скорость до
сих пор мешала получать хорошее изображение. Сейчас же мне хотелось
посмотреть на планеты при замедленной скорости корабля.
Я сел перед огромным круглым экраном связи и включил телескоп - мощный
глаз корабля, дающий возможность производить локацию отдаленных
космических тел. На экране развернулась изумительно четкая картина целого
хоровода планет.
Обернувшись назад, я крикнул в кают-компанию:
- Сэнди! Ты отдохнул?
- Немного отдышался. А что?
- Иди сюда! Здесь такое зрелище...
Сэнди-Ски вошел в рубку и встал за моей спиной, опираясь руками о спинку
кресла. Касаясь пальцами кнопок, я стал увеличивать изображение. На экране
выплывали отдельные планеты. Первой показалась полосатая гигантская
планета - самая большая в этой системе. На ее поверхности бушевали
неимоверной силы атмосферные бури. Она имела около десятка спутников.
Небольшой поворот тумблера - и на экране возникла соседняя планета, чуть
меньше, но с оригинальным украшением - ярким кольцом.
- Зачем выхватываешь планеты из середины? - проворчал Сэнди-Ски.- Ты давай
по порядку.
Я перевел луч телескопа туда, где находилась орбита планеты, ближайшей к
центральному светилу. С трудом нащупал маленькую, юркую планету, лишенную
атмо-сферы.
- Я так и знал: мертвая планета,- сказал Сэнди-Ски.- Она похожа на нашу
Зиргу. Давай дальше.
Сэнди-Ски хотел поскорее рассмотреть третью планету - Голубую, как мы
назвали ее раньше. Но я все же сначала показал ему вторую от центрального
светила планету. Она имела плотную и совершенно непрозрачную атмосферу.
Таинственной незнакомкой назвал ее как-то Сэнди-Ски.
- Давай дальше,- нетерпеливо шептал за моей спиной Сэнди-Ски.
Я стал нащупывать Голубую. Вот она! Отчетливо, как никогда раньше, мы
видели голубые океаны, зеленые материки, белоснежные полярные шапки и
облака.
- Жизнь! - воскликнул Сэнди-Ски.- Я же говорил, что здесь есть жизнь.
Голубая - настоящая жемчужина этой планетной системы. Какая пышная,
богатая биосфера! Да это настоящая оранжерея! Не то, что наша Зургана.
"Жемчужина", "оранжерея" - как естественно прозвучали эти образные слова в
устах Сэнди-Ски. И все же, когда он сравнивал Голубую с нашей родной
Зурганой, я почувствовал, что в его речи чего-то не хватает. Чего? Я и
сейчас не могу дать на это определенный ответ. Если бы вместо Сэнди-Ски
был Рогус или пилот Али-Ан, я бы не удивился. Тех я считал людьми
несколько скучноватыми. Но ведь это Сэнди-Ски с его необузданной,
причудливой фантазией, Сэнди-Ски я знаю, как самого себя! Почему же в его
упоминании о нашей родной планете я не уловил какой-то живой и дорогой
сердцу нотки? Словно Сэнди-Ски никогда не жил на Зургане, а имел о ней
основательное, но книжное предст авление. Неужели он не помнит, например,
как мы совершили с ним труднейший пеший переход по Великой Экваториальной
пустыне до оазиса Хари? Я до сих пор чувствую, как немилосердно палило
тогда солнце, как захлестывали нас горячие бури, а на зубах противно
скрипел песок. Но мы шли и шли по бескрайнему океану песков, гордясь своей
силой и выносливостью.
Нет, я не прав! Сэнди-Ски хорошо памятен этот эпизод из нашей жизни на
Зургане. Он сам тут же вспомнил о нем. Но вспомнил так, что я не
почувствовал жаркого дыхания пустыни, как-то рассудочно... И нельзя
сказать, что речь Сэнди-Ски была унылой и плоской, как та пустыня, о
которой он говорил, сравнивая нашу обожженную солнцем планету с
многоводной планетой Голубой. Его речь была по-прежнему сочна и
метафорична. Но странное дело: все метафоры и живописные слова словно
потускнели. Да, именно такое впечатление, как будто Сэнди-Ски не жил на
Зургане. Он словно не впитывал всеми порами своего тела жарких лучей
нашего буйного солнца, словно никогда не ощущал упоительной прохлады
северных лесов...
Когда я подумал об этом, сидя за экраном внешней связи, я почувствовал
вдруг какое-то смутное беспокойство, даже тревогу и невольно обернулся.
Меня не удивило выражение жадного любопытства на лице Сэнди-Ски. Именно
таким я и ожидал увидеть лицо моего друга в этот момент. Но его глаза! Не
знаю почему, но я вздрогнул, взглянув в его глаза!..
Хрусталев отодвинул рукопись в сторону, достал папиросу и, улыбнувшись,
взглянул на своих слушателей Кашина и Дроздова - давних друзей и
сослуживцев по научно-исследовательскому институту. На их лицах он увидел
любопытство с некоторой долей недоумения. И не мудрено. Хрусталев позвал
их вечером к себе домой, чтобы прочитать какую-то рукопись и услышать их
мнение. Но какую рукопись, он толком не объяснил.
Хрусталев не спеша закурил, придвинул рукопись и, еще раз взглянув на
друзей, приготовился снова читать.
- Подожди, Сергей,- остановил его Кашин.- Признаюсь, ты нас заинтриговал.-
И, насмешливо сощурившись, спросил: - Ты что, на старости лет ударился в
научную фантастику?
- Нет, друзья, это не фантастика,- рассмеялся Хрусталев.- Я вас, видимо,
еще больше заинтригую, если скажу, что это дневник астронавта,
прилетевшего на Землю в начале нашего века.
Дроздов, невозмутимый, несколько располневший человек, сидевший в мягком
кресле в ленивой и удобной позе, усмехнулся и, махнув рукой, сказал:
- Конечно, фантастика. Я даже догадываюсь, о какой планетной системе
говорится в твоей рукописи. О нашей Солнечной системе. Самая большая
планета - это Юпитер, другая, поменьше, с ярким кольцом,- Сатурн. А
планета Голубая с богатой биосферой - это, конечно, наша Земля.
- Верно,- сказал Хрусталев.- Между прочим, тебя эта рукопись особенно
должна заинтересовать. Ты же участник одной из экспедиций в район
Подкаменной Тунгуски, и ты работал над разгадкой тайны тунгусской
катастрофы.
- Никакой тайны уже нет, Сергей,- лениво возразил Дроздов.- Сам знаешь,
что это был метеорит, а вернее всего,- комета.
- Да, я раньше тоже был сторонником метеоритной гипотезы. Но сейчас нет.
Давайте вспомним обще-известные факты. Утром 30 июня 1908 года жители
Сибири видели в небе огненный след. Затем в районе Подкаменной Тунгуски
раздался чудовищный, ни с чем не сравнимый в те времена взрыв. Лишь в наши
годы ученые сравнивают его со взрывом многих водородных бомб.
Ослепительную вспышку сибиряки видели на расстоянии 400 километров.
Воздушную волну зарегистрировали даже в Лондоне, она дважды обошла земной
шар. Подсчитано, что такой взрыв мог произойти только в том случае, если
бы метеорит весом в сотни тысяч тонн, войдя в атмосферу с огромной,
космической скоростью, ударился бы о землю. Но в том-то и дело, что, как
вы знаете, никакого удара о землю не было. Все экспедиции, побывавшие на
месте катастрофы, в центре взрыва нашли совершенно неповаленный лес.
Однако деревья стояли голые, как телеграфные столбы. Ветви с них содраны.
До сих пор стволы носят на себе следы мгновенного и очень сильного ожога.
Лишь на большом удалении от эпицентра деревья повалены в сторону взрыва.
Все это говорит о том, что взрыв произошел на большой высоте в воздухе.
Это первая и ничем не объяснимая загадка метеорита. Вторая за-гадка
заключается в том, что от огромной массы небесного тела не осталось ни
малейшего следа, ни одного осколка. Факт невероятный! Ведь даже намного
меньший Сихотэ-Алинский метеорит распался на тысячи осколков от одного
миллиграмма до нескольких тонн весом. А вспомните Аризонский метеорит!
Весил он также десятки или сотни тысяч тонн. Но он сохранился почти
целиком. А вот от Тунгусского метеорита, от его колоссальной массы не
осталось ничего. Чем вы это объясните? А все загадки - и то, что взрыв
произошел в воздухе, и то, что от небесного тела не осталось ни следа,-
все эти загадки объясняются очень хорошо и просто, если предположить, что
в воздухе взорвался...
- Космический корабль! - рассмеявшись, прервал его Кашин.- Брось, Сергей.
Все это выдумки безответственных фантастов и немногих романтически
настроенных ученых. Ты лучше почитай свою фантастику, а мы послушаем.
- Нет, это не выдумки,- спокойно возразил Хрусталев.- Раньше я тоже считал
эту гипотезу слишком романтической, чтобы быть правдивой. Но я для этого и
позвал вас, чтобы представить доказательство в пользу этой гипотезы,
которая уже перестает быть гипотезой.
Хрусталев вынул из ящика письменного стола небольшую странного вида
шкатулку и открыл ее. Внутри лежал прозрачный многогранный кристалл
величиной с голубиное яйцо.
- Вот это доказательство - кристалл,- чуть волнуясь, сказал Хрусталев.
- Похож на алмаз,- проговорил Дроздов.
- Похож,- согласился Хрусталев.- Но это не алмаз. Присмотритесь
внимательно.
Внутри кристалла вспыхнула оранжевая искра. Она все больше разгоралась. И
вдруг весь кристалл заполыхал буйным многоцветным пламенем. На мгновение
он погасал, образуя как бы паузы, затем вспыхивал с прежней силой.
Закрыв шкатулку, Хрусталев сказал:
- Когда шкатулка закрыта, пламя гаснет. Я не хочу зря тратить энергию,
источник которой еще неизвестен. Вероятно, вы догадываетесь, что этот
кристалл и есть дневник астронавта. Дневник написан разноцветными
пламенеющими, как огонь, знаками - буквами, которые образуют слова. Слова
и фразы разделены паузами. Жителям планеты Зурганы, откуда прилетел
астронавт, такие кристаллы заменяют книги. Когда обитатель Зурганы хотел
сделать какую-либо запись, он вставлял неиспользованный кристалл в особый
аппарат - так называемый клавишный столик. После этого человек - я так
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг