от этого микросоглядатая, притвориться иным, чем я есть,- невозможно. И я
решил быть самим собой. Будь что будет.
Тем временем директор департамента подозвал одного из служащих и вручил
ему "Черного паука".
- Бестселлер. Размножить и распространить.
Служащий бегом кинулся выполнять поручение.
- А самого автора отпустим,- сказал Мурлыкин.- Пусть пока живет. Ценный
экземпляр!
Вместе с Элизабет я вышел в приемную. В груди бродила, плескалась животная
радость: я уцелел! Я им нужен! На пиджаке светился квадратный знак, дающий
право жить. На нем даты моего прежнего земного бытия и указано, что
владелец его - писатель и что он "достаточно бесчеловечен". Внизу, правда,
красным предупреждающим огнем горели слова: "Вызывает сомнения". Но они
погаснут, как только снимут кандалы. Однако Элизабет, взглянув на кандалы,
озабоченно покачала головой.
- Неплохо бы найти историческое лицо, которое может подтвердить, что вы -
Пьер Гранье. Немца или француза, вашего современника. Знаете здесь
кого-нибудь?
- Никого.
- А д'Артаньян?
- Мушкетер? - удивился я.- Он здесь?
- Здесь,- улыбнулась Элизабет.- Забавный молодой человек. Пользы от него
мало. Но ему разрешили жить, потому что он безвреден.
- Он не сможет удостоверить мою идентичность,- с сожалением сказал я.- Это
персонаж литературный.
В коридоре меня поджидали Усач и Крепыш, мои простоватые и смешные
конвоиры. Я был почти счастлив. С ними я чувствовал себя куда свободнее и
безопаснее, чем в обществе страшного мистера Ванвейдена и добродушного с
виду Мурлыкина.
- Отпустили! - обрадовался Усач.- С удовольствием буду служить ему.
Крепыш все еще хмурился, но с Усачом согласился.
- Я тоже готов работать с этим типом, хоть он и зануда.
- Ну и везет же мне сегодня,- рассмеялся я.- То подонок, то зануда. И
почему зануда?
- А кто обзывал нас воронами, а потом дураками?
- Извините, братцы,- с чувством сказал я.- Идемте домой.
Вышли на улицу, и первое, что бросилось в глаза,- новый книжный магазин.
Перед ним толпилось множество изгнанников. Расталкивая друг друга, каждый
стремился протиснуться к лотку и схватить книгу. "Какая однако, культурная
страна,- удивлялся я.- Сколько книголюбов".
Размахивая дубинкой, подскочил какой-то тип в новенькой полицейской форме
и с ромбовидным знаком литературного персонажа на груди. Как я догадался
чуть позже, это был знаменитый чеховский унтер Пришибеев.
- Нар-род, не толпись! - кричал он и лупил дубинкой по спинам книголюбов.-
Р-разойдись!
- Осторожнее, болван! - возмущались в толпе.- Не видишь разве? Книги. Это
разрешено.
Я протолкался вперед и увидел на лотке внушительные стопки моего "Черного
паука". Вот этот роман и вызвал у нечистой силы ажиотаж: книга шла
нарасхват. Раньше, в прежней жизни, такой успех привел бы меня в
самовлюбленное и счастливое настроение. Но сейчас я отвернулся от лотка со
стыдом и унынием. Тем более, что самого автора вели под конвоем и в
кандалах.
На центральной площади, между Парламентом и страшным собором Парижской
богоматери, тоже колыхалась толпа.
- Катастрофа! - слышались возбужденные голоса.- Автомобильная катастрофа!
Решительно работая локтями, из толпы выбрался уже знакомый мне субъект в
кавалерийской бурке и разочарованно махнул рукой:
- Ничего особенного. Никого не раздавило.
Толпа понемногу рассасывалась, а когда вдали замаячила фигура унтера
Пришибеева, исчезла совсем. На опустевшей площади - черная "Волга" с
помятой фарой и врезавшийся в нее роскошный "Опель-рекорд". За его рулем
сидела покрасневшая от смущения молодая девушка. Она открыла дверцу, вышла
и завертела головой, не зная, куда деваться от стыда.
- Не умеешь, не берись! - сердито прогремел водитель "Волги" и тоже вышел
из машины.
"Алкаш",- обрадовался я. Подступая к сконфуженной девушке, Алкаш потрясал
кулаком и кричал:
- Не берись, говорю, за руль. У, старая ведьма!
Девушка и в самом деле мигом стала дряхлой сгорбленной каргой, села на
метлу и улетела. Да так проворно, что полицейские только рты разинули.
- Тьфу, нечистая сила,- хмурился Алкаш. Но увидев меня, просиял: -
Дружище! Жив!
- Жив. Директору департамента я понравился,- не без бахвальства ответил
я.- И знаешь, почему? Именно я придумал...
Хотел сказать: "Черного паука", но передумал. Опять как-то нехорошо стало,
стыдно. Если Алкаш узнает, будет ли он меня уважать? Вряд ли.
- Однако что это? - спросил Алкаш.- Кандалы? Спецпроверка? Скверное дело.
- Ерунда. Снимут показания датчиков, и все.
- Снять-то снимут. Но выдержишь ли? Три дня назад один монах не выдержал
кошмаров и в ужасе что-то наговорил на себя. Заподозрили, что он
разведчик. По дороге в "цедепе" он скончался.
- Не пугай. Меня сейчас беспокоит вон тот исторический.
- Гадкий тип,- согласился Алкаш, увидев того самого невзрачного господина
с наклеенной улыбкой, не спускавшего с меня липкого взгляда.- Как-то он и
ко мне прицепился, словно банный лист. Еле отвязался. Его здесь ценят.
- Кто он в историческом прошлом?
- Агент царской охранки. На машине мы удерем от него.
Я уселся рядом со своим приятелем. Но с конвоирами вышла заминка, немало
меня позабавившая. Я и в дальнейшем я цеплялся за каждый смешной пустяк,
чтобы забыть страхи и поддерживать помогавшее жить беззаботное настроение.
Все четверо - конвоиры Алкаша и мои - на заднем сидении уместиться не
могли. Зашел спор, кому уходить в микросостояние. Никому не хотелось
расставаться ни с плащами мушкетеров, ни с гусарскими мундирами.
- Воронам неприятно находиться в машине,- заносчиво заявил Мефодий.- Мы
вольные птицы.
Моих гусар ущемило самолюбие. Они кричали, называли своих недругов глупыми
черными воронами. Дело чуть не закончилось потасовкой. Усач и Крепыш
выхватили сабли и подступили к мушкетерам Алкаша. Те ощетинились шпагами.
- Довольно! - прикрикнул Алкаш.- В "цедепе" захотели? Сейчас полицейского
позову.
На краю площади, около синагоги, прохаживался полицейский - плечистый
мужчина с резиновой дубинкой. Конвоиры приутихли и начали вполголоса
совещаться. Более сговорчивыми оказались мои гусары. Они сели в машину и
тихими мышками притаились в углу сидения.
Вскоре липкого агента охранки мы оставили далеко позади, а еще через
полчаса Алкаш подкатил к крыльцу моего коттеджа.
- Уютный домик,- похвалил он.
А я с изумлением взирал на ставший неузнаваемым завод. Появились новые
корпуса, аккуратными рядами тянулись четырехэтажные дома поселка. В
рабочих спецовках сновали изгнанники. И все у них получалось быстро,
добротно и ладно.
- Здорово орудуют, черти,- отозвался Алкаш.- Наловчились хватать откуда-то
из ничего.
- Но зачем им промышленность? - спросил я.- Из ничего они могут брать все,
что угодно.
Оказалось, далеко не все. Есть какие-то барьеры или запреты на
термоядерную энергию, на лазерное и силовое оружие. Изгнанники хотят
сделать все это с помощью "эвристических способностей" исторических
персонажей.
- Но зачем?
- Дурацкий колпак,- загадочно ответил Алкаш и показал на небо.
Я взглянул вверх, увидел темно-синее предвечернее небо, редкие облака - и
ничего больше.
Тем временем Алкаш с помощью конвоиров из "ничего" вытащил для меня
новенькую голубого цвета машину.
- Это дело надо обмыть,- сказал Алкаш.
- Я с тобой пообедаю, но пить не буду.
- Правильно,- согласился мой друг.- Кандалам выпивка помешает. Да и ночь
лучше встретить трезвым. Кошмары будут.
"Причем тут кошмары?" - хотел я спросить, но не успел. Алкаш подскочил к
своей машине, взял из багажника закуску и бутылку, которая оказалась
пустой. Он с сожалением повертел ее и отбросил в сторону.
- Мефодий, достань выпивку,- Алкаш подмигнул мне.- У них это красиво
получается.
- Свинья,- процедил Мефодий, но просьбу выполнил охотно и ловко. Бутылку
выхватил прямо из воздуха.
- Носач! - воскликнул Алкаш, протянув стакан с водкой.- Выпей хоть ты со
мной. Ну хоть капельку.
Носач понюхал водку и, замахав руками, в ужасе отскочил. Отчихавшись,
брезгливо прогнусавил:
- Не понимаю, как люди пьют такую гадость.
- Видел? - подмигнул мне Алкаш.- Никак не могут. А жаль. Зато в карты они
научились здорово. Они и твоих научат.
И верно: сдружившиеся мушкетеры и гусары вскоре сидели за столом и с
увлечением играли в подкидного дурака.
Меня же все больше занимала, даже чуть тревожила лихорадочная деятельность
изгнанников. В заводских корпусах мелькали огни, какие-то готовые машины и
приборы взлетали так высоко в поднебесье, что искорками вспыхивали под
лучами упавшего за горизонт солнца. Покружившись, искорки разбегались.
Видимо, на другие заводы и в лаборатории. Зачем все это? Хотят создать
новое оружие и разрушить "дурацкий колпак"? И что это за колпак? Силовая
сфера?
Задумавшись, не заметил, как потемнело. Густые тучи обложили небо, начал
накрапывать дождик. Осоловевшего Алкаша конвоиры втискивали в автомашину.
- Свинья,- брюзжал Носач.- Возись теперь с ним.
Носач и Мефодий подхватили машину, взлетели вверх и затерялись в низко
клубящихся влажных тучах. Они унесли Алкаша домой. Мне стало так грустно и
одиноко, что я поспешил к своим гусарам. Все-таки какое-то общество.
В большой комнате Усач прилаживал к стене трехэкранный телевизор. Близился
торжественный час, что-то вроде вечернего дьяволослужения. Я уже кое-что
слышал об этой церемонии, призванной возвеличить Гроссмейстера. Оно и
понятно. Диктатура сильной личности и диктатура страха - только на этом
может держаться разношерстное и буйное общество изгнанников.
"Любопытно взглянуть на сильную личность, на самого Люцифера",- подумал я,
удобно усаживаясь перед телевизором. Крепыш выбил из-под меня стул с такой
стремительностью, что я упал на пол.
- Ты что? В костер захотел? - испуганно зашептал он.- Стоять!
Превратившись в чертей, конвоиры вытянулись в струнку. И в это время
засветился телевизор. Крохотные телепередатчики, летающие повсюду подобно
комарам или москитам, передавали изображения на все три экрана. На левом -
улицы и площади, на которых горожане вдруг засуетились и заметались. Одни
стремились домой к своим телевизорам, другие ломились в храмы, мечети,
синагоги, где их поджидали светившиеся экраны. Опоздавших хватали и тут же
на улицах сжигали. Ужас и благоговение должен внушить этот час.
На правом экране - просторный, с высокими сводами зал какого-то храма и
сотни изгнанников. В час дьяволослужения нечистой силе позволялось
расслабиться, побыть в своем истинном виде и поэтому люди - исторические и
литературные персонажи - выглядели особенно жалкими и запуганными. Их
почти и не видно. Толпились рогатые черти, с визгом перелетали
растрепанные ведьмы, толкались и переругивались какие-то непонятные
лупоглазые чудища. Сильное впечатление производил дракон, возвышающийся
над остальными наподобие исполинского динозавра.
Однако центральный экран - средоточие всеобщего внимания - скучно серел
клубящимися дождевыми тучами. Но вот тучи бесшумно раздвинулись, разошлись
красиво, как театральный занавес. Открылось чистое густо-синее небо. Из-за
горизонта торжественно выплыло большое кучевое облако, золотисто
подкрашенное закатившимся солнцем. Под грохот барабанов облако
приближалось, и стали видны хрустальные дворцы - чертоги сатаны.
Засверкали купола, замелькала колоннада. Барабанный гром нарастал и вдруг
мгновенно смолк. Зритель как бы вместе с тишиной влетал в огромный,
напоенный светом зал.
В центре на небольшом возвышении - золотой трон. Меня постигло
разочарование: Гроссмейстер предстал не в своем подлинном
грозно-сатанинском виде, а в образе обыкновенного человека со скипетром в
руке. Справа выстроились директора департаментов, другие влиятельные
администраторы. И тоже в строго подтянутом человеческом виде. Среди них и
Аристарх Фалелеич Мурлыкин.
Я посмотрел налево и не поверил глазам своим... Ангелы! Слева от трона
тихо и скромно стояли белокрылые, с нежными и кроткими взглядами ангелы.
Кто они? Ближайшие советники сатаны? Быть может, по совместительству еще и
палачи? Все могло статься в этом странном и страшном мире.
Сатана поднял скипетр, и тот стал похож на мерцающий факел: во все стороны
вылетали из него искры. Потом Гроссмейстер встал, и среди нечистой силы,
толпившейся в храме на правом экране, прокатился гул восторга. Встал он и
в самом деле внушительно. Театрально величественный поворот головы, и я
как следует рассмотрел его лицо - не слишком умное, но как будто волевое.
Во всяком случае крупное, грубовато рубленное, как у какого-то римского
императора. Не помню какого.
Под нарастающие аплодисменты Гроссмейстер подошел к микрофонам и
заговорил. О чем? Смешно подумать, но мне показалось, что о "демократии",
которой он "призван управлять". Слова тонули в шуме, трещали копытами
черти, лупоглазые чудища в храме подпрыгивали, гулко хлопал когтистыми
лапами дракон, взвизгивали ведьмы. Аплодировали не только в храме, но, как
я догадывался, все изгнанники, прильнувшие к экранам.
Крепыш грозно взглянул на меня. Звякая цепями кандалов, я старательно
захлопал в ладоши. Речь Гроссмейстера перестал слышать совсем. Возможно,
она вообще не имела особого значения. Да и смысла тоже.
Важен был ритуал. Сначала подумал, что он тоже лишен смысла. Но тут
случилось со мной что-то непостижимое, что-то такое, что лежит за
пределами моего разумения и опыта. Какая-то непонятная сила подхватила
меня и, как трясина, засосала в ликующий аплодирующий поток. Я как бы
воспарил и очутился в храме среди сотен тех, кто с гамом и свистом летал
под сводами, кто восторженно взирал на Гроссмейстера и трещал копытами,
хлопал когтистыми лапами.
Крутясь в беснующемся хороводе, я пытался кое-как рассуждать: что это?
Имитация коллективизма? Шабаш обожания? Дальше я вообще перестал что-либо
соображать. С каким-то невообразимо приятным остервенением я хлопал в
ладоши, выколачивал остатки своего "я" и погружался во всеобщее блаженное
одурение. Кажется, вместе со всей нечистой силой начал даже подвывать.
Сколько времени продолжался шабаш? Час? Полтора? Ничего не помню. Я и не
заметил, как под грохот барабанов и звуки фанфар телевизор погас. Мои
конвоиры-черти, облачившись в человеческий вид и гусарскую форму, ушли в
соседнюю комнату и с картами в руках уселись за стол. А я с непривычки еще
долго не мог выйти из сладостного оцепенения и, звякая кандалами,
продолжал с упоением хлопать в ладоши.
- Бывает,- усмехнулся Усач, заглянув в мою комнату.
Я опомнился и, утомленный обилием впечатлений, решил лечь пораньше.
Погасив в своей комнате свет и не раздеваясь (руки были скованы), положил
голову на подушку. Сомкнуть глаз, однако, не удалось. За окном мелькнула
какая-то тень. Птица?
Охваченный тревогой, я сел на кровати. За окном качались под ветром
жиденькие кустики сирени. Листья влажно блестели под тусклой,
выглядывающей из-за туч луной. Но дождь перестал. "Почудилось",- подумал
я. Но птица появилась снова, неподвижно повисла и... заглядывала в окно!
Не птица это... Летучая мышь! А вид летучих мышей, вспомнилось, принимали
вампиры-покойники, встающие по ночам и сосущие кровь живых.
"Спецпроверка!" - пронеслась догадка. Еле дыша, я заглянул в соседнюю
комнату. Из-за неплотно прикрытой двери падал сноп света. Шумно игравшие в
карты конвоиры вдруг приумолкли и, съежившись, с испугом глядели в окно.
Летучая мышь слепо тыкалась в стекла. Искала, видимо, раскрытую форточку.
Не найдя ее, отлетела назад, упала наземь и развернулась... в мистера
Ванвейдена!
Так вот кто он на самом деле! Не дракон, как я предполагал, а вампир. И
внешность его сейчас на глазах заметно менялась. По бледному лицу
разлилась синева, глаза загорелись кровавым огнем, а на измятом фраке,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг