17
Терять было нечего, но следовало куда-то идти. Собирая самые
необходимые вещи, Сальвадор думал о том, что делать. К родственникам ехать
не стоило. В люк теплотрассы лезть тоже не хотелось, и прежде всего
потому, что свои бомжи наперечет, а чужого вычислят быстро. Сальвадор
быстро перебирал в уме всех своих знакомых, сознавая при этом, что кто-то
другой будет через пару часов делать то же самое. Что если рискнуть? Есть
один странный человек, и, наверное, это будет на сегодня допустимым
вариантом.
18
Странный человек Сальвадора был инженером-конструктором в дохлой
конторе, известным своей любовью к природе родного края, по фамилии
Таратута. Местная газета печатала его статьи о редких растениях, о
птичках, рыбках и других интересных животных, об истории и о минералах.
Короче говоря, он занимался тем, что в стране советов называют
краеведением. У нас такие люди считаются чем-то вроде дурачков, тем более,
что уровень их изысканий невысок. С этим Таратутой Сальвадор познакомился
случайно, во время сбора грибов. В сущности, знакомство было шапочным, и
как раз поэтому стоило попробовать.
Стол Таратуты находился в отдельной комнате первого этажа. Здание
конструкторского бюро было старым и запущенным, на дверях, рамах и
подоконнике было уже несколько слоев белой краски. Небольшая, довольно
уютная из-за избытка разнообразных и большей частью ненужных вещей комната
освещалась ярким желтым солнечным светом из небольшого окна. Подоконник
был в снегу, края окна покрывали морозные узоры. За окном по тротуару
иногда проходили люди, хрустя снегом, а дальше стояли деревья, покрытые
светящимся в утреннем свете инеем. Все в этой комнате было старым,
неинтересным и каким-то пожелтевшим. С длинных стенных полок свисали
пыльные лохмотья чертежей, грудами были навалены картонные папки. Таратута
заведовал патентным отделом, это и был патентный отдел. На этих пыльных
полках, в желтых кипах бумаги иногда производился патентный поиск, но
сейчас он как раз и не производился, а Таратута сидел за столом у окна в
потертом пиджаке, в очках, сосредоточенно водя по бумаге ручкой. Новый,
чистый телефон из красной пластмассы казался здесь лишним. Сальвадор
вошел, поздоровался и не торопясь положил в угол рюкзак. Таратута с
интересом взглянул на Сальвадора, на рюкзак, тоже не торопясь снял очки и
предложил Сальвадору сесть напротив стола, на стоящий в укромном уголке
между окном и огромным шкафом старый прочный стул. Взгляд Таратуты был
внимательным и острым, но глаза его оставались неподвижны в продолжении
всего рассказа, он не менял позу и даже не двигал руками, только бывшее
вначале неопределенно-добродушное выражение его лица постепенно пропадало.
Сальвадор интуитивно чувствовал, что поступает верно, рассказывая все
этому человеку. Может быть, в нем говорил навык программиста, требующий
создания страховочных копий важной информации. Как и положено, теперь
информация копировалась в еще одно место. Впрочем, о талисмане от покоя
Сальвадор умолчал.
(Такой же морозный хруст под ногами прохожих за окном и такой же
внимательный взгляд бородатого человека в пенсне. Только человек этот
молод и окно находится высоко, почти под потолком. Помещение было
полуподвальным, и от окна по комнате проходили тени. И город другой -
заваленный снегом российский губернский город, дома которого ярко
раскрашены цветной побелкой и еще новы. В фокусе только лицо собеседника,
и два разговора: Сальвадор говорит здесь, а слушает там. "Невозможно
сейчас предугадать, что тогда будет, и терпеть нам, в сущности, не так уж
плохо. Вера говорит, что они просто свиньи, и нужно отомстить, а мне
кажется, мы просто носители разрушительного начала, и никто из нас не
знает, чему он служит". И другие неясно различимые бредни. Сальвадор
знает, откуда это: в детстве он читал книжки из жизни революционеров, но
такого плетения словес там не было. И все же лубочный мир фантазии кажется
Сальвадору таким родным и близким, что он с удовольствием перенесся бы
туда прямо сейчас).
Человек с внимательным взглядом молчит и смотрит Сальвадору в лицо.
Потом он снимает трубку, набирает номер и говорит:
- Вера Павловна, вы не возражаете, если мы с коллегой поработаем у
вас с журналами? Сейчас. Да, до обеда успеем.
И он поднимается из-за стола, приглашая Сальвадора идти за собой.
19
Они шли по скрипучим доскам узкого коридора, и Сальвадор все время
чувствовал на своем лице так и не изменившийся внимательный взгляд
Таратуты. Таратута открыл боковую дверь, и они вошли в неожиданно большую
и светлую комнату. Это библиотека конструкторского бюро. Таратута
поздоровался с хозяйкой, не представляя ей Сальвадора, и стал носить на
стол толстые подшивки журналов. Сальвадор просматривал их с конца. Теперь
1985 год, журнала в подшивке нет. Сальвадор смотрел на обложки, обложку он
помнил хорошо. Только что-то долго она не попадается. Взгляд Таратуты не
изменяется и не отрывается от лица Сальвадора. Почему на нем нет очков?
Пачки журналов пожелтели по краям, их давно никто не трогал. А вот и тот
злополучный номер. Всю обложку занимает водная лыжница в купальнике и с
округлым животиком. Лыжница без всяких подробностей, равномерно закрашена
розовой краской согласно требованиям советского искусства. Впрочем, есть
схематично изображенный пупок, как вынужденная дань натуре. Журнал этот за
1973 год. Сальвадор лезет в конец журнала, в раздел "Смесь", где печатают
всякие казусы, анекдоты и занимательные истории из жизни великих ученых.
Статья была здесь, а теперь ее нет.
20
Или она в другом месте? Сальвадор еще раз внимательно пересматривает
весь журнал с самого начала. Статьи, конечно, все равно нет. Значит, то
был специальный экземпляр. Нет, слишком, слишком много чудес! Сальвадор
слышит усталый голос Таратуты:
- Хорошо. Вернемся в отдел. Большое спасибо, Вера Павловна.
И они возвращаются в пыльный кабинет. Таратута надевает очки, лицо
его снова приобретает неопределенное выражение, и он не торопясь говорит
Сальвадору:
- Слушайте меня внимательно. У меня есть дача в Клинцах, она почти
достроена. Вы сейчас незаметно пройдете туда и будете там сидеть до тех
пор, пока я не скажу. Я буду появляться у вас примерно раз в неделю и
привозить продукты. От дачи далеко не отходите, ведите себя естественно.
Запомните, где она находится.
Таратута подробно описывает место, рисует план на бумажке, но
Сальвадору эту бумажку не дает. Сальвадор надевает рюкзак на одно плечо.
Рюкзак свисает небрежно, так что Сальвадор не имеет вида целеустремленного
туриста. Для полноты картины он еще и расстегивает верхние пуговицы
куртки. Идти не так уж далеко, город невелик, хотя длинные выросты окраин
тянутся в разные стороны на много километров. Сальвадор решает, что стоит
сходить туда, куда велел Таратута. Он пересекает большую магистраль и
упирается прямо в здание управления исправительных работ. Отсюда панорама
города видна как на ладони. Немного ниже и левее по ходу трассы церковь в
черт знает каком стиле с зеленой крышей и золотыми куполами. Напротив
спортивный комплекс, ниже мост через маловодную речку, потом универмаг и
поднимающиеся на другую сторону ряды многоэтажных домов. Город этот не так
уж дорог Сальвадору. Сальвадор, собираясь с мыслями, смотрит на панораму,
потом решительно подходит к краю тротуара и начинает ловить машину. В
Клинцы никто ехать не хочет, и Сальвадор не спеша отправляется пешком.
Преимущество во времени потеряно. Сначала дореволюционный еще скверик, в
котором стоит здание облсуда. Потом дореволюционные же корпуса, в которых
сейчас фабрика глухонемых. Дальше начинаются частные дома, улицы
становятся неровными и неоднородными. Дома, немощеные улицы и сады за
заборами тянутся до самой объездной дороги, за которой возвышается
аккуратный серый копер урановой шахты. Сальвадор переходит окружную дорогу
и углубляется в живописную долину вытекающей из города реки.
21
Долина смерти. Пусть теперь будет лето и жаркое солнце - Африка
посреди Европы. Река называется Ингул. Долина плавными изгибами уходит на
юг, то сужаясь, то расширяясь, и кое-где по верху склонов виднеются
сосновые леса. Огороды редко подходят к самой воде, почти везде вдоль реки
идет полоса пожелтевшей травы. Там, где огородов нет, в долину иногда
вклиниваются колхозные поля. Но чаще просто пустыри, где среди высоких
сорных трав бессмысленно крутятся никуда не ведущие полевые пути. Мостов
здесь нет. Не гудят насекомые. Тишина, зной и пустота. Люди бывают здесь
редко. Если подойти к реке поближе, можно увидеть черную полупрозрачную
воду без водорослей, по которой иногда проплывают небольшие лохмотья.
Запаха вода почти не имеет. Те кусты и деревья, что росли в воде, давно
засохли, но на берегах они пока еще зеленые, и черная вода неторопливо
движется как бы в зеленой аллее. Когда-то на этих живописных склонах
поселились староверы, выходцы из России, и в селах Поповка, Клинцы,
Калиновка и других сохранился специфический акцент. Теперь они умирают от
рака. Вода в колодцах и скважинах отравлена Ингулом, брать ее нельзя даже
летом, когда щедрое солнце заливает жаром пыльные улицы тихих алкогольных
сел, огороды и степь с десятикилометровой дорогой из дикого камня. Меня
всегда удивлял контраст перехода от обычной степи к мертвой долине. Мы с
учениками, школьниками ездили сюда отдыхать на велосипедах. Я сначала не
верил, что здесь может быть что-то приличное, но послушно ехал за детьми,
которые показывали мне дорогу. За Клинцами асфальт кончался, и посыпанная
песком дорога поднималась в сосны на вершину холма, а потом снова
спускалась к речке - притоку Ингула. Справа были какие-то большие
кирпичные развалины, по словам детей, брошенный пионерский лагерь. В самом
низу мостик, налево плотина, за которой огромный ставок с чистой водой,
рыбой и желтыми ирисами по берегам. День был прекрасен, причем, как ни
странно, все дети умели плавать. Единственное, чего я хочу от этой страны:
когда она окончательно исчезнет с географических карт и из благодарной
памяти, чтобы эти люди остались. Итак, налево ставок, направо развалины, а
вдоль них сначала очень хорошая асфальтовая дорога, а потом конец асфальта
и мертвая тишина. До Ингула меньше километра.
22
Но жизнь не окончательно исчезла на этих берегах. Позже я обнаружил
здесь признаки новой, специальной жизни. В зоне отчуждения встречаются
земляные валы, на которых кое-где укреплены полуразбитые железные щиты и
смытые дождями предупредительные надписи. Вечером, когда все становится
неразличимым в сумеречном свете, по ведущим отсюда дорогам тащатся
уставшие солдаты в нестрого выдержанной полевой форме, мешая движению
машин. Солдат никогда не бывает много, потому что это спецконтингент. Их
ждут настоящая Африка, Южная Америка и другие материки. Но не будем
мыслить такими большими масштабами, а лучше доведем до конца эту экскурсию
и продвинемся к истокам, так сказать, к малой родине. Для этого нужно
вернуться вверх по течению, в Кировоград, сначала под мостом окружной
дороги, потом среди городских огородов до места, где из камыша вытекает
река Сугоклея. Потом место сброса городской канализации, потом центр
города с церковью в стиле украинского барокко. По сторонам начинаются
стены бетонных берегов. За левой стеной грунт, за правой коридор, по
которому проходят трубы теплотрассы. Коридор просторный, высокий и очень
длинный, он идет через весь Кировоград вдоль Ингула до противоположной
окраины, до Балашовского моста, где находится ТЭЦ. Это первое
Кировоградское подземелье. Почти все среднерусские города имеют легенды о
подземных ходах и кладах, а в Кировограде и Днепропетровске есть длинные
каналы теплотрасс вдоль набережных. В Днепропетровске большинство входов в
канал старательно заварено, но зато сам канал в длину не меньше восьми
километров. В Кировограде все люки открыты. Не следует думать, что в
теплотрассе прячутся воры и бандиты - воры или в зоне, или дома.
Контингент бомжей состоит в основном из алкоголиков. Многие из них
импотенты, выгнанные из дому женами. Примерно посередине набережной, между
универмагом и ремонтным заводом, река делает загогулину, в центре которой
находится парк имени Пушкина, украшенный фигурным мостиком и летящими
бронзовыми наядами на бетонных пьедесталах. Под берегом большая ива, а
возле нее в береговой стенке незаметный со стороны дороги вход в другое
подземелье. Из прямоугольного тоннеля вытекает жидкость, но можно пройти
вдоль стен. Через десяток метров приятный сюрприз, освещение: люк в
потолке выходит на территорию гаража института красоты. Двигаться дальше
так же удобно, и через такое же расстояние опять свет - на этот раз от
ливневых решеток на проезжей части. Здесь нас ждет маленькая хитрость:
слева в тоннель втекает тоненький ручеек жидкости, от которой идет запах
гаража и одновременно кухни. Так пахнет перебродившая смесь машинного
масла, охлаждающей жидкости от станков и электролита. Это хорошо
замаскированный сброс сточных вод ремонтного завода. Сам завод в сотне
метров слева. Дальше тоннель так же просторен, только материал стен
меняется. Теперь это кирпич, и в стенах возле самого пола кое-где
встречаются полукруглые отверстия, из которых вываливаются комья глины.
Это остатки дореволюционной канализации. Вот и первая развилка. Большие
кирпичные тоннели уходят влево и вправо, впереди - мешанина из кирпича и
бетона. Наверху сейчас самый центр города, очень красивая площадка между
старинным театром и казармами времен Николая Первого. Мостовая сложена из
камня, казармы хоть и высоки, но в них всего три этажа с высокими
потолками. Еще там есть конный манеж, архитектура которого несколько
смазана, зато сами казармы великолепны. Как раз в них и размещается
спецконтингент. Грязный вонючий тоннель неравномерной высоты, отходящий
вправо, идет под центральной улицей Кировограда - улицей Ленина. Он
построен задолго до революции, но сейчас почти везде разрушен. Путь вперед
лежит как раз через территорию казарм. Давайте представим себе, что нигде
не надо ползти на животе в смраде и грязи, рискуя задохнуться или быть
раздавленным. Вы будете сидеть здесь, а ваш взгляд будет бестелесно лететь
по тоннелям и трубам. Но это продлится недолго. Скоро начнется
переплетение старой и новой кладки и труб самой разной толщины и давности.
Наверху - памятник убитым солдатам завода сеялок и очень много люков.
Поток на дне тоннеля не прерывается. Еще немного - и мы попадаем на свет,
вдаль уходит широкое бетонное ложе, по его ржавому бетону навстречу
струится вода. Справа высится покрытая такими же ржавыми потеками стена
метизного цеха. Слева густые кусты и деревья, за которыми столярный цех.
Мы на территории завода сеялок. На этом бетоне никто никогда не бывает.
Впереди виднеется крутой откос, край которого огражден. По верху откоса
проходит основная транспортная магистраль завода, своеобразная главная
улица, там полно людей и машин. Ручей выходит из небольшого черного
отверстия в стене, закрытого сварной решеткой. За главной улицей
расположен литейный цех. Сразу за решеткой тоннель расширяется и делает
несколько петель под цехом. Где-то здесь вливаются отходы и этого завода,
но увидеть это нельзя из-за кромешной темноты. За литейным цехом
поднимается циклопических размеров насыпь железной дороги. Кажется, она
тоже построена еще до революции. Это целый комплекс инженерных сооружений,
проходящий через весь город и состоящий из земляных насыпей и капитальных
арок из каменных блоков. Когда вы подъезжаете к Кировограду с запада,
насыпь незаметно начинается сразу за переездом, где истошно верещит звонок
шлагбаума. Поезд замедляет ход, и вдруг вы оказываетесь на огромной высоте
над Ингулом, который здесь чист. Он еще только втекает в город. Далеко
внизу видны камыши, потом узкий пешеходный мостик на уровне воды, потом
пляж и вдали, по берегам водохранилища, одноэтажные дома. Мост из двух
ярусов каменных арок, а высоко вверху лежит небольшая стальная ферма, по
которой проходят поезда. Вернемся на наш путь. Тоннель пронизывает
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг