Александр Скрягин.
Те, кто не умеет считать
-----------------------------------------------------------------------
Сб. "Ветка кедра". М., "Молодая гвардия", 1984.
OCR & spellcheck by HarryFan, 28 May 2001
-----------------------------------------------------------------------
"Что же делать? Что же, черт возьми, теперь делать?" - билось у меня в
голове, пока маленький красно-белый трамвай не спеша вез меня по тихим
утренним улицам нашего города. Я стоял на задней площадке и всматривался в
проплывающие мимо дома, скверы и памятники. Неужели это уже началось?
Свернув на тихую боковую улочку, трамвай мягко остановился у стоящего в
фиолетовой тени раскидистых тополей белого здания в стиле позднего барокко
с черной стеклянной вывеской у входа: ИНСТИТУТ СВЯЗИ С ВНЕЗЕМНЫМИ
ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ, - места моей работы.
Я постоял несколько минут на трамвайной остановке и внимательно
осмотрелся вокруг.
Нет, все было как всегда...
Ночью прошел дождь. Блестел влажный асфальт, и в воздухе стоял такой
аромат, будто по улице только что пробежала и скрылась за углом нарядная
стайка самых красивых в мире девушек. На черной и влажной от дождя
пешеходной дорожке между тополями стояли лужи, в которых весело
размножался старый добрый дачный фитопланктон. Шла жизнь.
Гордо восседающая за синим боковым стеклом девушка перевела регулятор,
трамвай медленно тронулся с места, и из-под его дуги вырвался сноп ярких
праздничных искр...
Я повернулся и направился к высоким входным дверям. Закрыв за собой
искусное сооружение из старого, отполированного временем гнутого дерева и
вставленных в него ограненных кусков толстого стекла, тихо и мелодично
звеневших, когда дверь приходила в движение, я очутился в сумрачном после
яркого дневного света вестибюле моего института.
Да, все было как всегда...
Широкая парадная лестница, устланная бесконечным красным ковром,
прижатым к ступеням длинными никелированными стержнями, направо -
стеклянные двери буфета, за которыми в уютном зеленом полумраке среди
стен, отделанных под пещеру, поглощал бутерброды с селедкой Гера
Барчиковский, налево от входа - скучала Мария Ивановна за аптечным
прилавком, под крышкой которого белели унылые таблетки, а сверху лежал
яркий оранжево-белый тюбик с кремом для бритья и большая коробка с сушеной
черемухой. Нет, ничего не изменилось. Решительно ничего!..
И тут в голове у меня мелькнула смутная мысль...
Я бы поймал эту мысль, если бы не шедшая навстречу и улыбающаяся мне...
королева Геля, Геля Полякова, секретарша институтской приемной.
- Здравствуйте, Станислав Александрович! Почему не заходите к нам? Мы
даже соскучились... - обратилась она ко мне, чего не делала ни разу за все
десять лет моей работы в институте. Я обращался. И не раз. Она - нет, а об
этом я не то, чтобы мечтал, но все же...
Она сказала: "Мы соскучились", но это, безусловно, означало: "Я... Я
соскучилась!"
- Да знаешь, Геля, дела... все как-то... Но сегодня я как раз собирался
зайти к вам и узнать, как вы живете... Честное слово, еще утром я сказал
себе; "Сегодня надо обязательно зайти и узнать, как там Геля поживает!.."
Когда я кончил свою вдохновенную речь, Геля рассмеялась: она поняла,
конечно, что все это я придумал сию минуту, но все равно ей было приятно,
что я говорил...
- Так мы вас ждем... Приходите! - сказала она и медленно пошла по
коридору. Я смотрел ей вслед. От меня, стуча каблучками, уходила, оставив
едва ощутимый таинственный аромат духов, тридцатипятилетняя и древняя
земная цивилизация, одетая в темно-синее в мелкий белый горошек платье и
светлые весенние чулки.
Может быть, я ждал этих слов десять лет, но, стоя в институтском
вестибюле и смотря вслед уходящей Геле, я поймал себя на мысли, что
радуюсь, но как-то не очень. Потому что то, что произошло, было не так.
Потому что я не понимал, отчего после десяти лет безразличия Геля вдруг
стала скучать обо мне...
Что-то сегодня все-таки случилось!..
Геля...
Но прежде было что-то еще...
Что-то было!..
Я поднялся по широкой лестнице наверх, миновал холл с креслами,
журнальным столиком и двумя пальмами и протянул руку к темной полированной
двери с металлической табличкой N_001.
За длинным столом сидели руководитель института академик Мельников и
мой коллега - начальник отдела пан Пепел. Сидели и молчали.
- Есть что-нибудь? - выдохнул я.
Мельников, не отвечая, поднялся из-за стола и подошел к раскрытому в
институтский сад окну кабинета, в которое заглядывала тяжелая
темно-фиолетовая сирень.
- Ничего, Стае, ничего, - безнадежно проговорил пан Пепел. - Мы не
можем расшифровать их передачу.
И я понял, что с того самого момента, когда вчера, вернее, сегодня
ночью в четыре утра, ощутив, что все равно уже ничего не соображаю,
отправился домой, и до того, как снова открыл темную полированную дверь с
табличкой N_001, я в глубине души ожидал, что, войдя к Мельникову, услышу:
все в порядке.
- Но не это самое страшное, Стае, - сказал Мельников. - Самое страшное
в том, что математический анализ показывает, что этого и нельзя сделать...
Их передачу расшифровать невозможно.
- Как невозможно? Что значит нельзя? Почему нельзя? - ошеломленно
проговорил я.
- Вот так, нельзя в ПРИНЦИПЕ!
- Что значит в принципе? В принципе невозможно расшифровать такое
сообщение, которое не содержит информации... Что же, вы хотите сказать...
- начал было я и замолчал, так невероятно и страшно было то, что должно
было следовать дальше.
- Да, сегодня ночью Барчиковский с помощью ЭВМ строго доказал теорему,
согласно которой полученная нами совокупность сигналов не может содержать
в себе НИКАКОЙ информации, - сказал Мельников и протянул мне два редко
исписанных черными значками листка бумаги. - Никакой. В принципе. Не
может.
- Ошибка?
- Ошибки здесь нет.
Я смотрел на лежащие передо мной листки, и мою душу наполняло очень
нехорошее чувство.
- А фронт преобразования материи? - наконец спросил я.
- Фронт по-прежнему наступает...
- А у нас что-нибудь заметно? Как стабильность материи у нас?
- У нас вроде бы все нормально. Проверяем все время, но пока ни
малейших отклонений не обнаружено. Физические характеристики материи в
пределах планеты Земля устойчивы.
- Ну хоть это, слава богу, - вздохнул я и неожиданно понял, какая мысль
пробивалась мне в сознание, когда я увидел Гелю Полякову. Перед глазами у
меня возникла картина, увиденная мной четверть часа назад: гордо
восседающая за синим боковым стеклом девушка перевела регулятор, трамвай
медленно покатился по рельсам, и из-под трамвайной дуги вырвался сноп
ярких праздничных искр. И вот в них-то было все дело! Искры были какими-то
странными, необычными... Ну да, они были... РОЗОВЫМИ! Они были
ярко-розовыми!
- Пан Пепел, какого цвета искры бывают у трамвайной дуги? - спросил я.
- Искры? При чем здесь искры? - недоуменно поднял на меня глаза пан
Пепел и насторожился. - Ну, вероятно, это зависит от нескольких факторов:
наличия атмосферного электричества, свойств проводника. Но вообще, мне
кажется, искры у трамвая бывают голубые, ну, может быть, синие... какие же
еще? - совсем неуверенно проговорил он. - Как вы считаете, Геннадий
Иванович?
- Да что вы, уважаемый пан Пепел, - тоже как-то робко возразил
Мельников, - уж скорее зеленые... ну, салатные там.
Мы переглянулись, и Мельников потянулся к селектору.
Через семь минут в кабинет вошла Геля и положила перед ним белый листок
с напечатанными на нем несколькими строчками.
- Так, с учетом свойств проводников, используемых в городской
трамвайной сети, и состоянием атмосферы на 9:30 цвет искр должен быть...
желтым, желтым! - почему-то удивленно обвел нас взглядом Мельников. - Вы
слышите, Станислав Александрович? А собственно, в чем дело?
Наш разговор, наверное, мог бы показаться глупым и смешным, если бы он
происходил в другое время. Но сейчас он приобретал страшноватый оттенок.
Потому что где-то на окраине Вселенной рвалась на куски материя и гасли
звезды. Фронт преобразования материи, который вели объединенными силами
человеческая и лаутянская цивилизации, натолкнулся на встречный фронт
преобразования какой-то другой, не менее, а может быть, и более развитой
цивилизации.
Она вела, подобно нам, интегрирование времени и пространства и
производила еще какие-то непонятные для нас преобразования. И было не
исключено, что эти преобразования могли воздействовать и на ту космическую
материю, которая именовалась планетой Земля.
И, может быть, в эту самую минуту незамеченные нами происходили
изменения окружающего нас мира: сходили со своих орбит электроны, и меняли
свой цвет кварки, розовели трамвайные искры, и неожиданно для самой себя
начинала скучать о прежде совершенно безразличном ей человеке Гелена
Полякова. И мы не знали, чем же в конце концов все это может кончиться...
Когда произошло столкновение с чужим фронтом преобразования материи,
пусть даже не совсем понятным для нас, особых беспокойств не возникло. Мы
уже имели опыт установления контактов с лаутянской и гер-гертармейской
цивилизациями, с которыми столкнулись подобным же образом. В их сторону
был послан мощный сверхсветовой сигнал, содержащий математически
закодированную информацию о нашей цивилизации.
Мы не боялись, что нас не поймут: мир един, его основные законы
одинаковы для всех. Математические закономерности едины для всей
Вселенной.
Практика подтвердила наши расчеты. С лаутянской и гер-гертармейской
цивилизацией был установлен контакт.
Так же мы поступили и когда столкнулись на окраине Вселенной с
наступающим фронтом неизвестной культуры. Почти одновременно мы, как и
ожидалось, получили встречный мощный сигнал от неизвестной цивилизации.
И вот, оказалось, что он не несет и в принципе не может нести в себе
никакой информации.
Ошибки не было.
Мы не верили в существование агрессивных высокоразвитых цивилизаций:
это противоречило всем нашим представлениям.
Но чужой фронт преобразований продолжал двигаться. Мы были уверены, что
они приостановят его, как только, получив наш сигнал, поймут, что
натолкнулись на существование в этом секторе Вселенной разумной жизни. А
вместо этого к нам пришел сигнал, не содержащий никакой информации. Пустой
звук. Телеграмма, содержащая бессмысленный набор слов и предназначенная,
может быть, для того, чтобы, усыпив нашу бдительность, продолжать в своих
враждебных для нас целях перестройку материи, пока мы будем напрасно
ломать голову над ее дешифровкой.
"Неужели все обстоит именно так?" - спрашивал я себя. Я искал другого
ответа и не находил.
- Слушайте, а может быть, мы все-таки не можем найти ключ к дешифровке?
- с какой-то новой интонацией в голосе произнес пан Пепел.
- Вы же сами видели: доказательство строгое. С математической точки
зрения, этот сигнал не может содержать никакой информации, - тихо произнес
Мельников. - Ну, проверьте еще раз, если хотите...
- Я не о том, - с необычной для себя живостью прервал его пан Пепел. -
Мне в голову пришла вот какая идея. Наша математика исходит из того
простого факта, что мир состоит из отдельных предметов, которые можно
подсчитать, а если, допустим, в их мире этого нельзя сделать, а?
- Как нельзя?! - воскликнул я. - Ведь фундаментальные свойства мира
должны быть везде одинаковыми!
- Это так. Но на Земле, скажем, организмам для выживания необходимо
было твердо усвоить то, что мир СОСТОИТ ИЗ ОТДЕЛЬНЫХ ПРЕДМЕТОВ, которых
надо было сначала бояться, догонять и кушать, а затем считать, складывать,
умножать, делить, логарифмировать и так далее, если разумные существа
хотели успешно жить.
А теперь представьте, что где-то в космосе сложились такие условия, при
которых организмам, чтобы выжить, необходимо было усвоить другую, тоже,
кстати, реально существующую истину: все предметы мира плавно переходят
друг в друга, границы между ними относительны, условны (где та граница,
где кончается солнечная корона?), они слиты между собой в одно целое. А
то, что они ограничены, отделены друг от друга для выживания этих
организмов, - оказалось не важно.
В этом случае их математика в отличие от нашей будет исходить из того,
что предметы НЕЛЬЗЯ ПОСЧИТАТЬ. Они даже не смогут понять, что это такое.
- Они не будут уметь считать, - усмехнулся пан Пепел, - потому, что им
этого не нужно.
У них и у нас будут принципиально различные математики, так как они
будут построены на совершенно разных, хотя и в равной степени справедливых
представлениях о мире.
- Так вот, что я хочу сказать, - повысил голос пан Пепел. - С точки
зрения НАШЕЙ математики их сигналы могут казаться нам не имеющими никакого
смысла, как, впрочем, и наши сигналы с точки зрения их математики.
"Так что же в таком случае делать? - задал каждый из нас себе вопрос. -
Как показать тем, с кем мы столкнулись, что мы не питаем к ним никаких
враждебных намерений, мысль о которых могла им прийти в голову так же, как
пришла она к нам. Мы решили, что их сигнал не содержит и в принципе не
может содержать никакой информации. А ведь они оказались точно в таком же
положении. Хорошо, если кому-нибудь из них придет в голову (или во что-то
другое?) такая же счастливая мысль, как к пану Пепелу. А если нет?.."
Мы молчали. Шли мгновения жизни земной цивилизации. Мгновения, которые
могли стать последними, лишь из-за неумения собеседников, владеющих
космическими силами беспредельной мощи и разрушительной силы, понять друг
друга.
"Что делать?"
И вдруг у меня в голове мелькнула тень какой-то идеи, и, еще не успев
осознать ее до конца, я выпалил:
- А что, если нам начать передавать для них... музыку?
- Какую музыку? - тревожно вглядываясь в меня своими сочувствующими
голубыми глазами, спросил пан Пепел.
- Ну, настоящую музыку... Баха, например.
- А что это даст? - осторожно, словно продвигаясь с шестом по болотной
топи, сказал пан Пепел.
- С их точки зрения наша музыка будет тем же бессмысленным набором
звуков, как и остальная наша информация. Белый шум, и все, - пожал плечами
Мельников.
- Но все же кое-какая разница есть, - так же осторожно сказал пан
Пепел. - Ведь музыка - это не рациональная система знаний о мире,
построенная на какой-то исходной аксиоме, например, на той, что предметы в
мире автономны друга от друга, а какое-то другое знание - интуитивное,
подсознательное, чувственное, внелогическое, не связанное с какими-то
исходными посылками.
- Мы и сами-то толком не знаем, какую информацию о мире несет музыка
или, скажем, поэзия, а хотим, чтобы эту информацию обнаружил в них кто-то
другой! - возразил Мельников.
- А может быть, как раз эта-то информация и является понятной для всех
живых и чувствующих существ Вселенной? - мягко поблескивая глазами,
проговорил пан Пепел. - А?
Академик Мельников посмотрел сначала на меня, потом на пана Пепела.
Затем подошел к селектору и нажал клавишу.
- Начинайте передавать им Баха! - негромко сказал он. - Что передавать?
Передавайте все подряд! Возьмите в фонотеке полное собрание записей и
транслируйте с самого начала! Ясно? - И, повернувшись к нам, добавил: -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг