- Это смотря чьих саженей... Ну что, пошли, что ли?
Хансен только поправил на плечах мешок и промолчал.
Восхождение было несложным, но утомительным. После ночи, проведённой у
скупого костерка, у всех троих сводило ноги от холода и сырости. Усталость
сковывала мышцы. Плащи набухли водой, по волосам стекали капли. Жуга взбирался
с осторожностью, ступая по камням с многолетней сноровкой горца, коротконогий
Орге морщился, пыхтел и часто застревал у трещин: сил, чтоб перепрыгнуть их,
маленькому гному пока не хватало. Туман был непрогляден. Изредка отыскивались
тропки, впадины, ложбины, каменные осыпи. Застывшая в незапамятное время лава
под дождём блестела, словно смазанная жиром. Заночевать на склоне горы было бы
безумием.
На одном из таких крутых откосов Жуга потерял колчан. Нога в тяжёлом
сапоге скользнула, привязанный к мешку топор качнул назад, колчан зацепился за
выступ скалы и опрокинулся. Держась одной рукой, Жуга растопырил пальцы,
взмахнул свободной рукой, пытаясь что-нибудь поймать, не ухватил и лишь успел
увидеть как все стрелы, кувыркаясь, канули в туман. Он помедлил, затем снял с
шеи ремень и без всяких сожалений швырнул вниз пустой кожаный цилиндр. Лишний
груз был здесь опасен.
Уже темнело, когда они взобрались наконец на самую вершину. Это была
ровная, почти что круглая площадка, вся пересыпанная щебнем, камнями, серыми
кусками старой пемзы и туфа. Кое-где белели пятна снега, чудом не размытые
дождём, в изломах рухнувшей скалы прослойками поблёскивали шпат или слюда.
Жерло потухшего вулкана образовало три отдельных кратера, размером каждый с
хороший двухэтажный дом.
- Который?
- Этот, - Орге указал на тот, что был ближе к западу.
Жуга сбросил с плеч мешок и принялся разматывать верёвку. Хансен с
интересом осматривался вокруг.
- А ничего вид отсюда, - наконец заметил он. - Жаль только, что туман.
Стены от ветра закрывают, кратеры не дают проходы завалить... Ты уверен, что
нам нужно лезть туда?
- Уверен, - Орге ухватился за другой конец верёвки и принялся помогать. -
Если присмотреться, там видны следы. Да Ашедук мне сам рассказывал, через какую
дырку надо лезть.
- Послушай, Орге, - слегка запинаясь, сказал Жуга. - Почему же всё-таки ты
с ним не пошёл?
- Не в моих привычках предавать друзей, - сердито зыркнул тот на травника
с вершины маленького кратера. С мотком верёвки на руках гном напоминал
какого-то диковинного трубочиста, собравшегося прочистить вулкан.
- Ну-ка, помоги.
- Ну, что, - многозначительно взглянул на травника Хансен, - ты всё ещё
думаешь, что им нельзя доверять?
Жуга не смог ответить, лишь покраснел и молча стал карабкаться наверх,
чувствуя, что ему только что преподали очередной урок.
Они закрепили верёвку за большой валун и перебросили другой её конец через
край отверстия. Двараг подёргал за неё, проверяя на прочность, и первый полез
вниз. Из чёрной глубины тянуло влагой и теплом. Некоторое время гном шуршал и
чертыхался в темноте, потом откуда-то издалека до травника и Хансена вдруг
донеслось негромкое: "Спускайтесь, здесь ступеньки". Травник сбросил в
отверстие оба мешка и полез следом. К тому времени, когда спускавшийся
последним Хансен ощутил под ногами ровный камень площадки, Орге и Жуга уже
успели осмотреться. Узкое отверстие кратера давало достаточно света, но снаружи
быстро темнело. Однако и этого хватало, чтобы разглядеть бугристые неровные
стены, россыпь камешков и стёртые уступы старой лестницы, уже давно утратившие
всяческое сходство с таковой. Вулкан потух, должно быть, сотни тысяч лет тому
назад. Камень под ногами казался непоколебимо прочным. Не чувствовалось ни
запаха серы, ни особого тепла. Лава под ногами была старая и потрескавшаяся.
Верёвку оставили.
Подобрав свою поклажу, все трое направились в глубину горы. Вскоре снаружи
стемнело совсем. Ещё в хижине Жуга перетопил на свечки всё свиное сало,
использовав на фитильки остатки дратвы. На всякий случай прихватил и жирник,
отыскавшийся в хижине. Огонёк свечи чадил и трепетал. Край лестницы обрывался в
бездну меньше чем в двух шагах от стены. Смотреть в темноту не хотелось.
Казавшийся почти что бесконечным спуск закончился в огромном зале,
очертания которого скрывала темнота. Все трое так устали, что буквально
валились с ног. Жуга прошёлся вдоль стены, угрюмо созерцая череду входных
отверстий - старая гора была источена, как трухлявое дерево. Хансен
нерешительно покосился на мешки.
- Заночуем прямо здесь или поищем, где получше?
- Здесь везде одинаково, - гном сплюнул. - Разве только в глубине
чуть-чуть теплей. Тащите одеяла.
Жуга насчитал восемь проходов, после чего остановился и повернул назад.
- Если Ашедук ушёл туда, - сказал он, - то нам его не отыскать.
- Не впадай в панику, - гном стащил с ног башмаки и теперь сидел, разминая
пальцами уставшие ступни. - На верхних горизонтах разветвлений особенно много.
Это чтобы не бродили чужаки. Опять же, стражу выставлять не надо.
Жуга с сомнением покосился в сторону туннелей.
- Однако так и в самом деле затеряться недолго. Не хотелось бы соваться
туда наобум. Ты в самом деле сумеешь отыскать дорогу?
- Не беспокойся. Я вас выведу, если меня, конечно, не прихлопнут.
- А если прихлопнут? - угрюмо спросил Хансен. - Что нам тогда делать?
Орге смерил его пристальным взглядом, чуть прикрыв глаза на огонёк свечи.
В кромешной тьме зрачки дварага казались двумя тёмными провалами.
- Значит у вас теперь есть повод прикрывать мне спину, - наконец сказал
он. - Что делать! Оставляйте метки: делайте следы, коптите стену. Что угодно
делайте, лишь бы запомнить путь. Воспользуйтесь своим уменьем, наконец,
волшебники хреновы. Как рты кому-то затыкать, так первые.
Хансен потупился. Ничего не ответил.
Они распаковали провизию и в молчании перекусили вяленой бараниной и
сваренной загодя, теперь уже - холодной кашей, после чего стали укладываться на
ночлег.
* * *
- Он был душой нашего отряда. Основой. Фундаментом. Я тогда не понимал, я
думал о совсем другом. Но остальные были не в счёт: Орге был проводником, а я,
ну просто... Просто шёл. Я только сейчас понимаю, что он значил для меня. Это
как рука или нога - не очень-то их замечаешь, когда они есть. И ты... И только
ты со мной теперь. Наверное, ты не понимаешь меня. Не знаю, откуда он брал
силы, чтоб смеяться. Ёрничал. Грустил. И всякий раз поддерживал меня, когда мне
было худо, думал за меня, не спал, когда мне не спалось. Зачем - не знаю. Он
обещал мне стать моим учителем, но я никогда не замечал, как он меня учил. А он
меня учил всё время, постоянно. Вильям когда-то говорил: бумага стерпит. Был
наверное, прав, дурацкий рифмоплёт. Бумага стерпит, да, бумага всё запомнит. А
как мне вспомнить то, что он мне говорил?
Три дня мы шарахались по этим чёртовым подземным лабиринтам. Все свечки
догорели. Кончилась еда. А мы всё шли и шли... Ах, Олле, Олле, маленький
подлец! Я долго думал, что же означает тот его ответ, что, мол, следующую ночь
мы встретим в темноте. Ну, да, а где ж ещё? - подумал я, ведь глупо было
ожидать чего-нибудь другого. Но как я мог забыть, что все его ответы на самом
деле означали совсем не то, что мы в них слышали! Совсем не то... Ты слушаешь
меня? Скажи же что-нибудь!
Ведь ты же слушаешь?
Ответь...
* * *
- Эй, кто здесь? Жуга, это ты, что ли?
- Я.
Зашуршало одеяло. Хансен сел и вытаращился в темноту.
В тесном закутке, где этой ночью троица расположилась на ночлег, было сухо
и тепло. Десятки вёрст запутанных подземных коридоров остались у них за спиной.
Силуэт травника едва заметно выделялся на фоне сероватого мерцания, как
утверждал Орге - светящейся краски, нанесённой здесь на стену скафенами. Хотя
Жуга не исключал возможности, что это вполне мог быть какой-нибудь светящийся
лишайник. Всё могло быть в этих пещерах - всё, что можно, и чего нельзя было
придумать.
Всё могло быть.
- Ты не спишь?
- Не сплю.
- Какого чёрта... - он отбросил одеяло. - Нет, ну это совсем никуда не
годится! Третью ночь сидишь без сна. С ума сошёл? Ложись сейчас же.
- Чего ворчишь? Вам же лучше. Лишний раз на карауле не стоять. Я ж говорю,
что это у меня всегда так. Только не вздумай колдовать, чтоб я уснул - я всё
равно почую.
- Да уж, почуешь, это точно... - Хансен потёр шею тем странным жестом, при
котором Жуге всякий раз на память приходили старый дом и тамошний подвал, и
передвинулся поближе. - Что тебе теперь-то спать мешает?
- Да всё то же: Ашедук. Всё не могу взять в толк, зачем он мне рассказывал
про Локи... И про остальных зачем рассказывал.
Хансен закатил глаза.
- Ох, господи, опять ты за старое. Придётся, видимо, всерьёз тобой
заняться, а иначе ты совсем себя загубишь. Всё считаешь, что ты где-то допустил
ошибку?
- Не ошибку. Хуже, Хансен, не ошибку, - травник повернулся лицом к нему. В
темноте блестели белки глаз. - Я боюсь, что тогда поступил правильно.
- Когда?
- Когда мы танцевали на углях. Ну, я и этот Лис. Ты помнишь, я
рассказывал? Я одолел его, я победил чтоб остаться собой... Но стал ли я собой?
Тот - Локи, или как бишь там его...
- Неважно. Продолжай.
- Ага. Так вот, он сказал, что я когда-то был рождён, чтоб стать всего
лишь оболочкой для него. Как ножны для меча. Нет, даже хуже - как вода для
соли. Я - часть его, я был им до рождения. А раз так, то есть ли смысл
бороться, чтобы быть собой сейчас? Ведь я наверняка исчезну, снова стану им,
когда умру или когда он всё-таки дождётся удобного момента, подкараулит и
ударит в спину. Они всё время ударяют в спину, все - друзья, враги... Я первым
напал на него и только потому мы бились лицом к лицу. А сейчас я не знаю... -
он покачал головой. - Не знаю.
- Та-ак, - с неодобреньем протянул Хансен. - А дело-то хуже, чем я думала.
Ну что ж, придётся опять говорить.
Он сел и положил ладони на колени. "Тело помнит лучше головы", - некстати
вдруг подумал травник. Похоже, что от этих женских жестов Герте никогда не
избавиться.
- Начнём издалека, - сказал Хансен. - Во-первых, нету смысла укорять себя
за прошлое, поскольку ты уже стал не от мира сего.
- Что-о?
- Что слышал. Мир меняется, Лис. Пока ты - часть его, ты этих перемен не
замечаешь, поскольку ты меняешься вместе с ним. Но как только ты выпадаешь из
него и начинаешь задумываться над происходящим, то сразу начинаешь видеть эти
перемены. И переживать. Сейчас как раз такой момент. Уяснил?
- Забавно, - взгляд Жуги вдруг сделался рассеян. - Забавно... - А ведь
Ашедук мне тоже говорил что-то такое, что весь мир меняется, а я в нём как бы
прежним остаюсь... Ладно, - он шлёпнул себя по коленкам, - будем считать, что
это я уяснил. Продолжай.
- Ты никогда не спрашивал себя, почему боги так редко спускаются на землю?
Травник с подозрением нклонил голову набок.
- Что ты хочешь сказать? - спросил он.
- Я говорю, что боги редко появляются на людях. Ты вспомни все истории,
что знаешь, или хотя бы попробуй вспомнить. Хотя бы тот же Локи, или Христос,
или хиндусский Кр'шна. Богов, которые рискуют задержаться на земле, обычно
убивают очень быстро. Ты не обращал внимания? Потом тому придумывают сотни
оправданий - приписывают их гибель то коварству или зависти других богов, то их
же собственному милосердию и жертвенности, но убивают их так или иначе. Легко
вершить чужие судьбы, легко двигать фигурки на доске. А вот легко ли самому
стать фигуркой? Так и так выходит, что не очень-то легко. Потому что ихнее
"там" и наше "тут" - это совсем не одно и то же. Им - их мир, нам - наш. А
после нас ещё и заставляют в них верить.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь. Если я - не я, а только Он, который
стал... - Жуга прошёлся пятернёй по волосам и помахал рукою в воздухе, как
будто стряхивая с пальцев невидимую воду. - А впрочем, что я говорю... Не
думаешь же ты в самом деле, что на поляне у менгира Локи бился сам с собой? И
моя победа на самом деле - его победа?
Хансен уселся поудобнее и привалился к стене. Должно быть, где-то там, за
гранитной толщей пробил себе русло горячий источник - от камня тянуло приятным
теплом. Хансен поразмыслил, не зажечь ли им свечу, чтобы видеть лицо
собеседника, и даже потянулся за мешочком, где она лежала, но передумал - свечи
приходилось экономить. В конце концов хватало света от стены, а остальное было
не так уж важно.
- Non sequitur, - сказал он, - что означает - "не логично". Твои выводы
опережают предпосылки. А потому возьмём другой вопрос. Точней, поставим его
по-другому. Шире, что ли... Куда уходят боги?
- Куда... уходят? - повторил, не понимая, травник.
- Да. Рагнарёк. Армагеддон. Дагор Дагоррат. Кразилек. Допустим, это всё не
выдумки церковников. Тогда кто-то в этих битвах должен побеждать. Куда исчезли
греческие боги? Куда уходят боги викингов? И вообще, можно ли достичь чего-то и
остановиться, ни о чём не думать и ничего не хотеть? Наш мир - всего лишь
первая ступень. Ну, может быть, не первая. Вторая. Третья. Двадцать пятая. Но
точно - не последняя. Пройдя её, они уходят. Дальше. Далеко. Уходят, оставляя в
памяти легенды и сказания, уходят, чтоб освободить площадку для других.
Освободить игральную доску для новых игроков. И остаются только те, кто уйти не
в силах. Те, кто погиб. Те, кто низвергнут в бездну, словно падший ангел. Те,
кто прикован на скале, как Локи. Ты думаешь, им неохота вырваться? Они
прикованы совсем не в том смысле, какой мы вкладываем в это слово: приковать. В
пределах мира все они свободны. Вот только этот мир - мир детства, больше им
неинтересен, как неинтересны для тебя рожок и погремушки. И если появляется
возможность вырваться и стать другим, уйти и обмануть ловушку, то это шанс для
них. Ты - этот шанс, точнее, ты им был. Но ты им оказался не по силам.
- Ты хочешь сказать...
- Ты - это ты. Случайная "подставка". Волшебник четырёх кровей, неловко
окропивший кровью старый жертвенник, а вовсе никакой не Локи, и уж конечно же
не дьявол. Ты - запертая дверь, корабль на якоре, и если те не подберут ключа и
не поднимут якорь, ты останешься, кем был - останешься собой. Я думала, что ты
давно всё понял сам. В конце концов, Единорог ведь ясно говорил тебе об этом.
- Но если это так, - проговорил задумчиво Жуга, - то это немногим лучше
всего того, о чём я говорил.
- Не скажи, - покачал головою Хансен. - Корабль ведь может плыть и сам по
себе. И уж в любом случае останется при этом кораблём. Улавливаешь суть?
Жуга сидел и молча слушал рассужденья Хансена, а в душе невольно
поражался, как тот может говорить такие вещи, за которые его вполне могли
отправить на костёр. А впрочем, ведь и Хансен знал, что может ему довериться.
Они были похожи чем-то, эти двое. Мальчишка (а по сути - девочка), которого
воспитывала ведьма, и который не общался с миром лет до двадцати, а в церковь
не ходил, наверно, с детства, и горец из тех мест, где небо ближе и где
обращаются к любым богам, от которых можно ждать помощи, а вся молитва
выливается в два слова: "Пронеси, Господи!", сказанных на краю пропасти.
Они лежали молча, в темноте. Учитель, ученик и спящий между ними гном,
который вёл свой род от времени творения Земли.
- А как же сами боги? - наконец прервал молчание Жуга. - Ведь если так, то
что же я... То что же мы тогда для них? Зачем? Разве важны их заветы, если
жизнь идёт совсем по другим законам? Тогда выходит, никакого смысла нет, и в
жизни, и в любви...
- Во всём есть смысл, Жуга. Во всём. Любовь без дел мертва. Сам посуди:
стоит ли верить в перемены к лучшему, если ради них ты не пошевелил и пальцем?
И даже если бога нет, это ничего не меняет: когда ты творишь божье дело, ты сам
есть бог, когда диавольское - диавол. Выбирай.
- А если - человеческое? - усмехнулся травник. - Кто я тогда? Ага,
молчишь! Неплохо бы сначала разобраться, что есть что, а уж потом других учить.
- Так люди ведь всю жизнь одним только этим и занимаются, что пытаются
отличить одно от другого, - снисходительно пояснил Хансен и зевнул до хруста в
челюстях. - Только у них не всегда получается. Вот и пытаются учиться... у
других. Знаешь, что, давай-ка спать. От лишних мыслей только мусор в голове.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг