Шагнул вперёд.
- Что, - простодушно хлопая глазами, спросил он Щербатого, - палочкой меня
бить будешь? - голова его нелепо дёрнулась, и Телли, по какому-то наитию не
сменив интонации, повторил как нелепое эхо: - Палочкой меня бить будешь?..
Палочкой меня бить будешь?..
- Эй, ты чё... - Щербатый, растерявшись, отступил.
"Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать: "Руки прочь от меня!".
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе жить?! Что будут стоить тысячи слов,
когда важна будет крепость руки?"
Тил бросился вперёд, но бить Щербатого не стал. Заместо этого на полпути
рванулся вдруг к Рябому - тот как раз залез по локоть в сумку - и врезал ему по
зубам. Удар получился несильный, вскользь, но совершенно неожиданный, Рябой не
удержался на ногах и плюхнулся на мостовую, выронив мешок.
- Ах, ты... - Отто рванулся вперёд и чуть не столкнулся со Щербатым.
Завертел растерянно башкой. - Хватай его, Румпель!
- Я... хак!..
Локоть Телли врезался Щербатому под дых. Тот хватанул губами воздух и
согнулся пополам. Телли вывернулся, вскрикнув от боли, отпрыгнул к стене ("Со
стены не нападают") и быстро оглядел всех троих ("Не теряй врага из виду!
Никогда!"). Драка, похоже, переходила в самую опасную стадию - противники
опомнились. Можно было попытаться убежать, но колбаса... и хлеб...
Телли стиснул зубы.
- Ну, гад, - прошипел Отто, - ну, ёжик, ты меня достал...
- Сам ты ёжик!
Телли рванулся ("Делай суматоху!"), подхватил валявшийся на мостовой
осколок черепицы и запустил им в фонарь. Попал, и не успел ещё затихнуть звон
разбитого стекла, как Телли, не вставая, бросился вперёд. Холодный ветер мигом
затушил свечу, из освещёния осталась лишь луна. На вновь подрастерявшуюся
троицу посыпались удары ("Ступня, колено, голень, пах, дыхалка! - голос
травника звучал в ушах. - Не трать сил попусту, бей туда, где больно!"). Кто-то
пнул его и промахнулся. Другой попал, но потерял равновесие, взвизгнул и упал,
хватаясь за промежность. Выронил свинчатку.
- Ы-ы, гадюка-а-а!
- Не трожь! - Телли прыгнул, оседлал упавшего Щербатого, наступил ему на
руку и вырвал из пальцев дубинку. Замахнулся: "Изувечу!".
- А-а!
Двое оставшихся насели на него, подмяли и отпрянули, вдруг обнаружив, что
колотят не того.
- Чёрт!
- Мамочки, как больно...
- Это ты! А этот где?
- Уй, мамочки... - стонал Рябой.
- Вон он!
Отто обернулся.
Телли стоял над ними и бежать, похоже, не собирался. Подражая травнику,
Телли медленно повел в воздухе концом дубинки и замер.
- Ещё добавить, или хватит? - осведомился он. Голос его слегка подрагивал,
и должного эффекта не произвёл, но всё же заставил всех троих призадуматься.
- Ну, гнида...
Телли без замаха, что есть силы заехал Отто палкой по спине. Тот взвыл и
повалился на бок.
- Меня звать Телли, - сказал он, отступив на шаг. Голос его звенел. - И я
буду ходить там, где захочу, ты понял?
- Понял, - проворчал хозяин Блошиной канавы, потирая спину.
- Ни хрена ты не понял, - Телли, как ему казалось - с очень грозным видом
сплюнул, перехватил трофейную палку под мышку, подобрал мешок и вскинул его на
плечо.
Стукнула дверь пекарни. Фридрих - подмастерье булочника, парень рослый и
усатый, но худой как привидение и весь такой же белый от муки, выглянул на
улицу и осмотрелся по сторонам.
- Фонарь расколотили... - охнул он и, разозлённый, кинулся к мальчишкам. В
руке его, откуда ни возьмись, появилась тяжеленная дубовая скалка.
- Я вас, сукины дети!..
Все четверо, включая и Рябого, со всех ног пустились наутёк.
И в этот миг на улице возникла собака.
Телли первым заметил её, взвизгнул заполошно, бросил палку, сумку и
помчался, не разбирая дороги. Налетел в потёмках на фонарь, упал, отполз к
стене и скорчился в комок. Фридрих ахнул и метнулся обратно в пекарню,
обронённая им скалка с сухим перестуком покатилась по брусчатке мостовой. Отто
и компания разбежались кто куда. Рябой, несмотря на все свои ушибы, попытался
вскарабкаться на фонарь, периодически съезжая, оглянулся и припустил за
остальными, дико вереща.
Телли остался один.
Собака приближалась. Громадная, серебристо-серая, она бежала совершенно
бесшумно, лёгким собачьим галопом, и почему-то - со стороны тупичка, откуда не
было, да и не могло быть никакого выхода. Огромные глаза её горели в лунном
свете словно два зелёных огонька. Телли хотел зажмуриться и не смог,
парализованный страхом, лишь молча сидел и смотрел, как чудовищная тварь
поравнялась с ним и... промчалась мимо.
Даже не взглянула на него.
В зубах она несла кошель.
* * *
Травник видел бег.
Он чувствовал своё движение меж сдвинутых домов, работу гибкого, хищного
тела. Он мчался сквозь моросящий дождь, в холодном свете убывающей луны,
изжелта-бледной, скрытой облаками, похожей чем-то на истёртую угловатую монету.
Лицо на монете смеялось. Дома, ворота, фонари. Чужими глазами всё виделось
необычайно ясно, словно днём. Он мчался. Он бежал. Потому что...
Ещё он видел человека с саблей, в красном с серебром кафтане, человека,
которого он почему-то ненавидел, ненавидел люто, страшно. Ненавидел, но не мог
с ним справиться. Потому что...
Ещё он почему-то видел дверь, обшарпанную стойку с кружками на ней, солому
на полу и темень за окном. Горел фонарь под потолком. Короткие толстенькие
пальцы с многолетней сноровкой тасовали медные кружочки, тишину закрытой корчмы
нарушал приятный, еле слышный звон. Кабатчик подсчитывал дневную выручку. Губы
его шевелились. Серебро проворные пальцы убрали подальше. Медяшки звякали. На
краткий миг взгляд травника выхватил в их потоке странную семиугольную монетку.
Ещё одну. Ещё. Кабатчик не обратил на них внимания и продолжал считать.
Неожиданно раздался стук в дверь.
- Кто там? - окликнул кабатчик, и помолчав, добавил: - Закрыто уже!
Вместо ответа поскреблись ещё раз. Тихо, осторожно.
- Чтоб тебя... - ругнулся тот. Сгрёб монеты в кошелёк. В дверь снова
постучали. - Слышу, иду!
Он обошёл стойку. Из крайней бочки капало, кабатчик машинально прикрутил
недозакрытый краник. Помедлил, подобрал мясницкий нож, засунул его на пояс и
направился к двери. Посмотрел в окно, но кроме темноты и собственного отражения
в чёрном стекле ничего там не увидел.
Отражение...
Жуга попытался кричать, но не смог. Потому что...
Снова стук. Шаги.
- Да иду же! Вот же чёрт, принесла нелёгкая кого-то на ночь глядя...
Короткие пальцы коснулись холодного металла и старая погнутая щеколда
медленно поползла в сторону.
И тогда Жуга закричал.
* * *
Водоворот дурного сна нахлынул, затянул, сомкнулся вихрем брызжущей слюны,
захлебнулся беззвучным криком и исчез. Как перекисшая брага вышибает днище у
бочонка, как разгибается лук, запуская стрелу, так же и травника выбросило из
сонного небытия. Он заполошно вскинулся и тупо уставился на стол перед собой,
на вплавленные в мутную лужицу растёкшегося воска три угловатых монетки.
Огляделся. В доме было тихо. Свеча в поставце догорела до самой розетки.
Рудольф дремал в кресле у камина. Дракончик тихо скулил, отчаянно царапая
входную дверь в попытке выбраться наружу.
- Тил? - позвал травник.
Ответа не последовало.
Услышав имя хозяина, Рик заскрёбся ещё сильней. Жуга поморщился, потёр
виски. Обрывки сновидений наплывали друг на друга, путались, терялись. Таяли.
Он снова слышал стук, бежал по улицам, подсчитывал выручку, кричал "Иду, иду!",
отодвигал засов двери, не зная, что за нею...
А что за нею?
Обычно травник не имел привычки спать ни днём, ни даже вечером, по опыту
зная, что потом проваляется полночи в напрасных попытках уснуть и утром встанет
полностью разбитым. Только выпитое пиво смогло сморить его, пока он размышлял
над своими находками. Пять костяных фигурок по прежнему стояли на столе.
- Телли! - уже громче позвал он и вновь не получил ответа. Предчувствие
беды усилилось. Травник ругнулся и потянул с гвоздя свой кожух. Свеча мигнула,
ярко вспыхнула в последний раз и погасла. Разбуженный дракошкиной возней,
проснулся Рудольф.
- Который час? - спросил он. Отблеск угасающих углей ложился на его лицо
нелепой движущейся чёрно-красной маской. Как будто отвечая на его вопрос,
далёкий колокол на башне отрывисто ударил один раз и смолк. Рудольф и Жуга
встревожено уставились друг на друга.
- Телли ещё не приходил?
- Нет...
- Чёрт... - Жуга скрежетнул зубами и заметался, разыскивая шапку. Не
нашёл, махнул рукой и схватил свой посох. - Непоседа. Я ж предупреждал!
В этот миг в дверь заколотились.
- Откройте, это я! - кричал заполошно ломкий мальчишеский голос. -
Откройте!
Весь мокрый, в грязи, Телли ворвался в дом, как будто за ним гнались
черти. Сам захлопнул дверь, задвинул засов и без сил опустился на пол.
- Тебя что, опять побили? - Жуга с опаской посмотрел на дверь, но там всё,
вроде, было тихо. Телли помотал головой и протянул ему сумку.
- Там... - всхлипнул он, - я вид... я видел...
Он заплакал.
- Ну? - травник присел и отпихнул в сторону дракона, который уже проявлял
к сумке самый недвусмысленный интерес. - Что случилось? - он встряхнул
мальчишку за плечи. - Да говори же! Что ты видел?!
Телли не отвечал.
...Удар, прыжок из темноты, горящие глаза, короткий визг, падение,
разодранная плоть, мокрый шорох соломы под ногами... кровь бьёт фонтаном из
разорванных артерий, запоздалый взмах ножа и крик, крик, крик - отчаянный,
безумный, переходящий в бульканье и хрип...
Жуга пошатнулся и схватился за косяк. Прикрыл на миг глаза.
- Что ты видел? - повторил он свой вопрос, уже зная, что услышит.
- Собака... - выдавил тот, глотая слезы. Телли смог сказать всего одно
слово, но и этого хватило, чтобы у Рудольфа забегали мурашки по спине. А через
миг мальчишка взглянул на травника и вдруг забился в судорожном крике:
- Не смотри на меня! Не смотри на меня так!!!
* * *
Редко когда в своей жизни Жуга бегал так быстро, хотя прекрасно понимал и
знал, что не успеет. Знал, понимал, и всё равно бежал, разбрызгивая лужи,
срезая путь кривыми переходами дворов. С разгону налетел на целовавшуюся в
подворотне парочку, девица взвизгнула, парень выругался и схватился за нож, но
Жуга уже исчез за поворотом. Город кружил, петлял, запутывал дорогу паутиной
узких переулков, городил на пути баррикады развалин. Неровная брусчатка
мостовой блестела каплями недавнего дождя. Было стыло и холодно.
Он опоздал.
У "Двух Башмаков" уже гомонил народ, кто-то притащил фонарь. Холодея
сердцем, травник протолкался сквозь толпу.
- Что стряслось?
- Хозяина порешили, - с весёлым возбужденьем охотно сообщили ему. - За
стражей уже побёгли.
- А за лекарем?
- На хрена за лекарем? и так подохнет... Чё ты пихаешься?! Ща как пихну...
- Заткнись!
В голосе травника было что-то такое, от чего словоохотливый зевака тут же
заткнулся и поспешно уступил ему дорогу.
В корчме, у самой стойки, лежал Томас. Травник протолкался сквозь вонючую,
пропахшую пивом и страхом толпу и содрогнулся.
- Боже мой...
Такого он не видывал давно. Кабатчик ещё дышал - залитая красным грудь его
прерывисто вздымалась и опадала. Разодранное горло пенили пузыри, среди
лоскутьев мышц и жил синевато и страшно блестели оголённые кольца трахеи. Руки
до плеч покрывали укусы, рваные, с махрами содранного мяса; в их глубине белела
кость. Кровь судорожными толчками била из разорванных вен, заливая пол вокруг
неровной чёрной лужей. Люди в корчме стояли молча, переминаясь с ноги на ногу.
Никто не решился подойти к лежащему, переступить неровный круг света от старого
свечного фонаря, висевшего как раз над ним, как будто это могло им чем-то
навредить.
Никто, кроме Марты.
Травник впервые воочию увидел эту женщину, ту самую Марту, что вечно была
на кухне и так смешно боялась мышей, коренастую, широкобёдрую, с морщинистыми
сильными руками, изъеденными бесконечной стиркой и мытьём посуды, руками,
которые сейчас поддерживали голову Томаса. Она была единственной, кто не ушёл,
не оставил его в беде.
Жуга шагнул вперёд. Марта подняла голову. В глазах её отразился ужас.
- Не подходи! - взвизгнула она и снова разразилась рыданиями. - Не тронь,
не смей!
Травник опустился на колени, протянул руку.
- Я хочу помочь, - тихо сказал он.
- Уходи!
Не слушая её, Жуга стянул свой ремень и принялся накладывать жгут.
Глаза кабатчика открылись, нашарили травника.
- А, Лис... - прохрипел он. Содрогнулся в судорожном кашле. В горле его
забулькало, струйка крови стекла изо рта на рубаху. - Доигрался... Пришёл...
посмотреть?
- Это не я, Томас, - сказал Жуга. Голос его был на удивление твёрд и
спокоен. - Кто-то другой натравливает собак.
- Какая... разница... теперь... - слова текли мучительно и медленно, как
воск с растаявшей свечи. Марта плакала, теперь уже беззвучно.
- Молчи, побереги лучше силы.
- Силы?.. Толку... умираю...
Кто-то сдавленно икнул и рванулся к двери, не выдержав такого зрелища. Ему
уступили дорогу, да ещё и дали пинка напоследок, чтоб не лез вперёд, коль
брюхом слаб. Народ в корчме молчал, лишь изредка проносился по рядам людей
глухой тревожный шёпоток.
Жуга перетянул кабатчику жгутом руку выше локтя, взялся за вторую.
Осторожно тронул растерзанную шею и замер в нерешительности. Так же осторожно
оттянул края раны, вгляделся в кровавое месиво. Взгляд его помрачнел.
Надежды не было никакой.
Если бы по какой-то нелепой случайности сонная артерия осталась незадетой,
если бы кто-то чуть раньше додумался перетянуть ему вены, если бы Жуга бежал
чуть быстрее, если бы, если бы, если бы... Всех пальцев на руках не хватит
сосчитать все "если". Смерть приближалась к Томасу быстро и неотвратимо,
семимильными шагами, и ей не было совершенно никакого дела до всех людей, что
встанут на её пути. Ничто человеческое не могло ему помочь.
Ничто.
Человеческое.
Жуга помедлил, собираясь с мыслями.
Он мог помочь кабатчику. Мог, но для этого пришлось бы вновь вернуть всё
то, от чего он, казалось, навсегда избавился, вернуть свой дар, своё проклятие,
всё, что вело его, тащило за уши по злым дорогам спятившей судьбы всего лишь
год тому назад, и шрамы на теле, в душе и в сердце его ещё не успели зажить.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг