аппаратурой ронин даже удивился: выходит, что и внутренняя прокладка
капсулы была "особым образом" экранирована. Интересно, для чего?
Не для провоза же контрабанды?..
Обследовав груз, контролеры покинули машину - на всю проверку ушло от силы
минут двадцать. Последняя формальность - Граберу пришлось оплатить
въездную пошлину (все, что у него осталось от "откупных" Скрыля). С
деньгами Грабер на сей раз расстался даже с некоторым облегчением, оно и
понятно - здешняя процедура контроля заметно его взвинтила.
Даже "добро" на выезд было дано без единого слова - когда ворота с
надписью "выход" стали подниматься, они поняли, что их больше не
задерживают. Слева в стене имелись и еще одни ворота - своего рода двери в
"рай", ведущие в Купол, но эти открывались далеко не для каждого грешного
чтобы туда попасть, требовалось специальное разрешение с вельможной
подписью куратора никчемных территорий - по здешним понятиям, самого
господа бога. На выезд вел бетонированный коридор. "Такой за доли секунды
лучевиком не прожжешь", - подумалось ронину. Да и ни к чему. А были
времена, когда попасть в Купол было для Дика идеей фикс - сладкой и
пузыристой, как нарытая однажды в развалинах старого склада газировка в
банке, и совершенно несбыточной - как не покидавшая потом надежда найти
еще одну. Хр-р-рустальное детство. Впереди возникла полоса блеклого света
- перед машиной открывались последние ворота. Под боком у ронина
беспокойно заерзал Грабер - ему было уже неуютно от одного только тусклого
света из распахивающегося перед ним чужого и явно недружелюбного мира.
Погоди, то ли еще будет. Жен сидит замерев, вся настороже, будто лань в
орешнике, на лице тревога - что-то там ждет снаружи?.. Не обрадует тебя,
девочка, то, что ты там увидишь. Природой уж точно любоваться не придется.
Рунге в своем ящике немногое потеряет. Тоскливо ему там небось. И страшно.
Зато чистым кислородом дышит - ловит последние минуты наслаждения.
Ронин тоже сделал глубокий вдох, уже минуя ворота:
"Торжественный выезд. Дом, мать его, сладкий дом. С прибытием". И сразу
повел флаер на взлет: для начала не мешало осмотреться, кинуть с высоты
взгляд на знакомые с детства, но основательно уже позабытые места. Мало ли
какие изменения произошли здесь за без малого восемнадцать стандартных лет
его отсутствия.
М-м-да. Что он там предполагал насчет здешних изменений?..
Уже смеркалось, но панорама внизу была еще хорошо видна: огромная
территория, занятая железобетонными постройками, большинство из которых
представляли собой руины. Сплошные развалины. Каменные джунгли, вполне
узнаваемые для того, кто в них родился. Только процесс разрушения сделал
их за восемнадцать лет немного ниже, приблизил к земле. Судя по сырости и
какой-то общей промозглости безрадостного пейзажа, здесь стояла осень.
Впрочем, это могла быть весна. Однако не исключено, что здесь царило лето.
* * *
В древней Москве уцелела практически полностью лишь система подземных
коммуникаций. Ну и подвалы, само собой, где встречались источники воды,
газа и даже иногда электричества. Да и сети связи кое-где еще работали, по
крайней мере в те времена, когда ронин здесь обитал. Экология, само собой,
ни к черту. Какие-то заводы до сих пор еще коптят - в обеспечение местных
заправил. И их рабочие живут, как и прежде, получше, отдельными
райончиками.
Фактически лежащий под ними город представлял собой множество разрозненных
районов, обнесенных стенами и разделенных каменными джунглями, население
которых немногим отличалось от диких звериных стай. И действовал там
соответственно закон джунглей, то есть - полнейший беспредел.
Развалины бывшей столицы Государства Российского всколыхнули лежавшие на
самом дне души ронина воспоминания юности, давно покрытые илом времени. А
теперь, поди ж ты, всплыли.
Вон монумент Кропоткину так и лежит, сердечный, носом в растрескавшийся
асфальт, как они его свалили при схватке с "грызлами" - всегда сытым
кланом, обосновавшимся на бывшей макаронной фабрике, где запасов макарон
там хватило бы, наверное, лет на сто. С дедушкой Кропоткиным привалило
тогда не так уж много народу - человек десять, но численный перевес
макаронников в той битве был ликвидирован, и каждый клан остался при
своем. Может, "грызлы" и сейчас еще сидят на своей фабрике при макаронах,
если никто их оттуда не вышиб. Клан ронина тоже был не из бедствующих,
поскольку владел ремонтной мастерской - какой-никакой, а уровень
технического оснащения там имелся, то есть возможность делать разные
необходимые вещицы, вплоть до оружия на продажу. Оружие здесь ходило в
основном холодное - мечи, ножи, арбалеты, кольчуги, само собой.
Огнестрельное считалось большой редкостью и дефицитом. Средневековье,
короче говоря. Кланы победнее разводили для пропитания разных мелких
животных, совсем бедные ели всяких там лягушек-рыб. Грибы в подвалах
растили. Ели и крыс, изрядно расплодившихся за период распада. Все
норовили отхватить себе местечко получше, что и служило поводом для
постоянных конфликтов и междоусобиц. Люди бежали из городов, но сельские
жители, живущие немногим лучше, объявили города рассадниками зла и заразы
и не очень-то принимали беглецов - в основном брали в рабство.
За размышлениями ронин медленно разворачивал в воздухе машину. Сейчас
перед ними лежал Купол - территория, накрытая специальной оболочкой,
полностью изолирующей обитателей от внешней среды. Здешний олимп - место
жительства верхушки (олигархов, мэра с компанией). Там-то все о'кей:
продукты питания, удобства, транспорт, электричество, кондишн - всего
этого под Куполом в ассортименте. Словом - полный коммунизм, как мечталось
предкам в доисторическо-легендарные времена земной жизни: в зависимости от
занимаемой должности - соответствующие блага, для всех купольников -
чистый воздух, экологический транспорт, жилье и натуральная пища.
Подробности существования в подкупольной зоне ронин выяснил, уже будучи
воспитанником интерната, - специально интересовался, что же на самом деле
происходило в этом грандиозном и манящем, недоступном простому смертному
"обиталище богов". В том числе, например, то, что кондишн позволяет там
облегченное одеяние вплоть до римских тог (олигархи они или нет, в конце
концов?). И то, что под Куполом никто не забыл про реформы и демократию, -
это у них стало чем-то вроде религии, с незапамятных времен даже
сохранилось выражение "Я остаюсь верен курсу реформ" - что-то типа
вассальной клятвы, присяги или заклинания. Мэр, префект, депутат и прочее
- наследственные должности, Президента выбирают сообща из числа олигархов
сами же олигархи. И что характерно - большинство имеет все возможности
перебраться жить на какой-нибудь не менее и даже куда более
благоустроенный люкс, но довольствуется регулярными галактическими
круизами: звание олигарха, пусть и на последней из планет-парий, для них
дороже во сто крат статуса обычного гражданина в благополучном мире.
Блеск и нищета, одним словом.
Учитывая столь разительный контраст, никакая оболочка из сверхпрочных
материалов не уберегла бы жирующих "олимпийцев" от посягательств извне со
стороны одичавших подданных, если бы не мощная регулярная гвардия,
осуществляющая охрану и патрулирование "твердыни власти", набранная и
воспитанная, кстати сказать, на местном же материале: взятые под Купол еще
детьми, здешние парии становились куда более надежными охранниками, чем
любые наемники со стороны, - они готовы были зубами рвать своих бывших
сородичей, лишь бы их не вышвырнули прозябать обратно наружу.
- Разве мы не могли остаться в Куполе? - Это были первые слова Грабера
после выезда. - Неужели так трудно было что-то придумать? Учитывая, что
это ваша родина...
- Наша, Грабер, наша общая родина. Не советую вам об этом забывать - здесь
этого не любят. А что касается Купола - там-то нас и накроют в первую
очередь. Кроме того, для сборки аппарата необходимо спокойное, уединенное
место, а под Куполом за каждым приезжим ведется круглосуточная слежка.
- С какой целью? - живо поинтересовался Грабер. Его профессиональный
подход к делу тайного шпионажа был очевиден.
- По этому поводу я сам теряюсь в догадках. Видимо, с целью занять чем-то
внутренние службы: любой обитатель люкса, прибывающий на парию, вызывает у
них подозрения - вам, как бывшему шефу охраны, такая ситуация должна быть
понятна.
После этих слов Грабер, очевидно, почувствовал ностальгию по былым
временам: задумчиво поскребывая ногтем подбородок, он выдал оперативное
предложение:
- Мы могли бы заключить сделку со здешними властями, намекнув - только
намекнув! - им о бессмертии. Вы представляете, какие для них
вырисовываются перспективы? - В глазах у Грабера появился огонек - явный
признак благоприятного просчета и собственных перспектив при таком
раскладе.
- Может, и намекнем со временем. Даже наверняка намекнем. А пока... Если
здешние олигархи хотя бы заподозрят, что к ним в руки приплыл подобный
аппарат, зачем им тогда мы с вами? В виде бесплатного приложения?
Профессору они, может, еще и сохранят жизнь. А нас, учитывая степень нашей
осведомленности, здесь не просто убьют... - Ронин покосился на Жен и не
стал продолжать - и без того девочка сидит, оцепенев, словно
приговоренная, разглядывая в безмолвном ужасе окрестные "красоты". "Надо
бы ее чем-то отвлечь", - подумал он и сказал: - Кстати, Жен, проверь, как
там наш бесценный "живой труп". Можешь уже поднимать его из гроба.
Она перевела на ронина взгляд, обеспокоивший его куда сильнее граберовских
скоропалительных прожектов. Произнесла очень тихо:
- Дик, я боюсь.
Глядя в ее расширенные глаза, он вдруг ощутил с катастрофической
отчетливостью, как ползет в душу страх - отнюдь не за аппарат вечной жизни
со старым хрычом в комплекте, не за себя и, уж конечно, не за Грабера. Но
Жен - нежное своевольное создание с тонкими руками и с аристократическими
замашками как же так вышло, что он притащил сюда ее?.. Была ведь,
наверное, возможность найти для нее какое-нибудь безопасное убежище, пусть
и не в лучшем из миров... Была ли?.. Раньше надо было об этом думать, да
не до того было, а может быть, он просто не допускал и мысли, чтобы
оставить ее где-то, отпустить от себя, памятуя об участи Григория... Саня,
его Саня, которую он тоже втянул в эту безумную авантюру по обретению
бессмертия (на самом деле воняющую смертью почище крематория), заведомо не
имея возможности защитить.
- Не хотите ли сказать, что у вас имеется в этом городе спокойное место? -
возник Грабер, лишив ронина возможности сказать Жен пару успокаивающих
слов. Которым она все равно бы не поверила. И правильно бы сделала.
Отвернувшись, Жен выскользнула в задний отсек. Ронин скрипнул зубами;
эмоции, сомнения, страхи. Все - прочь! Цель уже близка. Условия заданы.
Ситуация такова, как есть, и ничего в ней не изменишь. Акция прежде всего!
- Место имеется. Весь вопрос в том, сколько времени нам потребуется на
сборку аппарата. При условии, разумеется, что "сердечник" уже при нас. -
Ронин многозначительно покосился на кейс.
- Информацию касательно "сердечника" вы получите в последний момент, как я
уже и говорил, по завершении сборки, - отрезал Грабер. Старый лис, похоже,
совсем ополоумел к концу этой сумасшедшей гонки.
Информацию - только информацию - и в последний момент - каково? Впрочем,
близость реального бессмертия кого угодно сведет с ума.
- И только в том случае, - добавил Грабер, - если я буду иметь от вас
гарантию моей полной неприкосновенности.
- Вы, по-моему, бредите, Грабер. Какую я могу дать вам гарантию, кроме
честного слова? Которое вы, как я понимаю, ни во что не ставите.
- Думайте, Бессон.
- А что тут думать? - Ронин помолчал, набирая скорость и задавая машине
маршрут произвольного блуждания над городом: до темноты нельзя было
открыто лететь на место - наверняка снизу за флаером следила не одна пара
внимательных глаз. Им еще повезло, что они прибыли сюда под вечер и не
придется часами кружить над городом в ожидании ночи. - Что мне мешает
пристукнуть вас прямо сейчас и выкинуть из машины? - Грабер сидел не
шевелясь, лишь лицо внезапно пошло неровными красными пятнами да пальцы
впились в кейс до белизны в ногтях. Ронин усмехнулся: - Да ничто,
собственно, не мешает. Но я же этого не делаю. Это ли не лучшая вам
гарантия? - Ро-нину даже было немного жаль Грабера: после получения кейса
он стал в команде явным балластом и воспринимал это, видимо, весьма
болезненно. Самое смешное, что ронин и впрямь не видел теперь смысла в
том, чтобы его убивать: лис уже ничего не может, он никому здесь не нужен,
одинок, бессилен и жалок в своих попытках сохранить статус равноценного
партнера.
Грабер сипел носом, восстанавливая пошатнувшееся душевное равновесие.
Затем прокашлялся, поднеся ко рту кулак. "Сейчас врать начнет", - подумал
ронин. И угадал.
- Вы ошибаетесь, Бессон. Кейс, как я вам уже говорил, имеет лишь косвенное
отношение к "сердечнику".
- Стало быть, за настоящим предстоит еще куда-"прыгать"? - проворчал
ронин, потешаясь в душе.
- Это вы узнаете в свое время.
Тут как раз появились Жен с профессором, не вполне координирующим свои
движения (кислородное опьянение, вероятно), но явно гордым выполненной
миссией и даже чуть заметно порозовевшем после отлежки в "гробу".
- К чему тянуть? - сказал ронин, когда они уселись с ним рядом (Грабер
заблаговременно отодвинулся от него к противоположной двери). - Откройте
кейс, и пусть профессор засвидетельствует, что этот ваш нейростимулятор не
является "сердечником". Так мы убедимся в вашей честности, а заодно и в
моей доброй воле.
- Я повторяю - в свое время! - отрезал Грабер, вцепившись в кейс, кажется,
сильнее, чем некогда во время штурма профессор. Это уже смахивало на
паранойю, истоки которой ронину были очень даже понятны: только владея
"сердечником", Грабер мог с самого начала надеяться на то, что ронин его
не убьет. И он судорожно хватал ртом незримый пепел, оставшийся от этой
надежды.
Ронин, конечно, мог отнять у Грабера кейс прямо сейчас, открыть его и
получить подтверждение профессора о лежащем в нем приборе. Но он решил
пока этого не делать: до Грабера надо было еще тянуться через Жен и Рунге,
а теперь недосуг было затевать возню в кабине: с кейсом и так было все
ясно, к тому же тогда у Грабера уже точно сорвет крышу - чердак вон уже
вовсю дымится.
Развалины постепенно погружались во тьму. В небе проявлялась все ярче луна
- древний земной фонарь, Не вызвавший в душе у ронина никаких теплых
ностальгических ассоциаций: все самое грязное и жестокое из того, что
осталось в памяти от детских впечатлений, происходило чаще всего именно
при ее свете.
Визуально сориентировавшись на местности (маршрутной карты самой старой
Москвы в компе "Сузуки", увы, не оказалось), ронин взял направление на
проспект Мира, к бывшему спорткомплексу "Олимпийский". Снизу их теперь не
отследят, а воздушного преследования здесь можно было не опасаться:
транспорт в городе практически отсутствовал, какие-то машины еще ездили,
но только по земле, в том числе и местная топливная полиция: горючее было
здесь в страшнейшем дефиците. Когда-то, когда его было много, вдоль дорог
расселяли колонии простейших, поглощавших продукты углеродных соединений.
Эти любители нефтепродуктов спровоцировали появление специфической
растительности - зарослей гигантских, по пояс, губчатых лишайников, прущих
из каждой щели, оставшихся чуть ли не единственным видом, более или менее
притерпевшимся к пагубным изменениям окружающей среды. Обилие подобных
зарослей было здесь одним из признаков, по которым находили старые
хранилища бензина: если есть непроходимый лишайник, значит, можно и
поискать - и топливной полиции, и аборигенам.
Вести машину правильным курсом над ночным городом, лишенным огней, -
задачка непростая, но только не для того, кто в этом городе родился, вырос
и знал в нем каждую более или менее выдающуюся руину. Спустя каких-нибудь
пятнадцать минут они уже , снижались над спорткомплексом. Учитывая
отсутствие в городе спортивных и каких бы то ни было иных развлекательных
мероприятий, а также практическую непригодность в качестве жилья, здание
спорткомплекса, несмотря на свою относительную внешнюю сохранность, было
заброшено: все живое здесь предпочитало ютиться по подвалам, норам или
забиваться в щели. Грандиозные же пустые помещения "Олимпийского", где
гулял ветер - большую часть года ледяной, - не жаловали даже крысы.
Проникнув в здание через большую дыру в крыше, они оказались в полной тьме
над ареной: прямо перед ними угадывалось в лунных отсветах полукружье
подвесного потолка.
- Это и есть ваше укромное место, Бессон? - невольно понизив голос,
просвистел Грабер: даже по шепоту было ясно, насколько его распирает
профессиональный скепсис: - Да первый же голодранец, зашедший сюда
помочиться...
- Заткнитесь, партнер, - вежливо перебил его ронин. - Голодранцы гадят
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг