мысли его, казалось, были очень далеки от цели поездки.
Алексей Лобов окончил среднюю школу в тот памятный год, когда в небольшом
подмосковном городке была построена первая в мире атомная электростанция.
Он отлично помнил то время. Впервые после трагедии Нагасаки и Хиросимы,
после зловещих грибов смертоносного дыма, затмивших солнце над
безызвестными тихоокеанскими атоллами, человечество встретилось с мирным
атомом. Начинался новый - атомный век в истории земли. Лобов не забыл,
какими восторгами, какими светлыми надеждами ознаменовались первые шаги
новой силы, новой энергии, обретенной человечеством.
Но на пути к воплощению в жизнь этой светлой мечты встало много преград: и
политических, и технических.
Настал день, когда великий народ, сыном которого был Алексей Лобов, народ,
впервые открывший человечеству силу мирного атома, сделал впредь и
навсегда атом мирным для всего мира.
Но и в те, ставшие уже достоянием истории дни и даже в это погожее
июньское утро, когда Алексей Лобов в атомном автомобиле мчался по улицам
просыпавшегося Крутогорска, еще много преград было на путях мирного атома,
еще много интриг плелось вокруг этой жизненной для человечества проблемы.
Много было и технических трудностей. Лобов отлично разбирался в них. В те
годы, когда в разных концах страны поднимались бетонные корпуса атомных
электростанций, когда сходил со стапелей в свинцовые воды Невы первый
атомный ледокол, Алексей Лобов был студентом факультета ядерной энергетики.
Он помнил первые атомные установки, громоздкие, защищенные метровыми
толщами воды, свинца и бетона.
Думая об этом, Лобов отчетливо вспомнил слова одного профессора, который
заявил с институтской кафедры:
- Величайший парадокс, друзья мои, чудовищная нелепость! Самые
современные, самые эффективные, самые дешевые, в конечном счете,
неиссякаемые практически источники энергии, и в соседстве с ними
средневековые крепостные стены и рвы с водой. Величайшее благо и
величайший бич человечества.
Профессором, от которого студент Лобов услышал эти запомнившиеся и
оказавшиеся вещими слова, был Михаил Павлович Стогов.
Как недавно все это было...
А теперь Алексей Лобов на оперативной машине подъезжал к полусгоревшему
дому своего бывшего учителя, ныне всемирно известного ученого, одного из
создателей малых реакторов и творца стогнина.
Светло-серебристая "Стрела" свернула в Парковый проезд и, пробежав
несколько сотен метров по Нагорной улице, плавно остановилась возле
окруженного цепью народных дружинников еще дымившегося пожарища, на
воротах с трудом угадывалось полузакопченное число 23.
Едва Лобов захлопнул дверцу автомобиля, навстречу Алексею почти подбежали
невысокий, коренастый, черный как жук, человек в комбинезоне, тронутом
местами огнем и прочно пропахшем дымом, и другой, уже немолодой, заметно
лысеющий, в синем новеньком костюме со значком народного дружинника на
груди.
- Командир противопожарного взвода инженер Марков, - отрапортовал
маленький крепыш.
- Начальник народной дружины Бардин, - неожиданно густым басом доложил
второй встречающий.
- Где здесь можно поговорить? - пожимая им руки, спросил Лобов.
- Пойдемте в сад за домом. Он уцелел. Там есть скамейки, беседка, можно
присесть, обсудить положение, - пригласил Марков.
Лобов, сопровождаемый своими спутниками и новыми знакомыми, направился к
беседке. Его окружал сравнительно недавно, всего лет пять-шесть назад,
разбитый, но заботливо возделываемый сад.
Живой оградой ему служили высаженные ровной цепочкой, почти ветка в ветку,
молодые кедры, привезенные откуда-то с гор. Саженцы хорошо прижились на
новом месте, они уже на несколько метров поднялись над землей, их пышные
кроны кое-где сплелись между собой, образуя над садом живой зеленый шатер.
Сизоватые стволы молодых яблонь обрамляли по обеим сторонам прямые,
посыпанные крупным промытым галечником дорожки. Лобов с болью заметил, что
от близкого огня нежные листочки фруктовых деревьев повяли, свернулись
мертвыми трухлявыми трубочками. Пожухла, скорчилась от жары и свежая
влажная листва многочисленных ягодных кустов, выглядывавших между
яблоневыми и грушевыми стволами.
Всего более в саду было цветочных клумб. Уже поднялись вверх зеленые
пушистые стрелки гладиолусов, жались к земле листочки петуний, задорно
топорщились первые, слабые еще ростки будущих красавцев-георгинов. На всем
этом недавно высаженном в грунт, еще не распустившемся цветочном царстве
сейчас повсюду виднелись густые жирно-черные хлопья сажи, дымились
долетевшие с пожарища нудно чадящие головни.
Глядя на это уродливое, противоестественное соседство заботливо
возделанных цветов, аккуратно побеленных яблонь с коптящими головнями и
красноватыми под пленкой пепла углями - вестниками бушующего огня, Алексей
сурово нахмурился.
"Какая страшная сила ворвалась в этот мирный уголок? Кто и что стоит за
этим огнем? Нелепая случайность, мгновенная оплошность или злой умысел
преступника? - тревожно спрашивал себя Лобов и сам себе жестко ответил: -
Не исключено и последнее".
Нет, Алексей Лобов совсем не страдал излишней подозрительностью и мрачной
предвзятостью к окружающим. Скорее наоборот, в характере этого молодого,
всегда веселого человека было много юношески непосредственной
восторженности и завидного умения видеть в людях хорошего даже больше, чем
они сами в себе подозревали.
Но в памяти Алексея неотступно жило одно воспоминание детских лет.
Он возвращался из школы и вдруг на углу, где жили Лобовы, заметил густую
толпу. Протолкнувшись вперед, он с ужасом увидел лежавшую на мостовой
девочку в голубых носочках на загорелых ножках и с такими же голубыми
ленточками в мягких овсяных волосах. Скорее по этим носкам и ленточкам,
чем по изменившемуся, неестественно взрослому лицу, узнал Алеша соседскую
семилетнюю Лельку.
Веселая попрыгунья и щебетунья Лелька неподвижно лежала на пыльной
мостовой, подогнув загорелые, в свежих ссадинах колени, и по жидкой
косичке, черня голубую ленточку, из разбитого виска текла тоненькая
струйка крови. А рядом валялся увесистый булыжник. На него с усмешкой
глядел Евсеев, тоже сосед Лобовых. На плече Евсеева лежала крепкая рука
участкового милиционера.
Над тельцем Лельки на коленях стоял побледневший, сразу осунувшийся отец
девочки. Он не кричал, не бился в рыданиях, а монотонно, сам не слыша
своих слов, все время спрашивал Евсеева:
- За что же ты так ее? А, сосед?
На что Евсеев с прежней тупой ухмылкой отвечал:
- Так она же, дуреха, того... курей моих гоняла...
Это была первая встреча пятнадцатилетнего Алеши Лобова с не убитым еще
человеческим злом. Потом, после окончания института и назначения на новую,
неожиданную для него работу, встречи со злом участились. Разный облик
принимало оно, чаще всего появляясь невидимым для всех, кроме товарищей
Лобова. Тем зорче должны были стать он и его друзья.
И сейчас, глядя на дымящиеся головни, на поблекшие листья деревьев и
стебли цветов, Лобов вновь почувствовал, ощутил присутствие злой, чужой,
давно уже не встречавшейся ему руки и в этом, неразгаданном пока
происшествии.
С этого момента, как и всегда, для Лобова во всем окружающем существовало
только то, что имело хоть какое-то отношение к расследуемому делу. Громко
щелкнув крышкой портсигара, доставая папиросу, Алексей вслед за Марковым
вошел в беседку. Цеплявшиеся по натянутым вдоль стен нитям плети цветущей
фасоли еще не успели достигнуть крыши, и в зеленом шатре причудливо
соседствовали яркий свет утреннего солнца в центре и стойкий полумрак по
углам.
Первое, что сразу же бросилось в глаза Лобову, едва он переступил порог
беседки, был стоявший в углу заступ. Его старый, залоснившийся, словно
отполированный черенок резко контрастировал с блестящей, остро отточенной
лопатой.
- Товарищ начальник дружины, - обратился Лобов к Бардину, - вы имеете
какие-либо сведения об образе жизни владельца сгоревшего дома?
- Да, товарищ Лобов, кое-что уже удалось выяснить. Профессор Стогов
наезжал сюда из Обручевска, иногда вместе с неженатым еще сыном Игорем.
Игорю Стогову около тридцати лет, он, как и отец, физик, кандидат наук.
Других членов семьи у Стогова нет.
- Понятно, - кивнул Лобов. - А кто у них за садом ухаживал?
- Только профессор. Это было его любимое дело.
- Ясно. - Лобов обернулся к молча слушавшему их беседу помощнику. -
Товарищ Щеглов, на рукоятке заступа должны быть следы пальцев старшего
Стогова. Они могут нам пригодиться. Отнесите заступ в нашу машину. -
Сделав вид, что не замечает недоумевающего взгляда Бардина, Лобов спросил
его: - Где сейчас находятся Стоговы?
- По субботам они обычно выезжают на дачу. Полагаю, что и сейчас там. А
пожар - это, по-моему, попытка скрыть следы ночной кражи.
- Вы проверили ваши предположения? - быстро спросил Лобов...
Его синие глаза стали почти черными.
- Я послал людей к ним на дачу. Они еще не вернулись, - чуть смущенно
отозвался Бардин. - А в квартиру мы до вашего приезда не заходили.
Ничего не ответив Бардину, Лобов повернулся к Маркову:
- А вы, товарищ Марков, как считаете, в чем причина пожара?
- Судя по внешнему виду пламени, обилию дыма, а также по размерам и
быстроте обрушения крыши, можно полагать, что источник огня находился
внутри, скорее всего, в самом центре дома. Причем источник этот был очень
сильным. Занялось не постепенно, а сразу. Так бывает при вспышке большого
количества легко воспламеняющихся веществ.
- В дом можно войти? - спросил Лобов.
- Да, завал у входа мы уже разобрали, но внутри здания много дыма.
- Ничего, дым нам не страшен. Пойдем в противогазах.
Лобов вынул из черного чемоданчика, который держал в руках, зеленый мягкий
противогаз. Надев его на лицо и натянув на руки желтоватые тонкой резины
перчатки, Алексей оглянулся на своих спутников. Все они последовали его
примеру и теперь стояли, удивительно похожие друг на друга, сверкая
круглыми смотровыми стеклами, теребя длинные гофрированные хоботы.
Лобов первым вошел в двери, из которых все еще вырывались густые клубы
черного дыма. На секунду приподняв свой противогаз, Алексей через нос
вдохнул дым и сразу же, точно от удара качнувшись назад, тяжело натужно
закашлялся.
С трудом справившись с удушливым кашлем, Лобов обернулся к стоявшему рядом
техническому эксперту инженеру Климову. Он увидел, что эксперт извлек из
своего чемоданчика объемистую стеклянную пробирку, соединенную с
миниатюрным насосиком. Пройдя в глубь помещения, где дыму было больше,
Климов направил раструб насоса в его струю. Через несколько секунд
прозрачные до этого стенки пробирки помутнели, а потом стали сизо-черными.
- Не нравится мне этот дым, - негромко пояснил Климов, - он кажется мне не
совсем обычным. Смотрите, какое поразительное воздействие его на растения
в саду. Хочу припасти этого дымку для лабораторного анализа.
Осторожно лавируя между чадящими головнями, Лобов и его спутники шаг за
шагом продвигались по тлеющему еще дому. Тягостная картина разрушения
предстала их взору.
Закопченные, местами прогоревшие насквозь стены зияли жжеными дырами,
шуршали кое-где чудом уцелевшие, свернувшиеся в трубку, обесцвеченные
огнем обои. То там, то здесь виднелись обугленные, развалившиеся,
потерявшие всякую форму предметы, в которых с трудом угадывались шкафы,
столы, столики, тумбочки, стулья. Не верилось, что эти исковерканные,
трухлявые скелеты еще несколько часов назад были красивой мебелью.
Дымящиеся остатки пола были засыпаны хрустящей под ногами смесью углей,
пепла, битого стекла...
Зябко подернув плечами, Лобов спросил неотступно следовавшего рядом
Маркова:
- Когда подоспели ваши люди, входная дверь была открыта?
- Нет, замкнута, ее пришлось взломать. Это и наводит на мысль, что дом
пуст, и Стоговы, к счастью для них, на даче.
Марков вздохнул.
- Из такого огня, едва ли кто вырвется. Мы подоспели сюда примерно минуты
через три после начала пожара, а еще через три минуты произошло частичное
обрушение кровли. Судите сами, какая силища...
Они вошли в помещение, где по сообщению Бардина был кабинет старшего
Стогова.
Огонь потрудился здесь особенно рьяно. Комната была заполнена таким густым
дымом, что даже противогазы не спасли людей от мучительного кашля.
Обгоревшие балки крыши обрушились и зловеще топорщились в разных концах
комнаты. От жары полопались и повылетали стекла во всех окнах.
Удручающее впечатление производил пощаженный огнем просторный книжный
шкаф. Толстое стекло выдержало натиск пламени, но стоявшие на полках книги
превратились в угольные брикетики.
- Пожар начался именно здесь, - уверенно сказал Марков.
Ничего не ответив ему, Лобов прошел в следующую комнату. Она сохранилась
лучше других. В куче закопченных брусков и досок тускло поблескивали
металлические пластинки замков. Это были остатки великолепного письменного
стола. За грудой этого чадящего хлама Лобов увидел то, что рассчитывал и в
то же время страшился увидеть. На покрытом копотью полу, в узком
пространстве между остатками письменного стола и уцелевшего книжного
шкафа, уцепившись головешкой руки за подоконник, лежал труп. Нижняя часть
его совершенно обуглилась, но плечо, левая рука и часть груди каким-то
чудом уцелели.
Поза мертвеца свидетельствовала, что человек в начале пожара находился в
кабинете Стогова. Он вырвался из пламени в эту комнату намереваясь,
видимо, выброситься из окна. Лобов ясно представлял, как полуобгоревший
еще в первые секунды пожара человек, задыхаясь в густом дыму, метнулся к
окну, ища спасения. Вот он уже уцепился за подоконник. Еще усилие, и
человек спасен, но в эту секунду несчастный потерял сознание, и это решило
его судьбу.
На обгорелом лице мертвеца торчали клочья каштановой, тронутой сединой
бородки и пряди таких же волос на оголенном огнем черепе. Под пеплом
проступали лоскуты коричневого пиджака, белой сорочки, галстука...
Подавленные увиденным, в глубоком молчании стояли над обгоревшим трупом
суровые люди в противогазах.
Первой нарушила молчание доктор Крылова. Чуть тронув пальцами не
спускавшего глаз с мертвеца, точно окаменевшего Лобова, она спросила:
- Алексей Петрович! Это Стогов? Вы ведь у него учились.
- Пожалуй, да, - отозвался Алексей. - То, что уцелело, очень похоже на
Стогова.
- Товарищи Щеглов и Дьяков! Займитесь осмотром двора, сада и надворных
построек. Доктор Крылова, произведите наружный осмотр трупа и немедленно
доставьте его в морг для дальнейших обследований и восстановления
прижизненного облика. Инженеру Климову и начальнику дружины Бардину вместе
со мной вести осмотр этой комнаты...
Последние слова Лобова заглушил шум остановившейся на улице против окон
кабинета служебной машины. Из нее выпрыгнул молодой человек, одетый в
распахнутый парусиновый пиджак поверх синей безрукавой майки.
Расталкивая охранявших дом дружинников, он с криком: - Отец! Отец! -
бросился к дверям.
Вздрогнувший от этого крика Лобов проводил юношу взглядом и со вздохом
отвернулся. Все его внимание было сосредоточено сейчас на каком-то
предмете, который он разглядел в куче углей и мусора.
Глава одиннадцатая
БОРЬБА БУДЕТ НЕЛЕГКОЙ
Когда Алексей Петрович Лобов после осмотра полусгоревшего особняка
профессора Стогова вернулся к себе в кабинет, его и Щеглова сразу же
вызвали к начальнику Управления Ларину.
При их появлении из-за широкого письменного стола поднялся высокий
худощавый человек с совершенно седыми волосами. Не дослушав обычного
рапорта, Ларин крепко пожал Лобову и Щеглову руки, жестом пригласил их
садиться, молча придвинул коробку с папиросами и, вернувшись на свое
место, попросил:
- Рассказывайте, Алексей Петрович.
Лобов с минуту задумчиво молчал, как бы собираясь с мыслями. Потом вскинул
голову, взглянул на сидевших рядом с Лариным Новикова и секретаря
Партийного комитета Управления Уварова, нервно, все еще молча, закурил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг