- В... самом деле?
- Ну, - Кейт лихорадочно затянулась еще пару раз и Удивленно уставилась на
подбирающийся к фильтру огонек, - у меня лично основания были, но комиссия
по внутренним расследованиям сочла их недостаточно вескими.
- Мгм.
Это было все, что сумел выдавить я в ответ. М-да, по части мин-сюрпризов
Кейт, как, впрочем, и вся остальная Америка, была неистощима.
- Мадемуазель Тернер, - внезапно ожил затаившийся позади нас Щербаков. -
Не просветите ли, что это за странная деталь местного пейзажа? - И, после
небольшой паузы, добавил: - Если, конечно, это не военный секрет.
Я сунулся к окну и узрел ряды проволочных заграждений - не такая, кстати,
большая здесь редкость - и смотровые вышки весьма специфического вида.
Действительно, похоже на военную базу или, учитывая систему заграждения,
направленную скорее для предотвращения побега изнутри, нежели
проникновения снаружи, на каторжный урановый рудник. Хотя какие, к черту,
рудники в четверти часа езды от города?!
- Ах, это! - Кейт скорчила презрительную гримасу - Один из хайнлайновских
лагерей. Похоже, заброшенный.
- Тогда понятно, - изрек Сергей, вдавливаясь обратно в сиденье.
Я покосился на него, потом перевел взгляд обратно на Кейт.
- Мне непонятно, - сообщил я ей. - Рассказывайте.
- А что, собственно, рассказывать? - искренне удивилась она.
- Что это за лагеря такие? - уточнил я. Кейт устало вздохнула.
- Вы когда-нибудь слышали такую фамилию - Хайнлайн? - ответила она
вопросом на вопрос. - Эр-Эй Хайнлайн, адмирал морской авиации?
- Точнее, адмирал в отставке, - кивнул я. - И не надо, пожалуйста,
произносить эту фамилию с таким пафосом Может, как говорил унтер Кащенко,
в вашем болоте он и фигура, но с нашей сопки - вовсе даже так себе. - На
самом деле Кащенко выражался куда более затейливо, но воспроизвести эти
эпитеты даме я не рискнул, даже будучи в раздражении. - Приходилось
читывать пару его статей во французских журналах. Да и наши, кажется,
переводили. Занятно. Хотя, по-моему, его иногда слишком уж... заносит.
Кейт скрипнула зубками.
- Так вот, - продолжила она, - после аргентинской войны, которую мы...
Я начал открывать рот, но натолкнулся на совершенно бешеный взгляд голубых
глаз, и язык мой совершенно самостоятельно выкрутился в "не совсем удачно
закончили".
- Продули вдрызг!.. Адмирал выдвинул идею, что разгром произошел по вине
совершенно недостаточной подготовки военнослужащих.
- Что, в общем-то, верно...
- И что для устранения этого недостатка необходимо всячески усилить эту
самую подготовку, а особенно допризывную.
- Что тоже логично, - осторожно заметил я.
Меня не покидало смутное чувство, что вот-вот прямо сейчас я услышу нечто
ужасное. Все эти хорошие идеи... известно, куда ведет вымощенная ими
дорога. У нас на Руси подобные мыслишки тоже сплошь и рядом выводят в
жизнь через известное место, но последствия облегчает то, что приказ на
выполнение доходит до последней инстанции, а та преспокойно идет спать.
- Логично, мать вашу?! - взорвалась Кейт. Я судорожно втянул голову в
плечи, краем сознания удивившись отсутствию свиста разлетающихся осколков.
- В эти гребаные лагеря, - продолжала шепотом орать Кейт, - загребали
всех, кто мог самостоятельно ползать от кровати к двери. На месяц в год,
начиная с четырнадцати. И измывались над ними так, что и в страшном сне не
привидится. Эти сумасшедшие кроссы по грязи, еда никакая - вечно
полуголодный, сержанты-садисты - где они только набрали столько психов? -
муштра с утра до вечера Сколько ребят оттуда калеками повыходило. Мне
знакомые мексиканцы рассказывали, что они лучше год в нормальной тюрьме
отсидят, чем один месяц в этом аду.
Кейт нервно затянулась очередной сигаретой.
- Мне еще повезло, - добавила она, - что популяры тогда были не в чести, а
о Форде с его идеями равноправия полов и вовсе почти никто слыхом не
слыхивал. А то как пить дать загремела бы в какой-нибудь батальон по
поднятию морального духа.
- Да уж, - совершенно искренне посочувствовал я. - Сущий кошмар.
Кейт с подозрением уставилась на меня.
- У нас-то все намного легче, - продолжал разглагольствовать я. - Всего-то
три недели летом. Ну, правда, еще по неделе в квартал, так что за год как
раз полтора месяца набегает.
- А?
Господи, как все-таки радостно услышать этот звук от кого-нибудь другого!
- И кроссы. Сколько они там бегали?
- По две-три мили каждый день, - автоматически ответила Кейт.
- Это пять-десять верст, - уточнил я. - Ну да, за неделю далеко убежать
можно. А у нас всего-то раз в неделю Верст пятнадцать... по лесу... в
полной выкладке... за три часа.
Впрочем, на действительной лесные пробежки мы довольно быстро начали
любить. После того как наше доблестное командование решило побаловать нас
разнообразием Воистину велика Россия, да и пустыня Гоби немаленькая Сверху
- 40 в тени, да поди ж ты найди эту тень. Снизу - песочек. А после первых
ста метров этот песочек уже везде - в обуви, в глазах, в ушах, даже в...
Короче, везде!
И тенистый лес после этого - райские кущи.
- А вот с едой - это они, конечно, зря. Я понимаю, что стандартный
армейский рацион - это конина с крольчатиной, пятьдесят на пятьдесят, но
все же...
- Как-как? - Кейт все-таки купилась на эту апокрифическую армейскую шутку,
чем я не замедлил воспользоваться.
- Ну, как же, стандартная пропорция - пятьдесят на пятьдесят. Одна лошадь,
один кролик. Вот нас кормили баранами.
- Похоже, - процедила Кейт, - ваши повара переборщили... слегка.
- Переборщили? - возмутился я. - Это еще очень слабо сказано.
Мы эту баранину во всех видах... ели. Просто удивительно, чего с ней
выделывал наш полковой кашевар Круль, пытаясь добиться только одного -
чтобы она не была похожа на баранину. Мы тогда живо поняли матросов
печально известного первого "Потемкина" До бунта, правда, дело не дошло -
начались занятия по индивидуальному выживанию, и всем резко стало не до
меню. Поймал лягушку - скажи спасибо, что в желудке не хлюпает. Лягушки,
между прочим, наших союзников деликатесом считаются, а вы, дурни, их за
так трескаете. И слизни тоже. Где слизней взять? Найдете!
- Бедный мальтшик, - с совершенно непередаваемой интонацией, что-то вроде
полувсхлипа-полувзвыва, произнесла Кейт. - Как же над вами измывались.
- А ведь самое смешное-то, Кейт, - с ухмылочкой заключил я, - что всем
этим жутким издевательствам мы подвергали себя абсолютно добровольно.
Более того, с радостью.
Самое смешное, что это действительно правда. Может, мы были по-детски
наивными, задуренными романтической дребеденью, которую из нас так успешно
выбивали фельдфебели, мальчишками, так отчаянно пытавшимися доказать самим
себе, что мы тоже можем! Чуть похуже, чуть менее ловко, но тоже можем так
прыгать, стрелять, взрывать - ведь мы еще тогда не понимали, какие реки
пота да и крови стоят за этим.
Но, ей-же богу, это были лучшие дни всей моей жизни!
- То есть как это "добровольно"?!
До этого момента мне не приходилось лицезреть ошарашенную Кейт.
Удивленную, разозленную, злобно-усталую - но не пораженную до глубины души.
- Понимаете... - Я замялся. Очень трудно подобрать слова для объяснения
того, что сам почитаешь естественным, как умение дышать. - У нас очень
маленькая армия. Серьезно. То есть численно она не такая уж маленькая, но
сравнительно с масштабами страны... Пятьсот тысяч на пятьсот миллионов -
это мало. И комплектуется она исключительно на добровольной основе, причем
добровольцев этих столько, что для прохождения срочной службы приходится
выдерживать конкурс.
- Как?!
- В мой год было четыре человека на место. Правда, - сознался я, - мы
все-таки достаточно известное подразделение. Не гвардия, не Пятая
Берлинская, но все же. Так что отбирать есть из кого. Конечно, те, кто
проходил базовую подготовку, как я, имеют преимущество. Но мы-то
городские, а из уездов приходят парни, которые с шести лет на охоту с
дедовской берданкой ходят. Мы - обученные, зато они к тайге куда ближе.
- У вас что, так много платят военным?
- Платят достаточно, - согласился я. - Но заработать по-другому быстрее и
проще. При том, что резервисты вообще почти ничего не получают. Мне моих
на бензин не хватало. И без риска, что пошлют на какую-нибудь А... - Я
вовремя осекся.
- Тогда я ничего не понимаю, - созналась американка. - Что же вас
привлекает в этой вашей армии? Возможность карьеры? Слава?
- Нет...
Мне прямо-таки мучительно не хватало слов.
- Как бы вам это объяснить попонятнее...
- Объясняйте как получится! - вспылила Кейт.
- Ваш народ, - начал я, - насколько я успел понять, иначе воспринимает
армию. Ваша страна... она создана на захваченных у индейцев землях, причем
захватила их не армия, а отдельные поселенцы, по десятине, по кусочку. И
независимость вашу добыла не армия - ее тогда еще не было. Считать за нее
отряды восставших селян - глупо, единственными серьезными военными там
были французские добровольцы. А больше вашей армии и гордиться-то особенно
нечем - ну, разве что парочкой мексиканских войн. Простите, но резню
индейцев и участие в братоубийственной войне цивилизованному человеку
трудно счесть поводом для почестей А серьезных врагов у вас не было со
времен той самой войны за независимость.
Поэтому, - продолжал я, - ваши граждане воспринимают военною службу так
же, как любую другую. Просто способ заработать на жизнь. Только платят
мало, а риска несравненно больше, а раз так - значит, работа эта
постыдная, и идут сюда только те, кто не сумел проявить себя на другом
поприще. Это ведь я про офицеров говорю, а не про мобилизованных, да к
тому же насильно, рядовых. С этих вообще взятки гладки.
А у нас... Военный в первую очередь воспринимается как защитник Отечества.
Это нельзя купить за деньги
- Значит, все-таки слава, - подвела итог Кейт. - Почет быть пешкой в
имперских играх.
- Может, и так, - согласился я. - А вы не находите, что быть солдатом
великой империи почетнее, чем маршалом республики Сан-Марино?
- Нет, не нахожу! - отрезала Кейт.
Я тяжело вздохнул. Ну как ей объяснить, что кровь, которую смывал прибой с
коралловых рифов, была пролита не за конкретную низенькую избенку в уезде
Недород или тесную квартирку лондонских доков. Есть еще что-то такое...
Родина, ojczyzna, Vaterland, la belle France - только вот не знаю я такого
слова в английском. У англичан есть их Britain. А у штатников? Хоумланд?
Не смешно.
- Уж сотый день врезаются гранаты, - тихо, одними губами прошептал я, - в
Малахов окровавленный курган. И рыжие британские солдаты идут на штурм под
хриплый барабан.
Нет, я не сумею найти таких слов.
Ни писем, ни вестей.
Как не проси их,
Они забыли там, за семь морей,
Что здесь, на самом кончике России
Живет поручик с ротой егерей.
А Кейт не поймет. Сейчас - не поймет.
Что защищать? Заржавленные пушки,
Две улицы то в лужах, то в пыли,
Косые гарнизонные избушки,
Клочок не нужной никому земли?
Но все-таки ведь что-то есть такое,
Что жаль отдать британцу с корабля?
Он горсточку земли растер рукою:
Забытая, а все-таки земля.
- Что это вы бормочете, Анджей? - озабоченно спросила Кейт.
- А? - Я очнулся. - Ах, это... это так... просто. Абсолютно непереводимая
игра слов.
Еще раз оглянулся на уплывший вдаль лагерь. Смешные эти янки. Нас-то
хорошо гоняли на учениях...
Лес в 30 километрах западнее Брянска,
4 сентября 1973 года, вторник.
Анджей Заброцкий
Улучшенная "снайперка" (с сошками и оптикой) весит пять кило. Плюс четыре
запасных магазина в нагрудных карманах. Еще кило. Плюс глушитель.
Впрочем, в глушителе самое поганое как раз не вес. Надетый - а сейчас он
надет - глушитель добавляет к длине винтовки десять сантиметров, что в
окончательном итоге составляет ровно метр тридцать два. И таскать такую
штуку по лесу весьма, скажем так, неудобно.
Хорошо еще, что брянский лес - не моя родная тайга. Елок поменьше. Лиан
нет. И, пожалуй, красивее. Сплошное золото да этюды в багровых тонах.
Только вот выглядим мы в своих лохматках на фоне этого великолепия словно
родимые пятна на заднице. Я кустик-кустик-кустик, я просто бродячий
кустик, а вовсе не уссурийский егерь.
Скорей бы уж ночь! Ночи, правда, нынче в брянских лесах самые что ни на
есть поганые. Полная луна, ни облачка. Никакого теплоскопа не надо, в
обычную оптику все как днем просматривается. Хоть садись и вой волком на
эту луну.
Эх, вот бы зарядил на все время учений дождичек, да с мглою, с туманом,
такой, что в самый лучший ночной бинокль дальше полусотни шагов ни черта
не различишь. И шагов не слышно, и собачки, кстати, в такую погоду тоже
хуже работают. Но, видать, провинились мы чем-то перед всевышним. Не будет
нам дождя.
- Смотреть по сторонам!
Это капитан Лис. А точнее - его благородие господин капитан Иоахим
Фальдорф. И воистину нет начальства выше майора Прохорова, а капитан
Иоахим пророк его.
Хитер капитан Лис Когда я впервые увидел его, затянутого в отутюженный до
блеска мундир, в белых перчатках, со стеком и в очочках - это в
егерском-то полку, - то сначала решил, что это какой-нибудь штабной франт
к нам прикатил с очередным пакетом от высокого начальства. И очень долго
удивлялся, когда мне сказали, кто он на самом деле.
Капитан Лис хорошо маскироваться умеет. В обычной жизни он маскируется под
прусского офицера образца Европейской войны. Только вот монокли нынче не в
моде, и поэтому Фальдорф носит очки с простыми стеклами, но тонкой золотой
оправой. Это образ хорошо дополняет. А вот на задании капитан Лис другой.
И при первом же взгляде на его поджарую фигуру в "кикиморе" уже ни у кого
не возникает вопроса, как капитан Лис заслужил свою кличку. Он настоящему
лису сто очков вперед даст.
А сейчас капитан Лис зол. Из-за меня. То есть не конкретно, а из-за всей
нашей восьмерки новобранцев. Ох и зол!
Всего в учениях участвуют десять групп уссурийского егерского полка. Но
только у капитана Иоахима половина группы - новобранцы. Срочники. Стручки
зеленые. У остальных - у кого треть, у кого и вовсе четверть состава. С
одной стороны, это, конечно, Лису плюс - вот как ему командование полка
доверяет, а с другой стороны - учения-то общие! И если погорит группа, да
еще по-глупому, стоять Лису перед командиром полка, а комполка перед тем
от командования округа втык получит. А погореть ох как легко! Нас в группе
шестнадцать, не считая проверяющего. Два пулемета, четыре оптики.
Протащить незаметно такую толпу народу - это вам, господа, не бублик в
трактире схрумкать, чаем запиваючи.
- Смотреть по сторонам! На ходу спите
Это он правильно говорит. Спим. На ходу. А когда же нам, вашбродие, спать,
ежели не днем? Он ведь для того и придуман, день-то, чтобы спать. Ночью
нам спать никак не положено. Темнота - наш лучший друг и защитник. Она нас
лучше любых "кикимор" да "следопытов" укроет.
А укрыться надо. Много нынче в брянских лесах охотников развелось. Почти
весь Московский округ на нас сейчас охотится, да два малороссийских полка,
да легкая казачья бригада, пластуны чертовы, тоже здесь. Заодно и полиция
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг