Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   "Дался тебе этот телефон..."
   .................................................................
   С ней произошла странная перемена. Даже не так,- это было бы так, если бы
я мог сказать: "Это она, просто сильно изменилась",- но её больше не было.
   Она стала послушнее собаки.
   - Ведь я предлагал тебе, ещё в январе, помнишь? Я предлагал  тебе  уехать
вместе. Что ты мне сказала тогда?
   Она молчала.
   - Не сейчас, да? Подождать нужно было. Ты  хоть  сама  понимала,  чего  я
должен был ждать? Я не могу больше ждать, пойми!
   Она не отвечала.
   - Что я должен был делать? Сдохнуть тут? Вместе с тобой?
   Я пытался расшевелить её, но она расчёсывала  волосы.  Потом  смотрела  в
окно. Я устал говорить и замолчал. Она потянулась за колготками.
   - Куда ты собираешься идти?- спросил я с тревогой. Спросил ещё раз.
   Она тупо посмотрела на меня. Потом хрипло сказала: "Пить хочется".
   - Я принесу. Сиди.
   Она покорно взяла воду. Стала пить.
   - Что ты собираешься делать?
   Она, кажется, не поняла, к кому я обращаюсь. "Ладно",- подумал я.- "Пусть
отойдёт".
   А вечером я стоял на лестнице и прислушивался к её голосу. Она говорила в
трубку: "Мы занимаемся. Я готовлюсь. Он помогает  мне.  Я  останусь  ещё  на
день. Я не маленькая".
   Она говорила с матерью. Она должна была остаться  ещё  дня  на  три.  Она
неважно выглядела.
   Я прислушивался. Она повторяла всё в  точности.  В  точности,  как  я  ей
сказал.
   В ней что-то сломалось? Она была послушнее собаки.
   Я уже начал подумывать о том чтобы взять её с собой. Я не мог бросить  её
так, знал, что не смогу этого сделать. Это была ловушка.
   Ночью она слегла.
   Я решил, что это простуда, сбегал в дежурную аптеку, принялся кормить  её
лекарствами. Даже мёду купил. Поил её молоком с  содой.  Она  принимала  всё
безропотно. Это было кошмаром.
   Я рассчитывал поднять её за два дня.
   На пятый день у неё начался сухой кашель. Это была пневмония.
   А потом приехала её мать и забрала её.
   Её положили в больницу. Я  приходил  к  ней.  Приносил  печенье,  яблоки,
что-то ещё...
   15 февраля я уехал на море.
   На море. Я встретил её на море. Её звали Мария Каролина.
   Мы вернулись вместе.
   Они с мужем жили раздельно, у неё была своя квартира.
   Я думал, что так будет всегда, что мы  никогда  не  расстанемся,  как  не
думаешь, что когда-нибудь умрёшь, ведь жизнь ещё только-только началась.
   Я чувствовал себя так, как будто только родился.
   Она боялась чего-то и не говорила об этом.
   Я не мог понять, чего же, когда вокруг весь мир, и впереди вся жизнь!
   Я не мог даже вообразить себе, что когда-нибудь она скажет мне: "Уходи".
   Изнеженный, томный, я примерял перед зеркалом новую позу, жест, выражение
глаз и видел в нём женщину, мужчины не было больше! Я ликовал.
   Передо мной был весь мир, нежность лепестков его роз, тепло  его  очагов,
прохлада фонтанов, истома тенистых аллей его садов, великолепие  и  пышность
его дворцов, его свет... век наслаждения... Вся жизнь!..
   Здесь нет боли и страха, какой демон ворвётся  чтобы  найти  меня  здесь,
когда я сам - единственная дверь, ведущая сюда из мира, который остался там,
снаружи, и я закрыл эту дверь. Никто не откроет её.
   Только я один знаю о ней, но скоро забуду.
   Она боится. Но такова её слабость, ведь она женщина. Разве я  женщина?  И
разве я мужчина? Что осталось от того прежнего, кем я был,  разве  что  этот
страх... Разве это страх?
   Я должен знать, что я не боюсь... Открыть эту дверь, и тогда я  забуду  о
ней, навсегда забуду о ней. И её не станет.
   Ведь это даже не страх, всего лишь тень...
   Я вышел на улицу.
   На тротуарах чавкало грязной ледяной кашей. Машины давили,  разбивали  её
колёсами, проезжали мимо. Был вечер.
   Холодные апрельские сумерки.
   Сизая дымка, рыжие клочья  над  крышами,  серые  улицы  в  тёмных  стенах
электричества окон квартир, огни.
   За два квартала до места мне стало вдруг страшно, я попытался совладать с
собой, но тело обмякло и не желало слушаться.
   Я зашёл в кафе и выпил чашку кофе.
   Посмотрели на меня странно, но ничего не сказали. Наконец, я взял себя  в
руки.
   Синева уже загустела на холоде, и в темноте я  не  сразу  заметил  его  и
прошёл мимо. Он окликнул меня.
   Я обернулся на голос. Он подошёл.
   Тянет или подталкивает? В разных песнях это называют по-разному.
   Оцепенение. Гипноз.
   Ты стоишь на самом краю пропасти и беззвучно говоришь себе: "Уходи! Уходи
немедленно!"
   И не можешь уйти. И всё дальше, дальше склоняешься над  пустотой  бездны,
она зовёт, её голос парализует, и ты не можешь сопротивляться и  всё  дальше
склоняешься над ней, и вдруг ты теряешь равновесие, и в  голове  взрывается:
"Нет?!" И бездна хватает тебя, и уже не вырваться из её объятий, не  разжать
хватки, а  только  скользить,  скользить  навстречу,  скользить!  И  сердце,
захлебнувшись, рвётся, ты падаешь. Она заполучила тебя: "Теперь ты мой!"
   Ещё в машине, когда он вёз меня через город, что-то  тоскливо  заныло  во
мне, холодной, тонкой иглой. Это был тот  самый  страх,  который  заставляет
человека пересесть на другое место в автобусе, уйти с места,  которое  через
четыре минуты будет смято, сорвано,  искорёжено  грузовиком,  вылетевшим  на
знак, врезавшимся, ударившим, ворвавшимся треском  стекла,  месивом  железа,
криками ужаса, боли, снарядом смерти...
   Неясное беспокойство.
   Когда мы вошли в коридор, я уже понял всё - я увидел себя в  зеркале.  На
одно мгновение возникло оно из темноты,  обнажённое  грязным  электричеством
лестничной клетки, и погасло. Я почувствовал сладковатую трупную слабость  и
потянулся схватиться за ручку двери.
   Но не нажал на неё.
   - Сейчас включу свет. Вот вешалка.
   .........................................................................
.............
   Он говорил, я смотрел на него,  как  изгибается  его  рот,  и  его  голос
проникал в меня, не встречая никакого сопротивления, я не слышал самих слов,
только голос - его губы,  глаза  и  снова  губы,  голос,-  поднёс  сигарету,
вдохнул, выдохнул дым,- его жест,- он был так близко, улыбаясь, и  всё  знал
обо мне. Кто-то сказал: "Порох только и ждёт, чтобы взорваться,  но  сделает
это не прежде, чем к нему поднесут огонь". Я немного выпил, на улице  холод,
ветер, темно, а здесь так уютно, и даже жарко, так что кожа начинает  пылать
как от простуды, и музыка, голоса, слившиеся в гул, дым сигарет,  скользящие
формы, сделанные светом, и другие, недвижные... Ты знаешь, некоторые  запахи
действуют возбуждающе, как будто заново обретаешь дыхание, и хочется дышать,
дышать, что-то новое, неведомое прежде, но твоё, плоть от плоти, пробудилось
в тебе и  жаждет  жить.  Мною  овладело  желание,  неодолимое,  и  потянуло,
потянуло к этим губам, и не было силы противиться этому, это гул крови,  это
как песня сирен, ты растворяешься в нём, и тебя нет больше, и  эта  сладость
влечёт тебя и окутывает, проникает в самые недра тела, и оно начинает пылать
и ныть, оно не принадлежит тебе больше -  желание,  острое,  болезненное,  и
тело стонет от истомы и хочет, хочет, хочет!.. Это было так неожиданно,  так
ново и остро, что я смешался и не знал, нужно ли противиться этому, но  даже
если бы я спохватился, это едва ли уже могло  что-то  изменить,  я  был  как
морфинист, когда его плоть  жаждет,  и  отомстит  ему,  если  он  попытается
воспрепятствовать, она вопиёт!..
   "Пятнадцать зелёных, не мало будет?"
   Как выстрел. Шарик, который лопнул.
   Либо он принял мою невменяемость за  холод,  либо  втрескался  в  меня  и
растерялся. Такой вежливый, деликатный, и вдруг... Он едва успел всунуть мне
в пальцы записочку с телефоном.
   Я просто сбежал.
   Я всегда бежал. Это правда.
   ...Она стояла на пороге комнаты; свет  в  глаза;  всё  остановилось,  как
тихо... мир умер, Мария, его нет!.. у меня никогда не было, мы одни!..
   УМРИ!
   "Значит, у неё был ключ?"
   "Она стояла на пороге комнаты и смотрела на меня. Может быть,  она  и  не
произнесла ни звука, но я всё понял".
   "Зачем ты, вообще, поехал к нему?"
   "Я чувствовал, что она боится чего-то. Я думал, что так я покончу с  этим
страхом, и нам ничто уже не будет угрожать. Я должен  был  показать,  что  я
сильнее. Но когда я вошёл в дверь, я уже понял, что всё кончено. Он говорил,
и его голос делал со мной, что он хотел".
   "Он подавил твою волю".
   "У Киплинга есть одна сцена, охота Каа. Он был как тот удав,  а  я  сидел
перед ним как бандерлог. Когда он повалил меня,  я  даже  не  сопротивлялся.
Только на миг вспыхнуло: "Мария!"
   "Её звали Мария?"
   Как чайки кричат... Ведь это чайки? Мария!
   Ма, Ма, Ма, рия, рия, рия!..
   УМРИ!
   "Я пришёл в общежитие. Мне просто некуда  было  больше  идти.  Была  одна
комната,  там  всегда  собиралась  какая-нибудь  компания.  Образец  мужской
солидарности".
   "Почему мужской?"
   "Это мужское общежитие. Обои рваные, засаленные. Окно, которое никогда не
закрывалось, потому что иначе можно было задохнуться от дыма. Окурки бросали
в банку или  просто  на  пол.  Играли  в  карты.  На  полу  валялись  пустые
бутылки... Когда я уезжал, я думал, что уже никогда не вернусь..."
   "И что же утром?"
   "А не было утра. Я попросил станок. Хотел пойти в  туалет,  но  вспомнил,
что нужно держать руки в воде. Тогда я  пошёл  в  ванную.  Заткнул  дырку  в
раковине полотенцем, открыл воду. И порезал вены".
   Что это... как шумит... кровь... это  море?..  Мария!..  чайки  кричат...
Ма!.. Ма!.. рия, рия, рия, рия рия!.................................
   "У меня закружилась голова, так сильно, что я упал. Потом было темно, и я
отбивался в этой темноте, но не видел, от кого. Только чувствовал, что  этот
кто-то одолевает, я сопротивлялся. Я  думаю  так  было:  кровь  затекла  под
дверь,- там щель была,- кто-то  заметил,  крикнул  остальных,  они  взломали
дверь, перевязали руку и вызвали "скорую".
   "А что было потом?"
   "Утром?"
   "Потом".
   "Больница. Психи в коридорах. Я в истерику, меня на  вязки.  Знаешь,  что
это? Это когда тебя к кровати привязывают, ноги,  руки,  а  вокруг  стоят  и
смотрят на тебя, ты кричишь им: "Развяжите меня!"- а  они  пальцем  на  тебя
тычут, переговариваются, обсуждают... Или смеются".
   "А потом?"
   "Потом меня перевели в общую палату, потом в другое  отделение,  а  потом
выписали из больницы, и я поселился у Мэгги".
   "И больше ты не видел её?"
   "Чтобы помириться? Мама, я вернулся. Так бывает, да?  В  кино.  Я  пришёл
туда, где всё это случилось. От соседей узнал, что  жильца  убили,  зарезали
ножом, а кто - неизвестно. Приходил следователь, задавал вопросы..."
   "Ты думаешь, это она?"
   "Нет, конечно".
   "Почему?"
   "Так ведь это я убил его".
   Вспышка... Крик?.. Мария!.. Глаза... Остановились.
   "Как! Когда?"
   "Я не контролировал этого, но всё получилось очень ловко. Он был на  мне.
Рядом с диваном столик стоял, на нём корки от апельсинов, конфеты, коньяк...
Моя рука схватила нож и ударила сверху, в спину. Потом  ещё  раз.  Наверное,
испугалась, что не убила до конца. Со второго раза я попал в сердце, и  всё.
А потом я увидел Марию".
   ...Она не смеялась... называй меня мамой... называй меня!.. Мария...
   Она стояла на пороге комнаты, и я увидел её глаза. Всё  это  было  как-то
невероятно, немыслимо... Её лицо превратилось в маску, она  даже  словно  бы
постарела - так заострились черты её лица, но, в то же  время,  что-то  было
красивое в этом -  в  том,  как  она  вошла,  как  остановилась,  поражённая
открывшейся ей сценой, как отшатнулась и схватилась за  дверной  косяк...  А
потом всё перестало быть так красиво, и я увидел, что она и впрямь постарела
за эти секунды. Хотя, в общем,  она  держалась  молодцом.  Спросила,  что  я
теперь намерен  делать.  Я  сказал,  что  инсценирую  пожар,  самовозгорание
электропроводки, объяснил, как. Когда начинаешь  вдаваться  в  детали  дела,
ужас как-то сам собой проходит. Она почти успокоилась, но всё  же  никак  не
хотела уезжать одна, так что я насилу её выпроводил.
   "Ты так всё и сделал?"
   "Нет. Я просто стёр отпечатки, оделся, вышел и захлопнул за собой дверь".
   Странно, что я вообще туда пришёл - мне трудно было поверить, что всё это
произошло со мной. Что это был я.
   Всё изменилось. Был Мэгги, и совсем другая,  новая  жизнь  -  всё  только
теперь начиналось. Я был очень счастлив тогда.
   "И долго продолжалось твоё счастье?"
   "Долго - месяца два или три, даже больше! - почти полгода. А потом...  Ты
знаешь, что было потом".
   Она не должна была мешать нам. Я не мог потерять Мэгги, и я пришёл к ней.
   "Да. И она приняла тебя за клиента".
   .........................................................................
.
   Свечи горят тихо, теплятся на дне чёрного зеркала, по краю его на  обоях,
словно рой бабочек, лепятся приколотые булавками цветные картинки. Порхающие
раскормленные амурчики.
   Она лежит рядом со мной.
   Я выбираюсь из постели, ищу на стуле свою рубашку.
   Она следит за мной глазами, не отрывая головы от подушки.
   - Ты не хочешь остаться?..
   .........................................................................
...
   А потом я сделал ей предложение.
   "Об этом ты мне ничего не говорил".
   Не сразу, конечно. Сначала был бурный роман, ночи, полные страсти...
   "А она знала о вас с Мэгги?"
   Да, знала. То есть, узнала, когда я сам рассказал ей.
   Но самое интересное, что для неё я и был Мэгги.
   И эти ласки, эти всхлипывания, идущие из  самой  глубины  пылающего  лона
страсти,  взывали  к  нему,  ноющая  боль  вечного  табу,  исконной   тоски,
неутолимой, и в безысходности рвущей душу, когда клетки одежд  отпускают  её
из плена, и падают замки, свет гаснет, и, повинуясь  ей,  губы  бессмысленно
шепчут и, вдруг, нащупав слова в безумном  лепете,  кричат  о  ней,  страшно
кричат о самом заветном, и, торопясь успеть выплеснуть эту  боль  и  упиться
ей, ставшей наслаждением, до сладостных судорог, успеть, пока обман снова, в
который раз,- и в этом безысходность запретной тоски,- не станет разоблачён,
и на уста  не  ляжет  неодолимая  печать  молчания,  она  впивалась  в  меня
пальцами,- быстрее!- и я отвечал призывному лепету её  губ,  заслоняя  собой
его, Мэгги, принимая на себя то, что предназначалось ему.
   "Как же он простил тебя?"
   "А что ему оставалось? Мать предала его, а  я  -  нет.  Факты  приходится
принимать такими, каковы они есть,  как  бы  при  этом  не  было  больно.  Я
разорвал круг этой игры.  Боль  кончилась.  Кто-то  должен  был  пролить  её
слезами..."
   - Вот и всё, что я хотел тебе рассказать, Леди...
   .........................................................................
..
   За окном была ночь, снег.
   Ёлка мерцала как заплаканная.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг