- Да, но уникальных людей много. Каждый по-своему уникален.
- Так чего же ты хочешь?- сказала она.
- Если я приму роль, которую мне предлагают, я стану чем-то конкретным,
предсказуемым, ограниченным... Как говорил Лао-цзы, если ты будешь чем-то
одним, ты не сможешь быть всем остальным.
- А ты хочешь быть всем,- сказала она.
- Да. Хотя всё - значит, ничто.
- Тогда сама жизнь - ничто, потому что для человека она - всё.
- Я живу ожиданием чуда, Леди!
- Можно ждать и бездействовать, а можно подготавливать пути...
- В пустыне.
- Да.
- Но ведь я не отказался от этого дела. Я не собираюсь делать глупостей,
я не сумасшедший. Знаешь, чем отличается гений от сумасшедшего, по
Сальвадору Дали?
- Чем?
- Тем, что он не сумасшедший.
- Я знаю, что ты не наделаешь глупостей. Но подумай, разве то, что ты
обретаешь, не стоит трудов? Ведь ты выходишь в совершенно иные сферы, где
жизнь происходит по иным правилам, где не действуют те законы, которые
делают людей рабами. В том числе, и мораль. Разве это не свобода?
- Нет. Этими людьми тоже можно манипулировать.
- Но совершенной свободы не бывает!
- Я знаю это.
- Так чего же ты хочешь? Манипулировать этими людьми?
- Настоящая манипуляция никогда не бывает тем, что принято называть
манипуляцией.
- Пойми,- сказала она, взяв меня за руку.- Один неверный шаг, и тебя
раскусят. И тогда нас с тобой просто не станет.
- Тебе страшно?- сказал я.- Не бойся. Я не враг им и не собираюсь
вторгаться в сферы их интересов, напротив.
- Если бы ты был враг, они просто не подпустили бы тебя к себе близко. Но
если вдруг они почувствуют опасность, угрозу, исходящую от тебя, а опасность
они чувствуют печёнкой, тебя не станет. И меня не станет, а я хочу жить.
- И я хочу жить.
- Поэтому будь осторожен,- сказала она.- Я не говорю тебе оставить эти
мысли, потому что ты их всё равно не оставишь. Но, умоляю тебя, будь
осторожен.
- Ладно,- сказал я.- Можно совершать и бездействуя. Главное, ничему не
мешать.
Она помолчала.
Потом сказала: "Поедем. Пора возвращаться".
- Давай я поведу машину,- предложил я.
- Как хочешь,- сказала она.- Заедем по дороге куда-нибудь поужинать?
Я сказал: "Да".
Мы подкатили к ресторану.
Мне показалось, что я уже видел эти двери когда-то, и ничего в этом не
было особенного, но когда мы уже сидели за столиком,- нам принесли меню,- я
почувствовал, что не успокоюсь, пока не пойму, почему эти двери так
отпечатались у меня в памяти, и, предприняв пятую попытку вникнуть в
содержание того, что было у меня руках, столь же безуспешную, как и четыре
предыдущие, я передал меню Леди: "Выбери ты",- и в тот момент, когда она уже
взяла его, а я ещё не отпустил, и мы держались за него с двух концов, я
вспомнил.
...................................................................
Крис придерживалась мнения, что деньги, которые принёс день, должны ему и
достаться. В доказательство этого она цитировала Евангелие: "Заботьтесь о
дне сегодняшнем, завтрашний день сам позаботится о себе".
В тот день на нас неожиданно свалились деньги, а был уже вечер, и мы
никак не могли придумать, на что бы их истратить. И мы пришли сюда, в место,
разрекламированное мне как разориловка.
И нас не впустили, потому что мы были неприлично одеты, хотя, по понятиям
Крис, она даже приоделась.
Леди отпила из бокала и поставила его на столик.
- Ты нервничаешь?- спросил я.
- Да,- сказала она.- Ты заставляешь меня нервничать.
- Перестань,- сказал я.- Ты хочешь, чтобы я оставался слабым?
- Конечно, нет,- сказала она.- Но я не хочу рисковать больше, чем это
нужно.
- Я тоже,- сказал я.- Я вообще не люблю рисковать. Рискуют те, кто
действуют наугад.
- Но можно совершить ошибку и не заметить этого. А когда поймёшь,
окажется, что уже слишком поздно, чтобы что-то исправить.
- Ощущения не лгут,- заявил я.
- Но их можно превратно истолковать,- сказала она.
- Попробуй идти, всё время думая о том, как бы не споткнуться, и
обязательно споткнёшься.
- Дело не в этом,- возразила Леди.- Не в том, как ты идёшь, а в том, что
ты можешь зайти слишком далеко.
- Останавливаться поздно,- сказал я.- Я уже перешагнул роковую черту.
- Какую черту?- с тревогой спросила Леди.
- Рубикон.
- Я поняла,- сказала она.- Ты решил поиграть на моих нервах.
- Я ведь предупреждал тебя, что обратной дороги уже нет. Я мог быть
гениальным поэтом, но я выбрал другой путь, потому что встретил тебя.
Неужели ты думаешь, что я удовольствуюсь ролью посредственности? Неужели ты
этого хочешь?
- Я вовсе не хочу этого.
- Ты хотела, чтобы я изменился, но при этом остался таким же, как был?
Это невозможно. Есть грань, переступив которую, нельзя вернуться назад. Я
уже изменился и не могу стать прежним. Но только переступив эту грань, я
остаюсь один на один со своим гением и своей судьбой.
- Всё это звучит очень таинственно.
- И это тебя нервирует?- улыбнулся я.- Как твоя рыба?
- Так себе.
- Надо было взять свинину.
- Да, надо было,- сказала она.
- Свинину невозможно испортить. А рыбу ещё легче испортить, чем говядину.
- Говядину тоже легко испортить.
- И вообще, самая вкусная рыба - это та, которая не испорчена термической
обработкой.
- Значит, пожарить рыбу - это уже испортить?
- В сущности, да,- сказал я.
- Не знала, что ты так разбираешься в рыбе.
- А я и не разбираюсь в ней. Но я разбираюсь в том, что вкусно, а что
невкусно.
- Я это заметила,- сказала Леди.
- Твоя кухня, вообще, вне конкуренции.
- Спасибо. Даже если это комплимент.
- Это не комплимент, Леди,- сказал я.- Ты понимаешь, что у нас нет
другого выбора, кроме как идти до конца?
- Да,- сказала Леди.- Кажется, понимаю.
- Ты богиня.
- Я это знаю,- сказала она и стала выбирать десерт.
- Вы, конечно, понимаете, что это дело весьма деликатное...
- Я понимаю,- сказал я.- И это вполне естественно. Закон запрещает идти
напролом.
- Мне жаль, что до сих пор мы не были с вами знакомы,- сказал он, сделав
улыбку.- Мы полагаемся на вас.
Он сказал "мы", но сказал это тоном монарха.
"Он ведёт тонкую игру",- подумал я, и вдруг меня осенило: "Он думает, что
ведёт тонкую игру. Он не догадывается даже о половине того, что происходит".
"Но кто же тогда?"- продолжал думать я.- "Кто же так тонко всё рассчитал?
Или это чьё-то наитие?.."
- Вы ведь, кажется, знакомы с ним?- спросил он.
- Я ни к кому не питаю вражды,- сказал я.
Я подогнал машину к бордюру. Напротив, через площадь, был кинотеатр.
Я огляделся.
Он уже ждал меня. Я открыл ему дверцу.
Он забрался на сиденье рядом со мной.
- Я так и знал, что это будете вы,- сказал он.
Он казался спокойным.
- Сожалею,- сказал я.
- Не думаю, чтобы вы сожалели,- сказал он.- Зачем вы хотели меня видеть?
- Хочу сделать вам подарок.
Я достал пистолет и положил ему на колени. Он чуть заметно вздрогнул.
- Глушителя у меня нет, но тут такое движение, что выстрела всё равно
никто не услышит.
Я закрыл форточку.
- Пистолет оставите здесь. Только не забудьте стереть отпечатки.
Он не двигался.
- Ну же?
- Нет,- сказал он.
- Стреляйте же!
- Нет,- повторил он.- Это только оттянет время. Тут уж ничего не
поделаешь.
- Конечно, если вы так решили.
- Вы многого ещё не понимаете. От меня тут ничего не зависит. Да и от вас
тоже.
- Ошибаетесь,- возразил я.- От меня зависит многое.
- Да, но только сегодня. А завтра они найдут другого.
- Но до завтра у вас будет время.
- Думаете, мне удастся исчезнуть?
- Думаю, что уже нет. Но мало ли что может произойти до завтра...
- Вы зря тратите время, играя со мной в благородство,- сказал он.-
Заберите свой пистолет.
- Оставьте себе,- сказал я.
- Возьмите,- он продолжал держать его. Я взял.
- Я хотел сказать вам, что...
- Что не питаете ко мне личной неприязни?
- Да.
- Что ж,- сказал он.- Я мог бы перевербовать вас...
- Едва ли.
- Но и это уже ничего не изменит. Прощайте. Не буду желать вам удачи.
- Прощайте,- сказал я.
Он вышел, закрыв дверцу.
Я открыл её и захлопнул сильнее. Спрятал пистолет и открыл форточку.
Сделав круг по площади, я остановился у светофора на красный свет.
Я увидел его. Он переходил дорогу по переходу. На какой-то миг он
остановился и посмотрел на меня, и наши взгляды встретились.
И он исчез. Больше я не видел его.
Иногда человек пытается закрыть ладонью наведённое на него дуло ствола.
Конечно, он был слишком умён для этого, и всё же... Но я знал, что он не
выстрелит, и это не была беспечность, я не был беспечен, я просто знал и
поэтому не чувствовал никакого страха, как тогда, когда мы с Леди мчались на
машинах, обгоняя друг друга, и на нас можно было показывать детям: "Вот,
дети, посмотрите, это сумасшедшие. Они разобьются вон на том повороте".
Я знал, что этого не случится. И когда мне навстречу вылетела машина, мне
достаточно было лишь дрогнуть. Это как тот человек, который держит в руке
наведённый на тебя пистолет, а ты смотришь ему в глаза и идёшь на него. Ты
подходишь и забираешь у него пистолет, и он отдаёт. Но стоит тебе только на
миг испугаться, на миг поверить в то, что ты можешь сейчас умереть, и он
выстрелит, даже не успев понять, что он делает - это произойдёт
автоматически: сигнал от глаз к глазам, и команда пальцу - "Нажать".
Однажды такой трюк проделал Адольф Гитлер. Я подумал: "Значит, он был
отважным человеком",- но я заблуждался. Не нужно никакой храбрости, чтобы
сделать это. Нужно просто верить в своё бессмертие.
Нужно выяснить свои отношения со смертью.
Я помню, как Мэгги ворвался в комнату и крикнул мне: "Крис! Она умирает!"
Она была в больнице. Нас не хотели пропускать, но мы всё равно прошли.
Её едва откачали. Она наглоталась таблеток.
- Я не знала, умру я, или нет,- объяснила она мне.
- Провела эксперимент?- сказал я.- Хотела проверить, страшно ли умирать?
Или начиталась Моуди?
- Я хотела знать, умру я, или нет,- сказала она.
"Должен ли я жить",- сказал Леонид Андреев и, закрыв глаза, стал слушать,
как рельсы поют песню смерти, которой нет...
Мне заплатили деньги.
Я сказал, что это, пожалуй, чересчур щедрое вознаграждение. Просто, чтобы
сказать что-то.
В ответ я услышал: "Нам не хотелось бы, чтобы вы сочли, что мы вас
эксплуатируем".
Я мысленно отметил, что фраза получилась слишком длинной.
- Любопытно,- сказал я.- Захватил ли он с собой на тот свет адвоката?
- Для чего?- последовал вопрос.
- Чтобы тот защищал его на Высшем Суде,- сказал я.
- Азартно шутите,- заметили мне.
- Если играть, так с азартом,- сказал я.
Эксплуатация... Сколько огненных кругов вертелось вокруг этого словечка.
Мы спорили до сипоты, у меня уже саднило горло, и я хотел сдаться, но Крис
не желала отпускать меня так дёшево, требуя отречения по всей форме, и тут
во мне вновь просыпалось упрямство, и перепалка возобновлялась, и так до
бесконечности. Я помню, как у меня пропал голос,- я мог только шептать,- а
Крис, напротив, перешла на крик. Мы шли по улице и грызлись из-за какой-то
ерунды, Крис вопила так, что на нас оглядывались, и я пытался урезонить её,
но она лишь презрительно фыркнула: "Подумаешь, пай-мальчик!"
Зачем-то нам было нужно, чтобы один из нас был непременно прав, а другой
- нет. И если я говорил: "Бердяев",- Крис с пренебрежением отмахивалась: "Да
ну его!" Я, зная, что она его даже не читала, лез на стенку, Крис отвечала
тем же, и поехало. Она обзывала меня конформистом, я её - истеричкой.
Заканчивалось обычно тем, что мы мирились. До следующей ссоры.
"Не мир я пришёл нести, но войну".
Может показаться странным, что при всей своей агрессивной непримиримости
Крис часто цитировала Евангелие. В её глазах Христос был первым в истории
анархистом.
"Настанет время, когда никакая власть не будет нужна",- воистину выпад
против государственной машины.
"Именно за это его и распяли",- уверяла Крис.
Я боялся, что однажды она отравит меня, причём не по злости,- она очень
быстро отходит,- а просто из любопытства. Когда она подавала мне стакан,
меня каждый раз подмывало заставить её поменять его и посмотреть, как она
отреагирует.
"Какая глупость",- говорил я себе.- "Ребячество".
И улыбался ей.
Лицемерие общественной морали, мировая тирания зла... Всеобщее рабство...
те, кого оно сделало глухими и слепыми, не в праве вершить суд над зрячими.
Мёртвые не могут судить живых. Но мораль делает нас слабыми, отдавая под
власть тех, кто ею пренебрегает.
Всё это верно. Но чего мы добились с тобой, Крис, всеми нашими
разговорами, дурацкими выходками, лозунгами и призывами, спорами, криком? Мы
никогда ни на йоту не приблизились бы к тому, что я делаю теперь с такой
лёгкостью. Есть люди, для которых наше с тобой открытие не секрет, и я
теперь среди них. На мне дорогой костюм, и я каждый раз выбираю, какой мне
надеть галстук, я взвешиваю свои слова и контролирую свои поступки, и каждый
мой шаг делает меня сильнее. По твоим понятиям, у меня куча денег, а ведь я
ещё даже не начал по-настоящему зарабатывать. Если бы ты увидела меня
теперь, ты сказала бы, что я обуржуазился, верно? Но ты ничего не знаешь о
том, что я делаю, а я делаю то, о чём мы с тобой не могли даже мечтать.
Поверь, это так. И прощай.
Мы были трудными детьми.
Я один мог сделать это наилучшим образом. Завтра на моём месте мог
оказаться кто-то другой, но это потребовалось сделать сегодня, и мне дали
карт-бланш. И вовсе не потому что меня держали за гения, как об этом думала
Леди, а просто потому, что так сложились обстоятельства - судьба.
Как это можно объяснить? Объяснить можно всё.
Вот только с чего начинать? С битвы при Ватерлоо?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг