Иннокентий Александрович Сергеев
Марта. Игра в куклы
1998 г.
1
Я живу в Кёнигсберге, это мой город, здесь я родился, и называю его так
не потому, что следую в этом своим убеждениям и готов спорить со всеми, кто
со мной не согласен, а просто потому, что так уж я его называю. По-моему,
город нарекается именем лишь однажды и навсегда. Но если кто-то хочет
называть этот город иначе, пожалуйста, я не против. В имени Кёнигсберг нет
ничего, что делало бы его лучше или хуже какого-нибудь другого имени.
Да наверное, и о самом городе можно сказать то же: он не лучше и,
пожалуй, не хуже других городов. Его историю можно, конечно, назвать
необычной, но не менее необычную историю имеют и другие города. Да и что в
ней такого уж необычного? Люди всегда строили города, разрушали их, теряли
свои и захватывали чужие, отстраивали их заново и перестраивали, что же тут
необычного? Как и другие города Европы, он видел и средневековье, и
ренессанс, и эпоху буржуазии, он пережил эпидемии чумы и пожары, и
наполеоновские войны, и бомбардировки Второй Мировой, переходил из рук в
руки, перестраивался и разрастался. Как и другие города, он - часть истории,
а явления заурядные в историю вообще попадают редко или вовсе не попадают, а
потому всякая крупица истории по-своему необычна и даже уникальна, так что
же.
Нет, право, я не нахожу ничего такого, что делало бы мой город явлением
выдающимся, и не могу понять, что так привлекает в нём тех, кто вдруг,
однажды и впервые попав сюда, видят в нём свою судьбу и остаются здесь,
уезжают из мест, где они прежде жили... Пройдитесь по мозаичным мостовым его
улиц - может быть, увидев малиновый цвет этих яблонь, эту сирень и каштаны,
эти трамваи и черепичные крыши, услышав мягкий шелест этих древних деревьев
и истошные крики чаек у здания биржи над рекой, имя которой Прегель, вы
поймёте и увидите что-то, чего не вижу и не понимаю я?
Что до меня, то я живу здесь потому только, что здесь я родился, и
вернулся сюда лишь потому, что ничего такого не нашёл в других городах, ради
чего стоило бы там остаться и жить, к чему стоило бы стремиться, сделав
достижение этого целью и смыслом своей жизни. Или искать счастья на чужбине,
в иной земле среди иных народов? Но какое счастье? И как искать его, если
даже не имеешь о нём ни малейшего представления, и не всё ли равно в таком
случае, где его искать? Или стремиться к целям заведомо ложным, заранее
полагая себя человеком посредственным? Но я никогда не мнил себя
посредственным человеком, отнюдь. Я полагал себя человеком необыкновенным,
не зная, впрочем, в чём же, собственно, состояла моя необыкновенность,
человеком, которому уготована судьба необычная, которой я не ведал ещё.
Я мог бы сказать о себе, что я обычный необычный человек.
Мы в чём-то схожи с моим городом, не правда ли? Так вот же, я и вернулся
сюда.
Я жил ожиданием и готовил себя к тому, что однажды... Однажды жизнь моя
переменится. Не то чтобы я полагал сегодняшний день несущественным,
напротив, я жадно вслушивался в этот мир и изучал его, я много читал,
пробовал что-то писать, рисовал... понимая, однако, что всё это - своего
рода духовные упражнения, не более того. Я должен был всегда быть в форме,
будучи готовым к тому чтобы встретить свою судьбу.
О нет, я совсем не был глуп, этакий умный человек без определённых
занятий.
Я жил ожиданием чуда и фантазировал, каким оно будет, или какой она
будет, потому что, наверное, это будет женщина; ведь именно женщины делают
нас мужчинами - теми, кем мы должны были стать и стали, или не стали, но
могли бы стать... Так написано в книгах, а ещё в них написано, что время
никогда и никого не ждёт, даже тех, кто живёт ожиданием. Оно и не ждало. И
конечно, всё было не так гладко, как я об этом рассказываю, случались и
срывы, и приступы бесконечной тоски, и метания, пустота и депрессия, и даже
попытки самоубийства, но стоит ли теперь вспоминать об этом.
Что-то происходило все эти годы, я жил, окончил институт, вернулся сюда,
вскоре женился, устроился на работу, развёлся... Потом прошло ещё три года,
и тоже что-то происходило... появлялись и исчезали знакомые, увлечения, были
какие-то женщины, попойки, какие-то поездки на чьи-нибудь дачи, но
мимолётно, в стране происходили какие-то политические и, наверное, вполне
исторические события, но всё это было где-то там, далеко, как у нас говорят,
"в России". Здесь всё это было неважно.
Я жил ожиданием.
Когда вот так, очень долго ждёшь чего-то, и вдруг это происходит, то даже
не сразу понимаешь, что произошло. Всё случилось как-то уж очень просто,
почти неприметно, словно бы даже буднично. Я ехал в чьей-то машине по
городу,- в этот момент мы поворачивали с Московского проспекта к
грязно-серой коробке гостиницы "Калининград",- и просто от нечего делать,
почти машинально, проверив кармашек чехла переднего сиденья, я достал из
него журнал. Машину, в которой я ехал, незадолго до этого пригнал из
Германии парень, который сидел теперь за рулём, и каким-то образом этот
журнал оказался в кармашке чехла. Журнал был немецкий, и, не умея ничего
прочитать, я стал просматривать фотографии, равнодушно перелистывая
страницы. И тогда я увидел её.
Мой взгляд задержался на этом снимке разве что на секунду, но, долистав
журнал до конца, я, вместо того чтобы тут же засунуть его обратно, почему-то
снова раскрыл его на странице, где был этот снимок. На нём была женщина с
длинными распущенными волосами. Снимок был небольшой и даже не вполне
чёткий, что показалось мне несколько странным. Её лицо... Впрочем, я ничего
ещё не понял. Только, выходя из машины, спросил: "Можно я возьму этот
журнал?"
- А что это?- спросил хозяин машины,- звали его, кажется, Игорь.
Я пожал плечами.
- Какой-то журнал. Он был в заднем кармашке.
- Дай-ка посмотреть,- сказал он.
Я отдал ему журнал. Он посмотрел и вернул его мне.
- Да забирай,- сказал он.- Наверное, немец сунул, который продавал, или
просто так оставил. Забирай, конечно.
И я забрал его.
Приехав домой, я бросил его на диван и тут же уехал в магазин, потому что
у меня кончились сигареты, но я уже знал, почему я забрал этот журнал.
Я начал догадываться.
Потом я снова и снова смотрел на неё и, наконец, понял, что это
случилось. Так долго я готовил себя к этому, и вдруг оказался как будто даже
не готов и обескуражен.
Жизнь моя отныне совершенно переменилась, а я ещё даже не знаю, какой она
теперь будет. Всё изменилось так быстро, и больше я не смогу жить прежней
жизнью, как если бы этой женщины не было, ведь теперь она есть! И что же мне
делать?
И кто она, как её имя? Ах, почему я не умею читать по-немецки! Я знаю
английский, когда-то увлекался латынью, пробовал изучать итальянский,
французский, но ни разу не брался за немецкий, так что у меня даже словаря
нет. Впрочем, это неважно. Попрошу кого-нибудь перевести. Завтра. Сегодня
уже поздно, все спят...
Но кого попросить? Среди моих знакомых, кажется, нет никого, кто мог бы
помочь. Что же делать?
В возбуждении я расхаживал по квартире, потом подумал: "Надо что-нибудь
выпить". Выпил немного водки,- у меня оставалось в холодильнике,- и чуточку
успокоился. Конечно, сегодня уже поздно, а завтра кто-нибудь переведёт мне,
и я всё буду знать, и незачем сейчас пытаться разгадать эти слова, которые
для меня не больше чем набор букв, половину из которых я не умею даже
прочесть, а может, и все. Кто его знает, как они это произносят, и какая
разница... А если она немка? Нужно будет выучить немецкий. Надо будет
поехать в Германию, нужны деньги... Всё это не о том, и вообще, рано ещё
думать об этом, ведь я ещё ничего толком не знаю... Господи, что же это,
Господи, свершилось, Господи!..
Прошла ночь. Уснуть я смог только здорово напившись. Это было невыносимо
томительно - всё понимать и ничего ещё не знать толком. Проснувшись, я
первым делом схватил журнал и удостоверился, что снимок на месте.
Я наспех позавтракал, думая только о том, кто же переведёт мне этот
текст. И вдруг меня осенило, что можно просто заказать перевод. Я взял
последние номера рекламных газет и стал обзванивать фирмы. Потом собрался и,
взяв журнал, отправился по адресу. Через два с чем-то часа у меня уже был
перевод. Я решил не читать его, пока не приеду домой, и правильно сделал,
потому что, прочитав его, вести машину я бы, наверное, уже не смог.
Эта женщина на снимке сделана из силикона. Такие производятся
американской фирмой и стоят 5000 долларов. Её можно заказать по почте,
указав требуемый цвет волос, глаз, тип лица, ну и всё такое...
Это была катастрофа. Собственно, жизнь моя, только вчера начавшись, вдруг
разом и кончилась. Всё. Вот и всё.
Вот и конец истории под названием "моя жизнь".
Что же, я родился по ошибке, так что ли? Но этого не может быть, так не
бывает, нет! Но что же тогда?
Я вышел на улицу.
Была осень, октябрь месяц, деревья стояли в убранстве. Ветра почти не
было, светило солнце, и оно казалось каким-то нездешним, едва ли не
случайным здесь, в этот день, в пустыне холодного бледно-голубого неба.
Я купил в киоске пол-литровую банку крепкого пива и выпил её. Потом ещё
одну. Потом я долго сидел в каком-то дворе на стволе поваленного дерева,
глядя в это бледное небо над крышами, без движений, без мыслей, без ничего.
Какая-то женщина выглянула из окна и что-то крикнула, но не мне, а кому-то
другому. Я поднял голову и посмотрел на неё, а она захлопнула форточку, и я
очнулся.
Я вернулся домой, прихватив по дороге бутылку водки.
Не разуваясь и не заходя в комнату, прошёл на кухню, сел и стал смотреть,
как темнеет за окном во дворе.
Потом встал, взял чашку, открыл бутылку и стал пить.
Потом врубил музыку, стал ходить по квартире и что-то орать. Потом меня
рвало. Потом началась истерика.
Перед глазами всё прыгало, но я упрямо уговаривал себя, что надо ещё
выпить, и смеялся, хлопая себя по щекам. Ужасно, что я всё это помню.
Утром я, наконец, уснул, сидя на кафельном полу в туалете.
Когда я проснулся, был день. Я ещё не знал, что я буду делать. Мне было
плохо - я слишком много курил вчера.
Озарение пришло постепенно. Я открыл настежь окно на кухне и сидел в
куртке, тихонько покачиваясь на табуретке, слушал, как поворачивают с кольца
трамваи, как дребезжат, въезжая на брусчатку автобусы и машины, а солнце уже
скрылось, и наступили сумерки. Я представил себе осенний лес, мимо которого
я еду на электричке, потом море и песчаные дюны, потом снова этот лес и
какую-то пустынную площадь, вымощенную брусчаткой, со старыми телефонными
будками, краска на которых уже облупилась, и вдруг всё стало для меня ясно.
Так и стоит перед моим мысленным взором эта картинка - голубое небо над
красными телефонными будками, телеграфные столбы с проводами, старая
брусчатка безлюдной площади и жёлтая листва осенних деревьев... Словно бы
это что-то объясняет.
Я куплю её.
Пока не знаю, что дальше, но я куплю её. Нужно будет собрать деньги и
сделать заказ. А будет ли она живой, или нет, теперь это зависит от меня.
Ну конечно, она живая, ведь я люблю её!
И не случайно всё произошло именно так. Потому что это и есть моя судьба,
она не похожа на другие судьбы, и моя любовь, она совсем иная, и я никогда
не смогу пройти с моей любимой по улице, так что же. Столько людей ходят по
улицам со своими жёнами или просто подругами и даже не счастливы, и у меня
была жена, и я ходил с ней по улицам, заходил в магазины, сидел в гостях, в
театре и на концертах, и не был счастлив. И вот теперь я знаю свою судьбу.
Так пусть же она свершится!
Отныне у меня нет иной жизни, как нет у меня иной любви, и эта жизнь, она
вся впереди. И она всегда будет со мной. Мне просто повезло - я дождался.
Так кончился этот день, первый день моей новой жизни.
А на следующий день я начал поиски денег.
Надо было занять у кого-нибудь. Но под что? Ведь будут расспросы. Как под
что? Под покупку машины. На машину могут и дать, ведь она становится залогом
того, что деньги я верну. Когда-нибудь. Интересно, сколько понадобится
времени, чтобы рассчитаться, даже без учёта процентов? Хорошо бы взять без
процентов, как-нибудь по-дружески, хотя это и не главное. В любом случае,
занимать придётся по-дружески, а иначе таких денег просто никто не даст.
Значит, придётся дружить. Не так, как раньше, когда я общался с друзьями и
знакомыми лишь тогда, когда мне самому этого хотелось. А когда мне этого не
хотелось, я ни с кем не общался. Я вёл себя с людьми так или иначе, но
всегда по собственной прихоти, потому что они ничего по существу не значили
для меня, и вот теперь они вдруг понадобились мне, и я иду просить у них
деньги, и нужно добыть эти деньги непременно, и я добуду их, но теперь всё
будет совсем иначе, и я уже не волен общаться или не общаться, дружить или
не дружить, слышать или не слышать.
Я мог жить в замкнутом пространстве, населённом лишь одним человеком, имя
которого - "Я Сам", когда я жил ожиданием своей судьбы, и бежать от людских
голосов, чтобы они невзначай не заглушили того единственного голоса, который
я должен был однажды услышать. Когда же это случилось, я больше не волен был
жить так, и ничто в моей жизни уже не могло остаться прежним, потому что это
была уже новая жизнь, совсем иная, её не было прежде, и вот, она есть.
Отныне я не принадлежал себе больше.
Я увеличил журнальный снимок на ксероксе и, наклеив на кусок картона,
повесил на стену напротив дивана. Теперь он всегда был передо мной, её
портрет, и засыпая, я прощался с ней, а просыпаясь, говорил ей: "Доброе
утро!" И улыбался, и она улыбалась мне. Я разговаривал с ней, уже называя её
Мартой, обещал, что скоро, уже совсем скоро я всё сделаю. И даже когда я
уходил из дома и не видел перед собой её лицо, она незримо присутствовала
рядом, и я ощущал её присутствие.
Она прилетела рейсом из Копенгагена. Я опускаю подробности того, как я
переводил деньги, - оказалось, что это не так просто, и нужно переводить
деньги частями, но всё это были уже мелочи. В тот вечер, когда я разложил на
полу перед Мартой эти деньги - пятьдесят купюр по сто долларов,- я уже мог
праздновать победу. И отпраздновал - купил шампанское, хотя я редко пью
шампанское и, вообще, вино, предпочитая ему водку, купил торт, хотя я не
люблю сладкого, но праздник есть праздник, и у него свои правила и ритуалы.
В тот декабрьский день мне позвонили на работу с таможни аэропорта
"Храброво" и сообщили, что на моё имя пришёл груз, и я могу получить его по
прохождении таможенных формальностей. Я сказал: "Конечно",- сел в машину и
приехал в аэропорт, где, едва сдерживая волнение, заполнил все положенные
бумаги и уплатил деньги.
Потом мы ехали в город, Марта и я. Она сидела на заднем сиденье,- ящик не
поместился в машину, и мне пришлось извлечь её из него, а она была совсем
голой, в одном только кружевном белье. Конечно, следовало подумать об этом
заранее и попросить у кого-нибудь верхний багажник, но о чём-нибудь всегда
забываешь подумать, всего не предусмотришь. Так мы и ехали - я вёл машину, а
она сидела на заднем сиденье, и навстречу нам летел коридор тёмных деревьев.
Город встречал нас, ни о чём не догадываясь и не зная. Что ж, мы
победили, и можно было снова идти за шампанским.
Теперь я каждый год буду отмечать этот день - 20 декабря 1997 года,-
день, когда я внёс её на руках в свой дом.
Бедняжка, она была совсем голая, а я не знал даже, как определяют размер
женской одежды, а ведь был когда-то женат... Стал спрашивать, узнавать.
Потом отправился по магазинам. Она должна была быть одета во всё самое
лучшее. А что сейчас модно? Вот интересно, что сейчас модно? Или купить
платье классического покроя? Или в стиле рококо, а где его взять? Или свитер
и трикотажную юбку? Она не могла сказать, нравится ей или нет эта одежда или
та, и я очень нервничал.
Что-то я всё-таки купил, на первое время, пока не узнаю её ближе, во что
она любит быть одета. Это потом уже мы вместе листали журналы с выкройками,
и я показывал ей модели и уже знал точно, что ей нравится больше, что
меньше, а что и вовсе не нравится.
Я подсчитал, что выгоднее купить машинку и шить самому. Так я превратился
в портного, а теперь уже и в модельера.
Первой вещью, которую я сшил для неё, была длинная юбка из тёмно-зелёного
шифона. Получилась она у меня здорово, но промучился я с ней почти неделю.
Потом дело пошло быстрее.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг