Я сказал: "Мы ищем исчерпать себя. Когда мы правы, мы ищем опровергнуть
себя самих. В конечном итоге, наша жизнь - это акт самоуничтожения".
Теперь я думаю, что мне не следовало говорить это так нагло, с таким
безжалостным пафосом, я должен был объяснить... Может быть, тогда всё было
бы по-другому...
Ведь известно, что всё могло бы быть совсем по-другому!
Смысл движения иглы по пластинке не в том, чтобы достичь центра, а в том,
что посредством этого движения производится музыка.
Почему я не объяснил ей этого?
Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша
Однажды на двор у курятника залетел журавль. Местные обитатели, курицы,
обступили его со всех сторон и с любопытством стали разглядывать, он же,
нисколько не смущаясь, напился воды и стал приводить себя в парадный вид.
- Куда это ты собрался? - спросила его самая бойкая из куриц. И журавль
рассказал курицам о южных странах, о сказочных землях Короля Солнца, а
когда он улетел, они, собравшись в кучу посреди двора, принялись наперебой
обсуждать его рассказ.
- А почему бы и нам? Что мы, хуже? - сказала самая бойкая из куриц. -
Чай, тоже птицы.
И остальные захлопали крыльями. "Полетим, полетим в тёплый страны!" -
кричали они. - "Полетим на юг!"
И вот они собрались в путь, поднялись в воздух, летят. Долго летят.
Устали. Приземлились курицы, попили, перекусили, летят дальше.
А люди с изумлением смотрят на спятивших куриц, которые все как одна
выбиваются из сил, хлопают крыльями, летая кругами вокруг курятника.
....
- А давайте порассуждаем о метемпсихозе! - предложил Скарамуш.
- Нет, - сказал я. - Рассуждать мы не будем.
- Отчего же так, сударь?
- Оттого, магистр, что время лекции ещё не пришло.
- Вот как... - сказал Скарамуш со вздохом. - Ну что ж, воля ваша. Тогда
неплохо бы рассказать какую-нибудь поучительную историю.
- Непременно поучительную?
- Непременно!
- И кто из нас будет рассказывать?
- Начинайте вы, а я всё поставлю с ног на голову.
- Идёт, - сказал я. - Вот вам история.
Учёный живёт в доме, окружённом садом. В саду есть ручей, вытекающий из
скалы...
- То есть, бьёт ключ, - перебил меня Скарамуш.
- Да. Однажды, когда учёный читал, закрывшись в своём кабинете, к роднику
подошла девочка, гулявшая в это время в саду, - внучатая племянница этого
учёного. Она принесла раковину, которую нашла на берегу моря, и положила
её в родник, так чтобы вода струилась по ней - очень красиво. Постояла,
полюбовалась и побежала играть, а раковину оставила в ручье. Тем временем
учёный решил выйти прогуляться по саду. Вот он подходит к ручью - что
такое? Откуда здесь эта раковина? Он достаёт её из воды, разглядывает,
недоумевает. Спешно возвращается в библиотеку, находит справочник и долго
роется в нём, отыскивая нужное название. Находит. Читает описание. "Так",
- говорит он себе. - "Так, это морская раковина. Значит..." - задумавшись,
он начинает расхаживать по кабинету. - "Значит, этот ручей берёт своё
начало в море!" - заключает он победоносно.
Ура. Великое открытие.
- Теперь мораль, - напомнил Скарамуш.
- Не на все вопросы можно найти ответ в справочнике.
- Правильно задать вопрос - это уже кое-что, - закончил Скарамуш.
Из записок вундеркинда Лимонадуса
"Если бы я умел летать, я облетел бы весь мир, и когда я думаю об этом,
мне становится грустно, и грусть моя безысходна. Если бы я не умел дышать,
я бы давно уже задохнулся, и мысль об этом возвращает мне присутствие
духа. Всегда-то мы недооцениваем доступные удовольствия и переоцениваем
недоступные. Если бы было иначе, никто не позарился бы на Запретный Плод".
- Скажи, стиль - это очень важно? - спросила меня Элисса.
- Один мой знакомый вообразил, что он медная наковальня, и выбросился из
окна. Но наковальня* - это не мой стиль, и благодаря этому, я три года жил
на пятнадцатом этаже и так и не поддался искушению. Вот что значит разница
в стиле!
- Летим, а?
- Кажется, летим. Ну да, точно! Летим.
- Вот дела. А куда, как вы думаете?
- Куда? Хм. Кажется... впрочем, дайте-ка проверю... так я и думал! Вниз.
- Вы сказали, вниз?
- Ну да, вниз. Точно.
- Дела... Так это что, падаем?
- Вроде как... Да.
- Падаем, значит. И что вы думаете?
- Что?
- Долго нам ещё?
- Вы имеете в виду, долго ли нам ещё падать? То есть, если я вас
правильно понял, какова глубина этого... этой... Поживём - увидим.
- Поживём - увидим, вы сказали?
- Да, именно. Именно так. Поживём - увидим.
- А серьёзно?
- "Le style c'est l'homme", - как сказал мсье Бюффон. "Стиль - это
человек". А я бы сказал: "Le style c'est la livre" - "стиль - это и есть
книга". У каждой страны, в которую ты приходишь, свой язык. И что бы ты ни
писал на нём, ты будешь писать эту страну - её природу, её мифологию. И
если ты попытаешься написать что-то другое, у тебя либо ничего не
получится...
- У меня-то точно ничего не получится.
- Ах, как вы любите перебивать, мадемуазель.
Она пожала плечиками со вздохом. Ах.
- Либо, - продолжал я, - ты всё равно напишешь эту страну и никакую
другую. Причём независимо от своего желания или нежелания; ты можешь
хотеть что угодно, но... получится то, что должно получиться. Вообще, от
желания художника зависит... почти ничего не зависит. Что может художник?
Только лгать или не лгать...
- Время лекции ещё не пришло, - напомнил Скарамуш.
- Это не лекция, магистр.
- Что же это тогда, и на что похоже, - сказал Скарамуш и недовольно
поджал губы.
- Выпейте вина, - предложила Элисса.
- Садитесь и слушайте, - сказал я. - Хотите курить?
- Не хочу, - сказал Скарамуш и отвернулся к Элиссе. - Благодарю вас,
мадемуазель.
- Итак... Я забыл, о чём я говорил.
- Неудивительно, - вставил Скарамуш.
- Элисса.
- О художнике и его стиле.
- Да. Искать нужно, вот что.
Скарамуш тихо сказал: "Браво", - и пробормотал что-то по-итальянски.
- Я хотел бы сказать ещё пару слов о модернизме...
- Вы не по летам мудры, - заметил Скарамуш.
- Не по летам? - удивилась Элисса.
- Была одна дама, такая молодая, очень молодая, такая...
- Молодая, - подсказал я.
- Да-да, молодая. Она умела так говорить, и так... мм-м...
- Умела говорить, и что же?
- Да, вот я и говорю. Знала... ну обо всём она знала, например...
- Сколько у Юпитера спутников.
- И ещё много другого...
- Сколько будет шесть-ю-шесть.
- Да, да, и пять-ю-пять, и... трижды три. Она говорила весь вечер... я
слушал как зачарованный, да-да, я слушал и... как зачарованный. Она...
между прочим, она очень убедительно доказала родство... музыки Queen и
Чайковского. Да-да!
- И вы ей сказали... - начала догадываться Элисса.
- Вы умны не по летам, мадемуазель! - в восторге завопил Скарамуш.
- Ладно, - сказал я. - Я знаю. Все умные мысли были уже высказаны
вундеркиндом Лимонадусом. Но ведь вы же сами, сукин вы сын, морили меня
холодом на льду замёрзшего озера и нудным своим голосом пели лекцию, по
бумажке!
- Это был конспект, - запротестовал Скарамуш.
- По бумажке! - я был неумолим. - И даже очки для солидности нацепили,
шут вы этакий.
- Без стёкол, - Скарамуш покрутил головой, как бы призывая невидимых
свидетелей. - Попрошу заметить без стёкол!
- А теперь поглядите на него. Расселся, сытый, довольный, в тепле. В
обществе прелестной из женщин, хочешь ему вина, хочешь, кури пожалуйста. И
он же ещё...
- Насмехаюсь, - сказал Скарамуш, склонив повинную голову. - Признаю. Но
опять же, это смотря как посмотреть. Как посмотреть!
- Пойду поставлю чай, - сказала Элисса.
Мы остались одни.
- Покурим? - сказал я.
- Я лучше выпью.
Я открыл окно.
Падал снег.
И увидел Ланцелот рыцаря, бившегося с драконом, и дракон одолевал рыцаря
и наносил ему раны, сам же был закутан в плащ, и меч рыцаря отскакивал от
этого плаща, и удары его не причиняли вреда дракону. Ланцелот выхватил
свой клинок и, подбежав к дракону, разрубил пряжку на его плаще; плащ упал
на землю, и в тот же миг рыцарь вонзил свой меч в грудь дракону и поразил
его. Дракон захрипел, рухнул на землю и стал биться в агонии, и из пасти
его извергалась кровавая пена.
Когда же дракон затих, рыцарь, обратившись к Ланцелоту, сказал: "Лучше бы
тебе было не вмешиваться".
- Почему же? - сказал Ланцелот, подбирая плащ и с интересом разглядывая
его. - Если бы я не вмешался, дракон бы тебя прикончил.
- И поделом, - сказал рыцарь. Он бросил свой щит и в изнеможении
опустился на него.
- Может быть, - сказал Ланцелот. - Но мне не по душе волчья мораль.
- Теперь я должен биться с тобой, - тоскливо сказал рыцарь. - А я так
устал, что вряд ли смогу одолеть тебя.
- Но зачем? - недоумённо сказал Ланцелот.
- Теперь этот плащ принадлежит тебе, я же поклялся добыть его.
- Вот как, - сказал Ланцелот. Он присел рядом с рыцарем, свернул плащ и
бросил его на землю. - И что же это за плащ такой?
- Тому, кто укрыт им, не страшен никакой холод, - объяснил рыцарь.
- Но зима уже кончилась, - улыбнулся Ланцелот.
- Да, но до рассвета ещё далеко.
- Я знаю дом, где мне будут рады сегодня. Возьми этот плащ, тебе он
нужнее.
- Я не принимаю подаяний, - гордо сказал рыцарь. - Я не нищий, я воин, и
только в бою...
- Да брось ты выпендриваться, - оборвал его Ланцелот. Он достал из
кармана пачку сигарет и протянул рыцарю. Тот взял одну и кивнул. Они
закурили.
....
Он позвонил в дверь. Ему открыли и уставились на него с опаской из тёмной
прихожей, из-за косяка кухни, из комнаты, дверь туалета приоткрылась, и из
неё высунулась чья-то голова и тоже уставилась на него. Он не узнавал
никого из этих людей.
Он взял в руку ремень и стал хлестать им чужаков, и с визгом они бежали
от него прочь, и он захлопнул за ними дверь.
Он остался один.
Он сидел на кухне и курил сигарету за сигаретой.
А потом пришёл наместник и сел на табуретку напротив него.
- Кто ты такой? - спросил он Ланцелота. Ланцелот отмахнулся.
Они молчали. А потом Ланцелот сказал: "Я ухожу".
- Прощай , - сказал наместник.
- Прощай, - сказал Ланцелот.
Он вышел из квартиры, спустился на лифте, и выйдя из подъезда, побрёл по
улице.
Он прошёл два квартала и только тогда понял, что заблудился.
Он понял, что заблудился. Он знал, что нельзя вернуться на дорогу,
которую потерял; никто не возвращается, сделав шаг назад или в сторону.
Никто не возвращается той же дорогой. И была ночь, и до рассвета было ещё
далеко, и он понял, что не может идти дальше. Он увидел, как потянулись к
нему тени, как зашевелились их щупальца. Он вошёл в телефонную будку, снял
трубку с рычага и набрал номер. Когда ему ответили, он сказал: "Я сейчас
приеду".
И женщина ответила ему: "Приезжай".
Он услышал невнятный шум гостей как помехи в радиоприёмнике. Он повесил
трубку и вышел из телефонной будки.
Его привёз последний трамвай. Он улыбнулся, вошёл и улыбнулся снова. Его
стали расспрашивать, он отвечал. Он был разговорчив, но, пожалуй, невесел.
Утром для него разложили кресло.
.....................
Он проспал до половины четвёртого.
....
Он понял, что заблудился. Его рука была в чьей-то невидимой руке, и он не
знал, чья это рука, и куда она тянет его, и не знал, радоваться этому или
попытаться вырваться, ведь он не видел дороги перед собой и был
беспомощен. Как долго вела его невидимая рука? Он не знал этого. И другая
рука его оказалась в плену, и когда увидел он тусклые серые огоньки, он
понял, что кружит хоровод, понял, что полонён бесами, круги же замкнулись
вокруг него, и он высвободил свои руки и схватил ими меч, и поднял его,
чтобы разрубить круг, но бесы обернулись девами, и он был бессилен поднять
на них оружие, хоть знал, что это бесы и приняли прекрасное обличье лишь
для того, чтобы погубить его. И опустил он меч, отбросил его в сторону, и
лица переменились, и рыцарь увидел, что это тролли. Они хихикали,
кривлялись и кружили всё быстрее, и рвался рыцарь из этих кругов, но
разрывая один круг, оказывался в плену другого, и не было этому конца, и
кружился он всё быстрее, и не мог ни остановиться, ни высвободиться, и в
отчаянии закричал он, и бесы отвратительным воем подхватили его крик, и в
голосе его была боль, а в их вое было злобное ликование. И упал рыцарь, и
раны его открылись, и кровь сочилась из них и растекалась по камням, а
бесы тормошили его и глумились, и кусали его, и пинали ногами, и рвали с
него плащ, и вопили, и лаяли как псы преисподней.
Так погиб Рыцарь Плаща.
Плащ подобрал случайный прохожий и принёс его на рыночную площадь, чтобы
продать и выручить за него деньги. Он поглаживал ладонью ткань, и она
играла красками и поблёскивала, и было видно, что ткань эта необычная,
диковинная и должна быть очень дорогой. И хоть велика была цена, которую
требовал владелец плаща за свой товар, Ланцелот уплатил её, не торгуясь.
Он узнал этот плащ.
- Лучше бы я забрал его сразу, - сказал он грустно. - Видно таков закон.
Я победил дракона, и плащ этот должен принадлежать мне, и от этого никуда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг