Иннокентий Александрович Сергеев
Костры
1999 г.
1
Костры на улицах ночного города.
Я иду, подбирая с холодного, сырого асфальта фантики и набиваю ими
карманы.
Кто эти люди, что жгут костры и сжигают портреты? Я никого не ищу среди
них. Я уже давно заблудился в этом городе на этой планете.
Немного надежды или немного сна - разве это не одно и то же? Я хочу лишь
немного надежды, но не найду её здесь, и я собираю фантики, веря, что собрав
достаточное их количество, смогу купить на них билет, чтобы уехать отсюда.
Я знаю, что поезда давно ржавеют в депо. Но может быть, это всё неважно.
Одна надежда - что это всё неважно.
Что всё как-нибудь само собой образуется. Или кончится, всё наконец
кончится, и станет светло, и я буду не здесь.
Где я тогда буду?
Не здесь - это где? На какой планете?
Солдаты варят кашу на походных кухнях как в разрушенном городе - солдаты,
призванные защитить горожан от войны.
От дыма першит в горле, и трудно дышать. Но я смеюсь, потому что пьян, и
потому что мне ничего здесь не нужно.
Девушка, что сидит у меня на спине, обвив шею руками, смеётся и машет
рукой людям у костров, и они приветствуют её и называют по имени,- каждый
раз по-другому.
А та, другая, что не устанет каждый день пересчитывать пустые бутылки под
моим столом, кто она?
Это всё тот же день, и это всё та же ночь, и количество никогда не
перейдёт в качество. Разве что она уйдёт от меня, или эта девушка, наконец,
спрыгнет с моей спины, и тогда я смогу увидеть её лицо.
Ведь я даже не знаю, красива ли она.
Поначалу я почти не чувствовал её веса, а теперь мне становится всё
труднее и труднее сгибаться, наклоняясь к асфальту, и делать каждый
следующий шаг.
За тем перекрёстком я упаду, и она спляшет на мне лихой танец. И эти люди
будут хлопать ей в ладоши, сидя вокруг своих костров, и подбадривать её
криками.
А мои фантики снова окажутся сором. Или, как сказал апостол Павел,
дерьмом.
Но, в отличие от дерьма, они не пахнут, и только это делает их похожими
на деньги. А ещё, кто-то сказал мне, что на них можно будет купить билет,
нужно только заново отстроить вокзал и починить паровозы, но для этого тоже
нужны деньги...
А ещё...
Я падаю.
Я лежу на асфальте, и на мне сверху лежит девушка, которую я ещё не видел
в лицо, а вокруг меня горят дымные костры.
Я неудачно упал - кажется, у меня вывихнута лодыжка, и выбито два зуба. А
ещё осколок стекла вонзился мне в щёку, но я не могу высвободить руку, чтобы
вытащить его.
Сверху на мне что-то происходит, но я не вижу, что.
Я пытаюсь подняться. Я должен дойти до дома, чтобы под моим столом стало
на одну бутылку больше, чтобы в моей памяти стало больше женщин, я должен
пойти к стоматологу и вставить новые зубы, когда-нибудь количество перейдёт
в качество, и фантики превратятся в деньги.
Я стаскиваю в память образы прошлого как обезьян в зоопарк, но кто-то
портит клетки, груз вины оказывается неподъёмным, и я снова и снова падаю и
каждый раз неудачно.
Я пренебрёг народным искусством этого города - падать так, чтобы не
ломать кости и не захлебнуться грязью. Я всегда чувствовал себя здесь чужим.
Я поднимаюсь на ноги. Я иду.
Я иду в кромешной тьме - никаких костров не было.
Я извлекаю из щеки осколок стекла. В детстве мы играли в фантики,
воображая, что это деньги.
Но теперь в это уже никто не верит.
Я отстал от времени.
Или эта женщина на моей спине и есть Время?
Дымные костры осенних рассветов... Безмолвие вечной зимы... Моя нация
истекла слезами и кровью.
Стоило вспомнить о тяжести, как она вернулась, но теперь эта женщина,-
или уже другая?- гладит меня по голове и не смеётся больше. Она сидит у меня
на плечах, и я сжимаю руками её лодыжки.
Она всегда за моей спиной, но мне никогда не увидеть её, обернувшись.
2
Её зовут Таня, ей 25 лет, и она очень красива. Мне повезло.
Мне везёт на красивых женщин, жаль только что они уходят прежде, чем я
успеваю затащить их в постель.
Кроме той одной, которая занята подсчётом пустых бутылок. Но и она уйдёт,
как только они перестанут прибывать. Потому что ей нечего будет больше
делать там, где я живу.
В этом городе, где холодные костры рассветов обозначают прошедшие ночи.
Или это всё та же ночь?
Теперь я вспомнил - я познакомился с этой девушкой на вечеринке, но я всё
ещё не могу понять, зачем она притворяется моим прошлым. У меня нет прошлого
в этом городе, ведь я пришёл сюда всего на одну ночь.
Или это ночь императора Отона, что длится дольше чем век?
Римляне понимали в смерти больше. Или просто меньше боялись её?
Или это одно и то же?
Ведь это всё та же ночь, и это всё те же костры.
И историю придумали лишь затем, чтобы научить нас ненавидеть своих
врагов?
Что же мне делать с моей ношей? Она так сексуальна.
Впрочем, она уже слезла с моих плеч и теперь идёт рядом со мной, украдкой
потирая ягодицы. Мы давно уже прошли мимо моего подъезда и, если я захочу
вернуться до завтрака, мне придётся долго идти обратной дорогой.
Но её это нисколько не заботит. Она весело болтает, а у меня слезятся
глаза от дыма, но она уверяет меня, что это аллергия на тополиный пух,
потому что никаких костров не было. Я всё придумал, и ей было очень смешно.
"Но ведь никакого пуха нет",- возражаю я.
"Конечно",- говорит она и снова смеётся.- "Это потому что сейчас ночь".
У меня нет денег отправить её домой на такси, и я боюсь спросить её, где
она живёт.
Как странно, я едва увидел её, а уже боюсь её потерять.
Хотя знаю, что она всё равно уйдёт - они все уходят, как только
выясняется, что карманы у меня набиты фантиками, а не деньгами.
Но если нет вокзала, и нет вокзальной кассы, то некому сказать мне, что
это не деньги, и меня обманули. Кроме этих глупых женщин.
И я могу жить надеждой.
Да и поезда давно заржавели и продолжают ржаветь.
И всё же, мозги тех облысевших сурков, что спят в своих глиняных склепах,
отправив с вечера самолёты бомбить детей в далёкой стране на Балканах,
которую они видели по телевизору,- ведь они не могут уснуть без телевизора,-
заржавели ещё больше.
Но может ли это быть утешением?
Моя нация истекла кровью, а Европа всё ещё кровоточит.
Кто растопит жир их мозгов, которые были созданы чтобы мыслить? Кто
разбудит их этой ночью, чтобы они вспомнили, что когда-то родились людьми!
Или вчерашней ночью. Или завтрашней ночью. Ведь это всё та же ночь.
И Сербия - это новая Герника.
Но этой девушке, что, весело болтая, идёт рядом со мной, всё это
безразлично.
И наверное, я должен стараться стать похожим на неё, как она старается
быть похожей на моё прошлое, которого не было, стать похожим на отсутствие
себя самого!
Но она - моя принцесса, и за неё я умру. Если бы только она захотела меня
убить... Но она весело смеётся и вспоминает общих знакомых.
И я думаю, зачем я так долго нёс её на своей спине, когда это так приятно
идти с ней рядом.
Я больше не смотрю под ноги, ведь фантики - это всего лишь фантики.
А завтра она научит меня делать из них деньги.
3
Она ушла.
Она сказала, что я навожу на неё тоску, и ей со мной скучно, и что я
пугаю её, а до этого весело смеялась. Но вдруг умолкла и сказала: "Спасибо,
что проводил".
И я остался у подъезда.
Нужно было сделать это самому, но они всегда опережают меня. Я
расслабился и вновь поверил в чудо, хотя столько раз уже обещал себе ни во
что больше не верить.
И в первую очередь женщинам.
И вот я иду, и ничто не клонит меня к земле, и плечи мои свободны.
Я присаживаюсь на скамейку, но тут же встаю, чтобы проверить задний
карман джинсов - нет ли там денег, ведь на фантики пиво мне не продадут. И
тогда замечаю, что на скамейке кто-то сидит.
- Здравствуйте,- говорю я.
Сидящий на скамейке человек молча кивает мне.
Я продолжаю поиски. Денег нет.
Но зато ещё есть сигареты. Я могу, наконец, закурить, ведь эта девушка,
которой так не нравилось, когда я курил, ушла и, наверное, больше не
вернётся.
Сейчас она ляжет в свою постель, а за стеной её комнаты будут спать её
родители, и больше она не вспомнит обо мне.
Как это столько уже раз было, и я столько уже раз обещал себе не начинать
всё сначала...
- Напрасно,- говорит человек, сидящий рядом со мной на скамейке.
- Что?- вздрогнув, говорю я.
- Она ещё не весь мир,- говорит он.
- Это я знаю,- отвечаю ему я.- Но от этого не веселее. Остальной мир ещё
хуже.
- Это зависит от того, что вы от него ожидаете.
- Скоро начнёт светать. И будет рассвет.
- Да. Летом ночи недолги.
- Слишком поздно, чтобы начинать дискуссию. Давайте лучше покурим.
- Спасибо, я не курю.
Я смотрю на него с неприязнью.
- И вы тоже?
- Что?- говорит он.
- Так озабочены своим здоровьем, что боитесь закурить сигарету?
- Нет,- говорит он.- А впрочем, едва ли я смогу доказать вам обратное.
Я усмехаюсь.
- И напрасно,- говорит он.- Напрасно вы усмехаетесь. Между прочим, если
бы сейчас был день, вы бы заметили, что я намного старше вас...
- Я слышу это и по голосу.
- Но это ещё не всё.
- А мне всё равно,- говорю я.- Едва ли вы сможете сказать мне что-то, что
поможет мне смириться со всей той мерзостью, что творится в этом мире, и с
тем, что творится вокруг.
- И с тем, что от вас ушла ещё одна девушка?
- Та, что устроит мне сцену, когда я вернусь домой, ничем не хуже каждой
из них.
- Пожалуй,- соглашается он.- Но что же такого творится вокруг? Я знаю
страны, где дела обстоят ещё хуже.
- Например, в Америке?- говорю я.
- Ах, вот вы о чём...
- Да. Ведь я так верил в неё, и чем она мне ответила? Бомбёжками Сербии?
Знаете историю Игнатия Лойолы? Он был светским щёголем, и вообще, человеком
далёким от религии, и знаете, что отвратило его от мира? Он был страстно
влюблён в одну женщину, она же избегала его. Он, не теряя надежды, продолжал
её преследовать и добиваться, и вот однажды... Она распахнула перед ним
платье, и он увидел раковую опухоль, разъедающую её грудь. Америка... Или
эта девушка Таня, двадцать пять лет, хочет стать богатый и уехать в Италию
или в Москву, или остаться здесь, неважно...
- Зачем же вы так глупо влюбились,- говорит он.
- Да ну вас!- я выбрасываю окурок и встаю со скамейки.- Пойду-ка я лучше
домой.
- Осталось только выяснить, где он, ваш дом,- говорит он.
- Я имел в виду ночлег.
- В таком случае, спокойной ночи,- говорит он.- Встретимся завтра на том
же месте.
- Не думайте, что так просто сможете меня смутить.
- Вам некуда ехать,- говорит он.
И говорит что-то ещё, но, зажав уши, я бегу от него прочь.
4
Я возвращаюсь к скамейке, но человек, сидевший на ней, исчез.
Всё бессмысленно, как если бы я напился, а я до обидного трезв. Но даже
трезвый, я не хочу возвращаться к той женщине, которая готова меня терпеть.
Мне не нужна её жертва.
Я не хочу терпеть этот мир, я хочу любить его, но как мне объяснить это
тем, кто от рождения умеют лишь жрать, как слепые черви во тьме земли!
Или любить их такими?
Я задаю слишком много вопросов.
Сейчас должно что-то произойти, эта ночь не может кончиться так.
И, конечно же, происходит. Я заметил, что этот город услужлив как
слуга-идиот. И так же идиотичен.
Напротив скамейки, через улицу, на полной скорости врезается в столб
большая машина.
Внезапная тишина и эта неподвижность металла кажутся пугающе
торжественными.
Я раздумываю, стоит ли мне подходить, но тут в машине начинает кричать
женщина. Я подхожу.
Из машины выходит мужчина.
- Вы видели?- говорит он мне.
- Что?
- Этого столба здесь не было,- убеждённо говорит он.- Вы свидетель.
- Что?- снова говорю я.
- Его здесь не было,- говорит он и, обхватив голову руками, садится на
тротуар.
Я открываю дверцу машины. Женщина, сидящая на заднем сиденье, бьётся в
истерике.
Я закрываю дверцу.
- Его здесь не было,- продолжает бессмысленно повторять мужчина.
- Встаньте,- говорю ему я. Он не сразу, но повинуется.
- Сейчас мы поедем ко мне домой. Ничего страшного не произошло, так
только, слегка помяли крыло. Мы попьём кофе на кухне и вместе встретим
рассвет. Для меня это будет повод избежать скандала, а вам... Да не всё ли
равно!
Едва ли он меня слышит.
- Вы слышите меня?
Он смотрит на меня отсутствующим взглядом.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг