Перебьётся на изжоге, барыга позорный. Держи, Джексон! Это тебе на
первоначальное обзаведение!
Женя Крылов, только что потерявший комнату в коммуналке, некогда купленную
ему Шлыгиным, взял сто долларов и смущённо поблагодарил:
- Не знаю, когда отдам, Андрей Аркадьевич, честное слово...
Журба отмахнулся и опять включил радио, чтобы ехалось веселей. Из
приёмника послышались цепенящие душу грозовые аккорды, потом полетел голос
покойного Меркьюри.
- Хорошо поёт, царствие ему небесное,- сказал Журба и сделал погромче.-
Хоть и гомиком был... а всё равно люблю, блин.
- Show must go on,- неслось из динамиков...
Не собирался в это утро Борис Благой заходить в школу. Да и что ему было
там делать, если Олег сам в последние недели приносил на кухню раскрытый
дневник и, слегка смущаясь, объявлял:
- Средний балл - четыре и пять...
- Давно бы так! - повторял каждый раз Благой, с удовольствием
расписываясь. Кажется, парень в самом деле взялся за ум. А что? Выпускной класс
на носу...
...И вот сегодня он случайно заглянул в комнату сына. Случайно заметил на
столе красивую обложку - "Дневник петербургского школьника", ту самую, которую
видел вчера. Может быть, Олег выронил дневник, когда по обыкновению торопливо
запихивал в школьную сумку учебники?.. До школы было минут пять дворами, и
Благой решил занести дневник - немного времени перед работой у него ещё
оставалось...
...Только лучше бы он этого не делал совсем. Он застрял в школе на полтора
часа. И почти столько же ходил потом кругами по микрорайону, начисто позабыв
обо всех служебных делах и переживая последовательно приступы бешеной ярости,
тупого отчаяния и, наконец, тихой и ясной мудрости. ...Завучиха поставила ему
на вид прогулы Олега, и он принялся спорить, доказывая, что у сына при всём том
не так уж плохи дела... Даже выложил за стол принесённый с собой "Дневник
петербургского школьника". С теми самыми четвёрками и пятёрками. Завуч -
полнотелая энергичная дама непонятного возраста - перелистнула страницы, а
потом со вздохом положила рядом классный журнал: "Сравните". Тут-то все и
выплыло. Дневник, который подписывал каждое воскресенье отец, оказался
обыкновенной фальшивкой. В журнале не только пятерок - вообще почти никаких
отметок обнаружить не удалось.
- Очень предусмотрительный мальчик, - завучиха не скрывала ехидства.
Довольно невесёлого, впрочем, ехидства. - Ни одной контрольной не посетил. Ну
ещё бы. А подписи учителей? Да у него, право, талант...
"Мы-то держали вас за известного журналиста, - слышалось при этом
Благому.- Мы-то вашими публикациями восхищались!.. Как вы умело их всех на
чистую воду разных там корыстных чиновников, спевшихся с криминалом!.. А сами?
В собственной семье... Под собственным носом..."
Вдвоём с завучихой Благой пошёл в класс отлавливать сына, но выяснил
только, что Олега сегодня никто в школе не видел.
- А зачем? - удивилась молодая учительница русского языка.- Он вчера
был...
Вот Благой и кружил по дворам, и казалось, будто попадавшиеся навстречу
прохожие оглядывались на него и тыкали пальцем...
Сначала хотелось немедленно встретить Олега, влепить звонкую пощёчину и
произнести нечто судьбоносное, типа: "Убирайся вон из моей жизни навсегда!" В
конце концов, парню нужно одно - лишь бы оставили его в покое. Ну вот и пусть
катится куда угодно. Какое к чертям родство крови!.. Взять хоть практиканта
Лешу Корнильева... Каким образом, в какой момент он, отец, упустил сына? Почему
в другой семье вырос замечательный мальчишка, а у него..?
К счастью, сын не встретился. Иначе Благой наломал бы такого, о чём скорей
всего потом до гробовой доски бы жалел. Несколько раз сигналила недавно
приобретённая трубка. Отвечать никакого настроения не было, и он её попросту
выключил. Пусть что хотят, то и думают. Ну их всех к чёрту...
Приговор
Священный вулкан Катомби готовился принять в жертву ещё одну жизнь...
Солдат в грузовике было шестеро, плюс офицер в кабине. Солдаты выбросили
пленника из кузова наземь, и он пополз вверх по тропе, что вела к жерлу малого
кратера. Он полз на четвереньках, поскольку изувеченные ступни просто не
выдержали бы соприкосновения с горячей каменистой землёй. Солдаты шли рядом,
время от времени пиная его, чтобы полз побыстрей. Они беспечно смеялись между
собой и даже не сняли автоматы с предохранителей: а зачем?.. Приговорённый был
совершенно беспомощен...
...Тяжёлый шнурованный ботинок, занесённый для очередного пинка, прошёл
мимо цели, чернокожий солдат потерял равновесие, а в следующий миг его сердце
остановилось раз и навсегда...
...Шестой солдат от испуга разучился стрелять, настолько он не ожидал, что
полумертвец всё же сумеет подняться. В последний оставшийся миг воин атси
замахнулся прикладом... И умер, как умерли первые пятеро.
... Офицер остался последним. Один на один с человеком, которому жить-то
не полагалось, не то что драться и убивать. Офицер пятился к дымившему кратеру,
сражаясь с кобурой пистолета, никак не желавшей расстёгиваться, мясистое чёрное
лицо покрылось серым налётом. Он всё же успел, потому что сил у его противника
осталось очень немного: страшные вспышки вроде той, что подняла его на ноги, не
могут продолжаться сколько-нибудь долго... Бахнул выстрел, и пуля ударила
пленника, но тот уже перешёл грань, когда думают о собственной жизни и смерти.
Ещё один шаг, ещё один разряд безумной боли в обнажённых ступнях, и он
дотянулся до офицера, и офицер умер. Приговорённый рухнул с ним рядом. Придя
через некоторое время в себя, он стащил с офицера форменную рубашку, его же
карманным ножом распорол её надвое и замотал ноги, чтобы можно было хоть как-то
ступать ими по земле.
Его продали свои и подавно не пощадили чужие, и он был по-прежнему гораздо
ближе к смерти, чем к жизни, но он был свободен, и он мог, он мог попытаться...
Неделя, спустя которую Моня должен был вернуться и собственноручно вымыть
и закупорить тёти-Фирины окна, тихо канула в прошлое. Снегирёв дождался
солнечного оттепельного дня и предложил своей хозяйке; заняться наконец окнами
- пока, действительно, ещё продолжалась зима. Она отвела глаза:
- Мне Монечка обещал. Он скоро приедет...
- Приедет, будет ему приятный сюрприз, - бодро заверил её Алексей. Про
себя он полагал, что в ином случае Монино обещание будет справлять ежегодные.
юбилеи, но вслух об этом, понятно, воздержался.- И рученьки музыкальные портить
не придётся...
- Не издевайтесь, Алёша, - обиделась тётя Фира. - Он же действительно...
Ей неизвестно зачем вспомнилось, как вечером после Мониного отбытия
позвонила Софочка. Позвонила - и устроила старинной подруге громкий разнос: "Ты
соображаешь, что делаешь? Подогретым пирогом его на завтрак кормила!.."
Поняв, что жилец настроен серьёзно, Эсфирь Самуиловна суматошно
засуетилась, начав одновременно разыскивать стекломойную жидкость, кастрюлю и
подходящие тряпки и всё время забывая, зачем конкретно полезла в тот или иной
шкаф или ящик. Что поделаешь - в её возрасте к мероприятиям подобного класса
следует готовиться за неделю. Иначе в голове всё путается и начинает казаться,
будто наступил конец света.
Оценив ситуацию, Снегирёв потребовал у тёти Фиры карт-бланш, а получив
оный - выставил владелицу комнат в гости к соседке Оле Борисовой. Приставил
Олиного мужа Гришу рвать бумажные полотенца. Завербовал верзилу Тараса
Кораблёва сбегать в магазин за рулончиками самоклеящейся бумаги. А сам
вооружился синим баллончиком стекломоя, купленным вообще-то для "Нивы", и полез
на подоконник. Некоторые части громадного полукруглого окна открывались и были
доступны из комнаты. Некоторые - исключительно извне. Эти последние по понятным
причинам особенно заросли грязью, и Снегирёв посвятил им массу усилий. Гриша
Борисов, очкастый интеллигент из Герценовского института, подавал куски розовой
бумажной протирки и завистливо возмущался самонадеянностью Алексея, преспокойно
расхаживавшего по подоконнику четвёртого этажа.
Снегирёв вполуха слушал его и думал о том, как повезло не ценившего этого
дурачку. Если сравнить Гришин мир с тем, в котором жил он сам, получалось, что
обитали они на разных планетах. Гриша не умел ни драться, ни стрелять, он
боялся высоты, подонков в парадном и много чего ещё, он спешил домой к жене и
таскал из молочной кухни тёплые бутылочки для маленькой дочки. Чего,
спрашивается, ещё не хватает? Квартиры на двух уровнях, дачи, машины?.. Ну я же
и говорю - дурачок...
Приёмник, настроенный на "Европу-плюс", тихонько ворковал, примостившись
на табуретке.
- ...Группа "Сплошь в синяках"! - весело объявил диктор, жизнерадостное
трепло, свято уверенное, что треплется с американским акцентом.
- Ну вот, - обречённо прокомментировал Гриша.- То "Крематорий", то
"Лесоповал", а теперь ещё И "Сплошь в синяках". Чего только не выдумают от
безделья. Может, выключим?
- Не надо, - сказал Алексей. - Пусть болтает, только бы не про политику.
Из приёмника послышался гитарный аккорд.
Жизнь научит смеяться сквозь слезы,
Жизнь научит бесстрашным быть в страхе,
Усмехаться в ответ на угрозы,
Не дрожать, когда лают собаки.
Жизнь научит любить, кого любишь,
Ненавидеть, кого ненавидишь,
Забывать то, чего не забудешь,
И не видеть того, что видишь.
Полагать за реальность кошмары
И во лжи видеть горькую правду,
Принимать хладнокровно удары,
Презирать и презренье, и славу.
Жизнь научит ценить, что теряешь,
Не жалеть того, что имеешь,
И прощать то, чего не прощаешь,
И не верить тому, чему веришь.
И, командуя, слушать команды,
И лететь на потерянных крыльях...
Жизнь научит быть сильными - слабых,
Жизнь научит быть слабыми - сильных*.
Стихи В. В. Шлахтера.
Солист "Синяков" из кожи лез, имитируя покойного Цоя, но Алексей всё равно
пожалел, что не вставил кассету и нет возможности записать. Надо будет, решил
он, посмотреть в соответствующих ларьках, ведь наверняка где-нибудь попадётся.
Он подумал ещё немного и усмехнулся про себя, полируя верхнее стекло. С ним уже
бывало такое. Западал в память хвост случайно услышанной песни, и воображение
дорисовывало всё остальное. Так что, когда удавалось раздобыть запись,
наступало некое разочарование.
- Кажется, - сказал Гриша, - я понял, почему молодёжи нравятся иностранные
песни.
- Ну и? - рассеянно спросил Алексей.
- Когда не знаешь языка, легче воспринимать всё вместе, как музыку. И даже
если знаешь язык, дебильность текстов всё-таки не так очевидна.
Снегирёв спорить не стал. Он вообще очень не любил спорить.
По улице внизу сновали машины, прохожие замечали бесстрашного мойщика
окон, останавливались и задирали головы, рассматривая "русского самоубийцу".
Алексей приветливо делал им ручкой. Он действительно был начисто лишён страха
перед высотой, причём никакой его личной заслуги в том не имелось - таким уж
уродился на свет. Однажды, много лет назад, ему довелось раненым лететь с
четырнадцатого этажа, но даже и этот поистине судьбоносный полёт его не
исправил.
По окончании трудов Гриша был отправлен в магазин за кефиром ("Только,
Гришенька, обязательно наш, и, если попадётся, просроченный: на нём пышней
поднимается..."), и тётя Фира нажарила оладьев на всю честную компанию. Крутой
культурист Тарас в ответ на приглашение пробурчал, что ему, мол, не положено по
диете. Однако потом явился на запах и даже выставил две банки сгущёнки.
Под конец оладьев Эсфирь Самуиловна включила телевизор, коротавший век на
комоде. Как все пожилые люди, она решительно не могла обходиться без новостей.
"Алёша, ну откуда у вас подобное безразличие? - тщетно взывала она. - Это ведь
наша жизнь!" - "Ага, - хмыкал в ответ квартирант. - Жизнь. Новый концерт
Филиппа Киркорова. В перестрелке между мафиями Ленинского и Комсомольского
районов погибло сорок два человека..."
Снегирёву в самом деле было глубоко наплевать на такие мелочи, как Дума и
правительство, но раздел городской хроники заставил его мгновенно навострить
уши.
- ...Да неужели вы меня по-человечески не понимаете? - возмущалась с
черно-белого экрана мордастая тётка, похожая на объевшуюся продавщицу из
молочного магазина.- У меня внуки, чтобы ты знал! Они тоже быть здоровенькими
хотят!..
- Если я правильно понял, - спокойно спрашивал молодой корреспондент, - вы
и ваши сотрудники использовали вакцину для нужд собственных семей, поскольку
она большой дефицит, да и сложно её купить на небольшую зарплату?
- А ты сперва ляльку своего заведи, тогда поглядим, как будешь у него для
чужих отнимать! - кричала в ответ профессиональная пожирательница сметаны. -
Детей-то небось нет пока? Ну и молчи...
Тётку звали Алевтина Викторовна Нечипоренко, и она была директрисой
детского дома. Как выяснилось, возглавляемый ею доблестный коллектив умудрился
целиком подевать неизвестно куда дефицитную и очень дорогую вакцину от гриппа,
выделенную для маленьких подопечных. Гонконгская напасть между тем грянула - и
врачи "скорой" сбились с ног, развозя тощих детдомовцев по больницам. Впрочем,
по сравнению со всем остальным, что творилось в Нечипоренкином заведении,
история с вакциной была ещё пустячком.
Юный корреспондент с поразительным хладнокровием "раскручивал" свою
собеседницу, задавая вопрос за вопросом: о питании и гигиене детей, о враче и
уколах, о "гостях", для которых наряжали старших воспитанниц. Камера
бесстрастно фиксировала ответы Алевтины Викторовны.
Доисторический "Вечер" красок не передавал, но Алевтина Викторовна явно
была пунцовой, как перезревшая клубничина. Она грозила ОМОНом и зачем-то
размахивала видеокассетой.
Сволочи все!!! - кричал её взгляд. Всех бы порошком, как тараканов, чтоб
кому получше вас воздухом дышат не мешали...
Эмоциональные высказывания Алевтины Викторовны перемежались
документальными кадрами, отснятыми в другое время и в других местах. В детской
больнице, в столовой детдома, на лестнице, в коридоре у добротной деревянной
двери, запертой на замок...
Камера близко показала, как болтаются в ушах у заведующей тяжеленные
золотые серьги. Как пел когда-то Высоцкий, "если правда оно ну хотя бы на
треть", оставалось одно. Пойти и повесить. Потому что сами такие не вешаются.
Сука, думал Скунс, глядя, как на фоне стоп-кадра - возмущённое лицо
Алевтины Викторовны, а за ним столетние разводы плесневелой сырости на стене
вверенного ей учреждения - титрами проходят данные о последовательном улучшении
жилищных условий предприимчивой дамы. Выяснить, на какую треть было правдой всё
показанное-рассказанное, труда не составит. Скунс, впрочем, подозревал, что на
сей раз краски были сгущены журналистами минимально. Он сам вырос в детдоме и с
такими Нечипоренками знаком был не понаслышке. Сука...
Их взгляды встретились, и телевизор не выдержал взаимного напряжения. В
нём что-то громко щёлкнуло, запахло жареным электричеством, и пропала сперва
картинка, а после и звук. Кот Васька в панике ринулся с хозяйкиных колен и
удрал под кровать. Тарас, сидевший ближе всех, проворно выдернул вилку.
Когда телевизор остыл, мужчины притащили авометр, и Алексей - кто тут у
нас инженер-электрик? - долго рылся в пыльных ламповых недрах. Звук в конце
концов появился, но изображение восстановить так и не удалось.
Стая
Даже у лихого прогульщика бывают мгновения, когда он старательно исполняет
школьное задание. Правда, задание у Олега Благого вышло несколько необычным.
- Явился, партизан! - сказала ему завучиха и... вытащила купюру: - Анне
Павловне, библиотекарю, сегодня шестьдесят исполняется. Мы тут собрали... Сходи
купи хороший букет и ко мне в учительскую принеси!
Анну Павловну в школе любили все. Олег и сам несколько раз отсиживался у
неё за стеллажами, "мотая" контрольные. А сколько девчонок плакалось ей,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг