положении. Вернулся к неоконченной "могиле Наполеона"... Смутное беспокойство
всё же не проходило, и тогда он вынул из ящика стола и положил рядом с собой
пистолет. После некоторых событий, в ранней молодости едва не испортивших ему
нею будущность, Шлыгин зарёкся лично участвовать в каком-либо насилии. Друг
Виталя посмеивался над ним и настаивал, чтобы он умел себя защитить. Отказать
однокласснику Михаил не мог и раз в неделю практиковался в тире, устроенном
здесь же, в подвале. Получалось у него очень неплохо, но чувство тревоги
близость пистолета почему-то до конца не сняла.
Между прочим, события, чуть не сломавшие ему жизнь, произошли когда-то как
раз в октябре, двадцать седьмого числа. Шлыгин столько раз пересказывал разным
людям "официальную" версию случившегося, что и сам почти поверил в неё. Тем
более, в тот несчастный вечер он был пьян не менее, чем Вова с Виталиком, и его
воспоминания цельностью в самом деле не отличались. Но когда в окно ломится
такая же непогода, как семь лет назад, поневоле начинаешь видеть глаза,
глядящие из темноты...
Ко дню рождения Вовкины предки сделали сыну подарок: уехали на дачу и
предоставили ему веселиться в компании молодёжи. Поздно вечером, когда в
раковине и на кухонном столе громоздились горы посуды, а в квартире с
именинником остались только Виталя и Мишка, Витале пришла ценная идея
остановить на Московском таксиста и раздобыть водки. Шампанское и несколько
"сухариков", которые ещё наполняли его одноклассников сладким чувством
запретного, ему казались лёгкой разминкой.
Вовка, конечно, хорошо знал, где Гнедины-старшие хранили семейный бюджет,
но денег в обычном месте не оказалось.
"Спрятали!" - понимающе хмыкнул Виталя.
"Да ну, отцы, давайте пласты лучше послушаем", - предложил Мишка. Ему
совсем не хотелось на уличный холод, но Виталя был настроен решительно:
"Одеваемся".
Он и тогда уже был среди них лидером.
"А таксист нам что, даром?.." - осклабился Вова.
"Что-нибудь придумаем, - пообещал Виталя и натянул куртку. - В конце
концов, отберём. Нехрен спекулировать!"
Вовка хихикнул - выпитое вино подействовало на него сильнее, чем на
других, - и тоже принялся одеваться. В конце концов это был его день рождения,
а игра в благородных разбойников обещала стать увлекательна'!. Пока они
двигались к проспекту через дворы, именно ему пришло в голову разломать один из
ящиков, сваленных у задней двери овощного, и сделать нечто вроде дубинок
Едва они приблизились к арке волю Бассеинои, как прямо ни них оттуда вышла
какая-то тётка. Она прикрывала лицо от ветра перчаткой и сослепу чуть не
налетела на Базылева, шагнувшего наперерез.
"А ну! - сказал ей инициативный Виталя. - Снимай золотишко!.."
Какое-то мгновение тётка ничего не могла понять и только близоруко
щурилась на него сквозь залепленные снегом очки.
"Мальчики, дайте пройти", - проговорила она затем...
Шлыгин потянулся к местному телефону и вызвал гараж. Он знал, что трезвон
был слышен в каждом углу, но трубку так и не взяли. Михаил Иванович нервно
забарабанил пальцами по благородно-чёрной крышке стола. Куда они, чёрт возьми,
подевались?.. Во двор вышли курить?..
Наверное, следовало сходить туда и самолично проверить, в чём загвоздка.
Хотя нет. Судя по всему, молодой шофёр оказался крепким орешком, а раз так,
зрелище ожидалось не из приятных. Лучше дождаться Виталика. Его епархия, вот и
пускай наводит порядок.
Господи, как хорошо, что у Вовки оказался такой влиятельный папенька,
царствие ему небесное. Ведь уже вовсю была Перестройка, и даже телефонный
звонок из Смольного решал дело далеко не всегда...
Шлыгин прошёлся по кабинету, потом вернулся за стол. Он давно бросил
курить, но обстановка требовала разрядки. Михаил Иванович опять выдвинул ящик и
взял пачку "Мальборо", которую держал для гостей.
И в это время свет в коридоре мигнул и вырубился совсем. Шлыгин уронил
сигареты и снова схватился за пистолет: ему показалось, будто из темноты на
него вправду уставились чьи-то глаза, а против двери начала оформляться
расплывчатая, неясная тень.
- Кто там? - чувствуя, как пересыхает во рту, громко спросил бизнесмен. -
Эй, кто там?..
От напряжения у него, похоже, начались глюки, потому что не мог же, в
самом деле, из коридора действительно долететь негромкий и совсем не весёлый
смешок...
Вломившиеся эгидовцы застали внутри гаража совершенно замечательный
натюрморт. В плотном брезентовом коконе спал всё-таки живой, хотя и жестоко
измордованный Женя. Пустые шприцы и ампулы из-под глюкозы, морфия и солюмедрола
свидетельствовали о грамотно оказанной помощи. В нескольких шагах от Крылова
остывали три мертвеца. Их личности ещё предстояло установить; бесспорным
являлся пока лишь факт зверской расправы, учинённой над всеми троими. Кто-то
безжалостный и хладнокровный очень по-деловому отправил их на тот свет, и
хирургическим гуманизмом этот кто-то явно не был обременён.
Первое подозрение пало на Славика, который вяло сидел в рассыпавшихся
коробках, уронив голову и безжизненно откинув руку со "стечкиным". Почти сразу,
однако, стало понятно, что всё это инсценировка. Причём довольно небрежная.
Скорее издевательская, нежели предназначенная ввести правосудие в серьёзное
заблуждение. Судя по багровым отметинам на шее и вздувшейся шишке, Славика
сперва слегка придушили, а потом ещё стукнули по головке. Он, конечно, скоро
очнётся, но ничего толкового не расскажет...
Явных следов "героя дня" в гараже, как и следовало ожидать, не нашлось. Не
считать же таковыми цепочку жирных мазутных отпечатков, начинавшихся возле
подъёмника и уводивших во внутренние помещения фирмы! Это было откровенное
приглашение, и Лоскутков решил принять его. Хотя, если он что-нибудь понимал,
убивец был уже весьма далеко. Багдадский Вор остался с Женей, Игорь Пахомов и
Филя присматривали за обстановкой, Кефирыч пошёл к воротам - встречать
милицейскую группу. Саша и Катя взяли Степашку и отправились по следам.
Мазутные отпечатки, хорошо видимые на светло-голубом ворсистом паласе,
привели их на второй этаж, к Директорскому кабинету. Там горел свет, дверь была
настежь открыта, а против неё в стене красовалась дырка от пули. Катя первая
увидела её и показала своему командиру.
Человек, положивший троих в гараже, не входил внутрь. Просто постоял
некоторое время возле двери а потом ушёл дальше по коридору, и там хлопали на
ветру распахнутые створки окна. Шлыгин сидел в дальнем углу обширного кабинета,
в кресле возле невыключенного компьютера. Перед ним на столе лежал пистолет и
пальцы ещё стискивали рукоять. Голова же бизнесме на была неестественно
запрокинута, и в левой глазнице торчала ржавая шляпка гигантского строительного
гвоздя, прилетевшего из темноты.
- Кира, поехали, - простонал Снегирёв. - Поехали домой...
Адреналин дотла сгорел в жилах, к левому плечу было не притронуться, и
подбирался озноб.
Он снова сидел в своей "Ниве" возле высокой арки, где мокрый снег уже
заровнял получасовой давности следы от колёс, и в приоткрытую дверцу со свистом
задувал ветер. Присутствие Киры было настолько реальным, что он физически
ощущал её рядом с собой. Вот она садится в машину, кладёт на колени сумочку и
протирает очки извлечённым из кармана платочком:
"Как хорошо, что ты здесь оказался... Поехали скорей, а то Стаська
ждёт..."
И растворяются, не посмев подойти, чьи-то шаткие тени, возникшие было
из-за угла...
Алексей протянул руку, но пальцы ткнулись в холодную обивку сиденья. Он
судорожно вздохнул, сгорбился и опустил голову на руль, чувствуя, как по щекам
текут слезы. Огненный жгут пульсировал в груди возле сердца. Надо, наверное,
подъехать к дому с шишечками; быть может, Кира ждёт его там?..
Сильный порыв ветра ворвался в раскрытую дверцу, хлестнув Снегирёва
порцией мокрого снега. Алексей выпрямился, как от удара, ощерил зубы и врубил
передачу. "Нива" яростно взревела, наполнив узкое пространство под аркой
оглушительным эхом, и выскочила на проспект. По идее, со двора надлежало
выворачивать только направо, но Снегирёву было решительно на всё наплевать.
Взметая облако брызг, "Нива" рванула налево, преодолела пятьдесят метров до
перекрёстка с Бассейной, выбралась на нужную полосу и полетела в сторону
центра. Наёмный убийца думать не думал ни о какой конспирации, но, на его
счастье, поздний час и свирепая непогода полностью вымели с Московского и
машины, и пешеходов. Никакие случайные глаза не видели его рискованного
манёвра. А с усиленными нарядами милиции он нечаянным образом разминулся.
Возвращение к прошлому
Где-то у вас соловьи посходили с ума.
Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз...
А у меня всё никак не проходит зима.
А у меня всё метели, снега да мороз.
Где я прошёл, те дорожки давно замели
Мёртвые листья да снег над пожухлой травой...
Белые крылья мелькают в далёкой дали.
Чёрные крылья - над самой моей головой.
Я бы поверил своей незакатной звезде.
Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет.
Серые сумерки гаснут, едва поредев.
Серое небо в себя не пускает рассвет...
С каждой зимою всё больше жестоких потерь,
Только растёт и растёт неоплаченный счёт.
Белые крылья всё дальше относит метель.
Чёрные крылья почти задевают плечо.
Отсветы гаснут, грядёт окончание дня.
Кто-то уснёт и увидит волшебные сны
О негасимой надежде... А здесь у меня -
Осень да осень. И больше не будет весны.
Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон?
Ляжет прямая дорога, светла и чиста...
Белые крылья скрывает седой горизонт.
Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят...*
Стихи М. В. Семёновой.
- Шма-Исраэль!.. Без вас тошно!..
Тётя Фира досадливо выключила радио, прекратив выступление "Синяков", и,
завернувшись в пуховый платок, снова ушла зябнуть к огромному полукруглому
окну, наполовину залепленному мокрыми хлопьями.
Так называемое радио, сменившее начавший заговариваться трёхпрограммник,
было хорошим современным музыкальным комбайном, и приволок его в дом,
естественно, Алексей. "Смотри, дождёшься,- предрекла по этому поводу Таня
Дергункова, когда Алёша опробовал приобретение и понёс в мусорку пустые
коробки. - Упакует комнатки, а тебя по башке - и сам жить поселится!"
Вот тут и сказалось тлетворное влияние жильца. Тётя Фира, которая ещё
полгода назад только и способна была бы некоторое время "пускать пузыри", а
потом скорее всего расплакалась бы у себя на диване, - эта самая тётя Фира мило
улыбнулась водочнице и ответила со спокойным достоинством: "Вы, Таня, говорите
так потому, что у вас совсем другие знакомые. Не видали вы хороших людей, моя
дорогая. Только таких, которые вас чуть что в милицию с потрохами сдадут..." И
удалилась по коридору, и Дергункова целых пять минут не могла собраться с
мыслями для ответа.
А вот теперь тётя Фира сидела одна в темноте, и ей было страшно. Алёша
успел стать неотъемлемой частью её жизни, и мысль, что с ним что-нибудь может
случиться, казалась чудовищной и невозможной. Кирочка некогда рассказывала ей о
гибели Кости. О том, как ей снился по ночам перевёрнутый и горящий
геодезический грузовик и раненый Костя, отстреливающийся из-за колеса... Тётя
Фира куталась в тёплый платок (Кирочкин, между прочим, подарок), грела
замёрзшие руки в Васькиной лохматой шерсти и смотрела в окно. И перед глазами у
неё неотвязно стояло нечто навеянное тем давним рассказом, но только с
поправкой на заснеженное шоссе. Ивангород, конечно, неблизко, но сколько можно
ехать туда и обратно, если старт был назначен на девять утра?.. Крутой поворот
на скользкой дороге... Свалившийся в канаву перевёрнутый грузовик... Алёшина
неживая рука, торчащая из-под снега...
Когда вышли все мыслимые человеческие сроки, она собралась с духом и
попробовала дозвониться ему на сотовый телефон. "Вызываемый абонент в настоящее
время не отвечает,- уведомил её вежливый автоматический голос.- Пожалуйста,
позвоните позже". Куда уже позже? Половина третьего ночи...
Коммунальная квартира успела угомониться. Не плакала дочка Борисовых, не
гремела бутылками Таня Дергункова, и даже Валя Новомосковских выключил еле
слышно работавший видеомагнитофон. Так что скрип ключа, поворачивавшегося в
замке, долетел до слуха тёти Фиры сразу и безо всяких препятствий.
Старая женщина подхватилась с места и выпорхнула в коридор едва ли не
прежде, чем вошедший Снегирёв успел закрыть за собой дверь. Тётя Фира имела в
виду сперва повиснуть у Алёши на шее и хорошенько всплакнуть, а потом строго
потребовать отчёта - где пропадал столько времени и почему не удосужился дать о
себе знать?.. Что-то остановило её, она не поняла сразу, что именно. В прихожей
тускло горела одинокая лампочка. Она еле-еле рассеивала мрак и создавала
мертвенные потёмки, примерно такие же, как в тот дождливый вечер на лестнице
перед дверью Кирочкиной квартиры. И в этих потёмках тётя Фира увидела, что
глаза у Снегирёва опять были как две дырки в кромешную черноту.
Тётя Фира застыла в дверях, чуть не наступив на Ваську, выскочившего под
ноги. Алексей смотрел на неё этими дырками и молчал, и тут она заметила ещё
кое-что.
Он был ранен.
Он, собственно, не подавал виду, да и знобить его могло просто от холода,
но глаз у бывшей фронтовой медсестры был слишком намётанный. То есть она не
взялась бы сформулировать словами, но факт был налицо.
- Так,- сказала тётя Фира и без лишних слов повела его через крохотный
тамбур к себе. - Садитесь на табуретку и раздевайтесь до пояса. Давайте
помогу...
Снегирёв молча уселся. Она ловко стащила с него мокрую куртку и убедилась,
что нюх её не подвёл. Весь левый рукав свитера пропитался густой кровью, а на
плече красовалась импровизированная повязка. Тётя Фира мысленно пробежалась по
своей аптечке и спросила его:
- У вас есть..?
- В рюкзаке, - сказал Снегирёв. - В правом кармане.
Голос был нормальный, только какой-то отсутствующий. Тётя Фира сходила в
"его" комнату и вернулась с пластмассовой коробкой. В коробке нашлось всё
необходимое: и жидкость для промывания ран, и специальные нитки, и блестящие
изогнутые иголки. Тётя Фира принесла воды, разрезала набрякший кровью рукав и
взялась за узел повязки.
- Сейчас будет больно,- предупредила она. Снегирёв посмотрел на неё
пустыми глазами и усмехнулся.
Боец незримого фронта
Утро двадцать восьмого октября больше напоминало апрельское. Когда,
провертевшись несколько часов в некрепком старческом сне, тётя Фира приняла
решение вставать и отдёрнула занавеску, вместе с ворвавшимся сквозняком в
полукруглое окно хлынул яркий солнечный свет. Несколько поутихший ветер нёс
рваные клочки облаков, по крышам мощно таяли залежи вчерашнего снега, а на
сверкающем мокром карнизе взахлёб чирикали и дрались воробьи. Тётя Фира
облачилась в тёплый халат и на цыпочках проследовала через маленький тамбур,
отделявший комнатки от коридора.
Алёша не запирал свою дверь. Эсфирь Самуиловна осторожно приоткрыла её, и
Васька, по обыкновению лежавший у Снегирёва в ногах, немедленно поднял ушастую
голову, оценивающе глядя на хозяйку: не позовёт ли кормить?.. Что касается
самого Алёши - он спал, кажется, в той. же позе, в которой тётя Фира оставила
его накануне: свернувшись калачиком и так закутавшись в одеяло, что виден был
лишь ёжик бесцветных волос на макушке. Тётя Фира осторожно попятилась и
притворила дверь, радуясь, что не разбудила жильца. Старой женщине неоткуда
было знать, что дремлющее сознание Скунса мгновенно зарегистрировало её
появление, взвесило его на предмет возможной опасности - и вновь отключилось,
не обнаружив ни малейшей угрозы. Угомонился и Васька, сообразивший, что к миске
бежать пока ещё рано. Стараясь не звякнуть, тётя Фира вытащила из-под стола
допотопный алюминиевый чайник и отправилась на кухню за водой.
- Доброе утро! - поздоровалась с ней Оля Борисова. Оля стояла у вычищенной
"сифом" плиты и варила манную кашу. При этом одним глазом она косилась в окно,
за которым слышались голоса и явно происходило что-то интересное. Здесь же
стоял и комментировал случившееся тихий алкоголик дядя Саша. Окно его
комнатушки тоже выходило во двор, но из кухни смотреть было интереснее: есть с
кем поговорить, мнениями обменяться.
- Ну! Ну!.. - подзадоривал он кого-то внизу и время от времени
разочарованно заявлял: - Эх, вы, разве так люди делают!.. Олухи царя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг