Тарким повернул кобылу и поехал взглянуть, что же случилось.
Кусок скалы размером с халисунскую винную бочку въехал в самую голову
вереницы рабов и накрепко прижал к земле цепь. Вместе с цепью придавило троих
рабов. Один был мёртв - ему размозжило всю левую половину тела. Второй, с
ногами, превращёнными в кисель до самого паха, взмахивал свободной рукой,
словно плыл через тёплое озеро. Его лицо сияло блаженной улыбкой - так бывает,
когда хлынувшая боль превосходит все мыслимые пределы и гаснущий разум просто
отказывается её постигать. Широко раскрытые глаза смотрели в серое небо, но то,
что они там видели, уже не принадлежало этому миру. Рядом на земле сидел Рыжий.
Его левую ступню пригвоздил и, видимо, искалечил острый край камня. Рыжий мотал
головой и кусал губы, едва удерживаясь, чтобы не завыть в голос.
А от четвёртого остался только кусок цепи, перерубленной ударом валуна о
валун. Теперь этот раб во все лопатки улепётывал прочь, назад, туда, откуда
пришёл караван. Это был Корноухий.
Харгелл, подоспевший на место раньше Таркима, уже гнался за беглецом.
Раненые и тем более погибшие под обвалом могли потерпеть, но поимка удравшего
никакому отлагательству не подлежала. Вместе с Харгеллом за Корноухим бросились
ещё двое надсмотрщиков - таких же сытых и выносливых, как их предводитель.
Корноухий мчался, прыгая через камни, с отчаянной быстротой спасающего свою
жизнь. Но после нескольких седмиц в караване удирать от надсмотрщиков было всё
равно что от сторожевых кобелей. Настигнут, прижмут и...
Корноухий, при всей его прыти, понял это уже возле опрокинутой клетки.
Погоню отделял от него какой-то десяток шагов, и беглец сделал единственное,
что ему ещё оставалось, - выпрыгнул за край дороги и, кое-как соскользнув по
растрёпанным сваям, лохматым от свежих щепок, начал спускаться на осыпь. Но и
тут судьба уготовила ему неудачу.
Корноухий был уличным вором. Он промышлял на торгу в большом городе и уж
там-то, в своей Четверти, отлично знал каждый закоулок и тупичок. Уж там-то он
играючи удирал и от разгневанного прохожего, хватившегося мошны, и от
стражников, которым вроде бы полагалось знать город не хуже воров... Дальняя
окраина Самоцветных гор оказалась куда менее милостива к карманнику. Думая
только о том, как бы ещё на шаг отдалиться от Харгелла с помощниками, Корноухий
с разгона запрыгнул на большую кучу камней, начал перескакивать с одного на
другой...
...И не сразу почувствовал, что камни зашевелились и поехали у него под
ногами. Это было совсем свежее нагромождение валунов; глыбы, ещё горячие от
соударений, не успели толком улечься и обрести хотя бы шаткое равновесие.
Тяжесть человеческого тела оказалась достаточна, чтобы побеспокоить их вновь.
- Стой, дурень!.. - заорал сверху Харгелл. Но для раба, ударившегося в
побег, это "стой!" имело только один смысл. Корноухий оглянулся, блеснув сквозь
пыльную бороду оскаленными зубами, и прыгнул еще дальше вперёд...
Он наконец понял свою ошибку, когда огромный и казавшийся таким надёжным
валун начал с потрясающей лёгкостью поворачиваться под ним, грозя сбросить.
Корноухий испуганно вскрикнул и подался назад. Камень, как ни удивительно,
успокоился. Беглец снова оглянулся и увидел, что преследователи остановились
поодаль, на песчаном откосе, где им ничто не грозило. Он осторожно переступил,
затевая очередной прыжок... Валун тотчас отозвался зловещим раскачиванием,
камни помельче заскрипели, как мельничные жернова. Корноухий мигом раздумал
прыгать и замер, как изваяние.
- Эй, малый!.. - опять подал голос Харгелл. - Послушай-ка, что скажу! Не
шевелись, пропадёшь!..
Беглец и сам успел это уразуметь. Любое неловкое или плохо рассчитанное
движение грозило сбросить его в каменную молотилку, переломать кости,
расплющить...
- Я брошу тебе верёвку! - закричал Харгелл. - Держись крепче, мы тебя
выдернем!
Корноухий молча смотрел, как один из надсмотрщиков взобрался обратно на
дорогу и вскоре вернулся с мотком прочной пеньковой верёвки. Харгелл примерился
и очень ловко метнул её Корноухому. Она скользнула по драным, потерявшим форму
и цвет башмакам бывшего вора. Тому достаточно было нагнуться, чтобы схватить
её. Но он не нагнулся. Подобным образом иногда ведут себя люди, придавленные
опасностью столь грозной, что душевных сил не остаётся даже для шага к
спасению. Так ребёнок, застигнутый пожаром, боится выпрыгнуть за окно в сажень
высотой и замирает, не двигаясь ни туда, ни сюда... Опытный Харгелл сразу
понял, что здесь дело было в ином. Он поднял руку:
- Погоди, малый! Ты небось думаешь, я тебя вытащу, а потом запорю, так?..
Клянусь, никто тебя пальцем не тронет!.. - В самом деле, ещё не хватало увечить
поркой раба, предназначенного для скорой продажи. Но Корноухий не пошевелился.
Тогда нарлак расстегнул ворот, вытащил чтимый символ своего племени -
позеленевший от пота бронзовый трилистник Святого Огня - и прилюдно поцеловал в
знак нерушимого слова: - Это видел?.. Ну, держи верёвку, болван!..
Снова свистнул упругий витой конец, брошенный умелой рукой. Бросок вышел
ещё удачнее первого: верёвка упала на камень и осталась лежать возле ног
беглеца. Корноухий долго молча смотрел на неё. Потом оглянулся на камни, шатко
замершие над крутизной. И наконец прямо поглядел на Харгелла. На своих недавних
товарищей, по-прежнему связанных, как гроздь, придавленной цепью... Пыль успела
опасть, и они с дороги хорошо видели его, а он - их.
- Пусть надсмотрщики в рудниках меня вот сюда поцелуют!.. - вдруг громко и
торжествующе заорал Корноухий, и Харгелл понял, что было у него на уме, ещё
прежде, чем беглец оттопырил тощий зад и хлопнул себя ладонью. - Пускай
поцелуют!..
И Корноухий принялся, хохоча, плясать на своём камне, и тот немедленно
затанцевал вместе с ним, раскачиваясь всё сильнее. Корноухий бесстрашно
подпрыгивал и хлопал себя по пяткам, верша свадебный танец своей родины, южного
Саккарема. Из-под многопудовой глыбы с треском и скрежетом стали выворачиваться
камни поменьше, вся груда начала шевелиться, словно под ней пробудилось и
собралось вылезти наружу нечто громадное. Надсмотрщики поспешно попятились:
новый обвал грозил захватить ту часть склона, где они находились. Потом большой
камень начал медленно опрокидываться.
Позже кое-кто говорил, будто в последний миг Корноухий пытался схватить
верёвку, так и не вытянутую Харгеллом. Кое-кто слышал, будто его отчаянный
хохот якобы перешёл в полный ужаса вопль... Так было или нет - никто уже не
узнает наверняка. Валун перевернулся. Величавое движение тяжёлой скалы лишило
равновесия всю груду камней, и они сперва сдвинулись, а потом, поднимая тучи
песка, всё быстрее покатились по склону. Чтобы остановиться и обрести упокоение
уже в самом низу, на дне глубокого распадка между холмами...
Могильный курган бывшего вора, который; не пожелал идти, как баран на
привязи, в рудники Самоцветных гор.
Каменные жернова провернулись и замерли, смолов в пыль то, что судьбе было
угодно между ними вложить.
- Я старый осёл!.. - сказал Харгелл досадливо. - Надо было поймать его
петлёй, и вся-то недолга! Так ведь побоялся, дурак, что парень отскочит и
сорвётся в обвал...
Он сматывал верёвку. Вернее, то, что от неё осталось: размозжённые,
перебитые лохмотья.
- Теперь только мешки завязывать. Ещё и верёвку испортил, холера.
Двое мальчишек-веннов в опрокинутой клетке были живы и, судя по всему,
серьёзно не ранены. А вот Рыжему досталось так, что не позавидуешь. Когда
надсмотрщики вернулись к повозке, он по-прежнему сидел на земле, сжав руками
лодыжку придавленной камнем ноги, и негромко стонал. По его лицу, смывая
застарелую грязь, ручейками скатывался пот. Над Рыжим, задумчиво теребя усы,
стоял Ксоо
Тарким. Когда подошёл Харгелл, он спросил его:
- Ас этим что будем делать? Посоветуй.
- Прикончить, - пожал плечами нарлак. - Даже если рана не воспалится, за
три дня. пути, что нам остались, он съест каши на большую сумму, чем ты за него
выручишь на руднике.
Тарким заколебался... Он и так потерял сегодня троих. Каттай, державший
повод пегой кобылы, упал на колени и прижался к сапогам торговца:
- Не вели убивать его, мой милостивый господин! Он хороший! Он всегда был
добрым рабом!.. Позволь, я буду ухаживать за ним и отдавать ему свою кашу...
- А мальчонка-то молодец, - припомнил Харгелл. - Это ведь он предупредил
меня, что сейчас начнётся обвал!
Тарким нахмурился, размышляя.
- Откуда ты, раб? - наконец обратился он к Рыжему.
Тот долго молчал - смысл сказанного медленно доходил до него сквозь
обречённость и боль.
- Я аррант, - выговорил он затем. Не добавив положенного "господина".
- Грамотный небось? - обрадовался Тарким. Приканчивать раба ему не
хотелось. - Каким ремеслом ты владеешь?
- Я был учителем... Я учил детей Управителя нашей столицы. Меня звали
Тиргеем...
- Учитель, - усмехнулся Тарким. - Что-то многие нынче избавляются от
учителей. Вот и наш благословенный шад, да прольёт Богиня дождь ему под ноги,
отправил недавно в ссылку своего наставника, славного Зелхата, прозванного
Мельсинским. Жаль, что так вышло, редкого ума был старик... За что же ты угодил
в рабство, аррант? Небось целовался с дочерью своего Управителя вместо того,
чтобы обучать её грамоте?..
Тиргей выговорил медленно, сквозь зубы:
- Я разошёлся во мнении с придворным астрологом Управителя... Я
предостерегал, когда тот пророчил успех... И этот лжеучёный обвинил меня в
клевете на Царя-Солнце, к которой я никогда не был причастен...
- Ну, это все они так говорят, - фыркнул Харгелл. Он вытащил из ножен,
пристёгнутых к левой руке, боевой нож, которым никогда не пользовался за едой,
и деловито погладил им мозолистую ладонь, правя лезвие, точно брадобрей бритву.
- Сплошные праведники на цепи, только хари почему-то разбойничьи. А послушать,
так каждого - ни за что ни про что!
- О чём же ты пытался предостеречь Управителя, раб? - спросил Тарким.
Каттай по-прежнему стоял перед ним на коленях, с проснувшейся надеждой глядя на
своего великодушного господина.
Тиргей еле слышно ответил:
- О проходе сквозь гору, которым тот собирался украсить главную дорогу к
столице. Мои разыскания убедили меня, что там текут под землёй неукротимые
воды... А придворный астролог... он утверждал, будто поток не может проникнуть
сквозь гору... с одного склона на другой...
Тарким щёлкнул пальцами, припоминая:
- Ага! Мне один ваш купец недавно рассказывал за бокалом вина... Что-то
там такое о заваленном тоннеле в Карийских горах и о реке, внезапно поменявшей
течение... Не удивлюсь, если Царь-Солнце скоро выгонит такого дурака
Управителя. Харгелл!..
- Что, хозяин? - с готовностью встрепенулся надсмотрщик. - Добить?..
- Нет. Вели рабам подналечь и откатить этот камень. Впряги коней, если
потребуется. Да смотрите, ногу ему совсем не оторвите!..
Харгелл пожал плечами, спрятал нож и принялся командовать невольниками,
собирая их вокруг камня. Тарким же пошёл выяснить, почему всё то время, пока
решалась судьба Тиргея Рыжего, возчик Ингомер безучастно сидел на своих козлах.
Равнодушие к участи раба ещё можно было понять, но сегван даже ухом не повёл,
когда речь зашла о его драгоценных конях! Это было поистине удивительно и
заставило торговца насторожиться.
Тарким обошёл повозку и окликнул:
- Ингомер! Эй, Ингомер, ты что там, уснул?..
Выходец с Островов не пошевелился и не ответил.
- Дядя Ингомер, - забеспокоившись, Каттай полез к возчику на сиденье.
Сегван пристально глядел на своих любимых саврасок, крепко держа вожжи и
чуть приоткрыв усатый рот, словно собираясь отдать команду коням. Но в его
глазах не было ни движения, ни жизни, а по левому виску на кожаный плащ
стекали, густея, тёмные тяжёлые капли. Крохотная каменная чешуйка, отлетевшая
при соударении глыб, промчалась вдвое быстрее самой проворной стрелы и ударила
Ингомера в голову, убив наповал. Он, наверное, не испытал боли, не успел ничего
понять и даже не заметил, как умер. Просто шагнул с дороги, прорезанной в
склоне холма, на знакомые снега, взвихренные северной метелью. И сразу увидел
могучего пса, запряжённого в лёгкие, быстрые санки. И брата, махавшего из санок
рукой: "Вот наконец и ты, Ингомер!"
Эти саночки некогда строились на одного, но много ли места нужно
бесплотной душе? И вот уже свищет под полозьями снег: "Поедем домой, брат. Ты
видишь - вон он показался впереди, наш остров Розовой Чайки. Он ждёт нас..."
Клетку с мальчишками-веннами вновь поставили на колёса, и ослик, по
счастью, тоже непострадавший, потащил её дальше. Только теперь он шагал у конца
цепи, привязанный за уздечку; надсмотрщик, который вёл его раньше, занял место
на козлах вместо погибшего Ингомера. Тело возчика погребли под скалой, и
Харгелл, знакомый с верой сегванов, выбил на камне три треугольника - знак
громовержца Туннворна. Но никто не стал возиться и хоронить двоих рабов, убитых
скатившимся валуном. Их просто сбросили с крутизны вниз, на каменистую осыпь, и
маленькая лавина с шуршанием унесла трупы долой с глаз.
- Вот и с нами так будет, когда доберёмся на рудники... - проговорил
невольник, шедший последним в строю. От пережитого страха его потянуло
беседовать, и он говорил по-сегвански, чтобы юные венны его поняли. - Всех нас
уморят работой и сбросят в отвал, кого раньше, кого позже. Я-то старик, я успел
пожить, а вас жалко. Я выпустил бы вас, если бы мог...
Пыль, глубоко въевшаяся в кожу и волосы, не давала определить возраст.
Сколько лет могло быть могучему телом мужчине, назвавшему себя стариком? И
сорок пять, и все шестьдесят... Как и большинство рабов в караване, он был
родом из Саккарема. Другие невольники называли его Дистеном, что значило просто
"должник". Щенок по обыкновению промолчал, а Волчонок спросил:
- Этот человек... ну... этот самый... что пытался бежать... Корноухий.
Надсмотрщик ведь обещал его не наказывать. Значит, он... это самое... выбрал
смерть под камнями оттого, что не хотел попасть на рудник?
- Да. И скоро мы все пожалеем, что не нам выпала его доля.
Волчонок поскрёб выгоревшие на солнце вихры:
- Там так плохо? Нас будут всё время бить, чтобы работали?..
Пожилой раб усмехнулся:
- Бить будут тех, кто не выполнит дневного урока, но это не главное. Мы
будем работать глубоко в недрах, там, куда не заглядывает солнце. В подземных
забоях только горят факелы, из-за которых воздух делается тяжёлым и почти
негодным для дыхания. И там всё время смрад, потому что вокруг много людей,
годами по мывшихся и не менявших одежды. Все они ещё и справляют нужду прямо
там, где работают... - Он помолчал и добавил: - А драгоценные камни, которые
вот так добываются, сияют потом в коронах вельмож. Ими украшают себя дочери
государей... И купчихи, дорвавшиеся до богатства...
Щенок впервые подал голос:
- Ты говоришь так, как будто сам побывал там.
Он сильно шепелявил из-за отсутствия переднего зуба.
Дистен передёрнул плечами:
- Я слышал рассказ человека, вышедшего оттуда...
- Вышедшего? - насторожил уши Щенок. - Как же это у него получилось? А
Волчонок добавил:
- Ты говорил, все попадают в отвалы...
- На самом деле не все, просто среди нас, тех, кто здесь в караване, едва
ли отыщется способный спастись. Я, по крайней мере, такого не вижу... - Цепь
дёрнула Должника вперёд, он споткнулся и, выругавшись, некоторое время шагал
молча. Потом продолжал: - Ты парнишка вроде неглупый... посуди сам. Кое-кого
берут в надсмотрщики, и тем людям живётся в самом деле неплохо. Они одеваются в
крепкую одежду и едят досыта, а всей работы - присматривать за другими. Вот как
у нашего Харгелла... - Тут он предусмотрительно понизил голос до шёпота: - Мать
которого, без сомнения, нынче без передыху кроют в преисподней самые гнусные
демоны... Чья жеребцовская плоть, я уверен, напоминает утыканные шипами
дубины...
- Не оскорбляй его мать, - перебил Щенок. - Она не хотела вырастить своего
сына жестоким!
Дистен не обиделся. Лишь невесело рассмеялся - взрослый, опытный человек,
беседующий с мальчишкой.
- Видно, правду говорят про вас, веннов, будто женщин у вас чтут навроде
Богинь... Ты все свои двенадцать или сколько там зим просидел в лесу, парень, и
ум твой - как, новенький кувшин, ещё ничем не наполненный. Ты не видел людей.
Когда жизнь как следует обомнёт тебя на своём гончарном кругу, ты поймёшь:
всякий человек таков, каким его отец с матерью вырастили...
- Мать с отцом, - упрямо прошепелявил Щенок.
- На сей счёт ты тоже своё мнение переменишь... И не спорь со мной!
- Расскажи ещё про рудник, Дистен, - попросил Волчонок. - Ты говорил про
надсмотрщиков...
- Вот попадёте туда, сами и увидите.
- Нам надо побольше узнать заранее, чтобы выбраться оттуда, - сказал
Щенок.
- Выбраться? Ты надеешься выбраться?
- Я должен.
- Что?..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг