"инакопьющего" Жеребцова. Афанасий Петрович отдал свою рюмочку
Чигорину (который таким образом принял две рюмочки!) и
обратился к официанту:
- Ты уж удружи, милок, - принеси мне стаканчик
водочки. А то, знаешь, старость не радость: я уж эти
наперсточки и разглядеть-то не могу!
Ульянов оказался за одним столиком со Светочкой, Гарри
и помещиком Жеребцовым. Афанасий Петрович одним глотком
опорожнил стакан водки, а затем так быстро расправился с
борщом, что Аркадию Симоновичу пришлось подать знак официанту,
чтобы тот принес великану-помещику еще один горшочек. Вторую
порцию Жеребцов ел не спеша, не скупясь попутно на похвалы в
адрес кулинарных способностей старика Прадера. Будучи и от
природы добрым малым, Афанасий Петрович после двух побед над
вельтмейстерами и вовсе пришел в прекрасное расположение духа.
- Вы когда-нибудь бывали в Париже, Володенька? -
обратился он к Ульянову.
- Пока, к сожалению, не доводилось, - со вздохом
ответил наш герой.
- А вы, Гаррик?
Пильсбери отрицательно покачал головой.
- У барышни я и не спрашиваю, - сказал Жеребцов. - У
нее еще все впереди... А мне вот сегодняшние игры с великими
чемпионами напомнили одну давнюю парижскую встречу.
Воцарилась тишина. Афанасий Петрович судя по всему
собирался с мыслями. Все почувствовали, что сейчас он расскажет
что-то очень интересное, и старый помещик не обманул этих
ожиданий.
- В первый и в последний раз, господа, я побывал в
Париже в сентябре 1858 года. Я совершал тогда свадебное
путешествие, и моя ныне уже покойная супруга Елизавета
Александровна была столь же юной и очаровательной, как сейчас
г-жа Невзорова. В те годы я слыл одним из лучших шахматных
игроков России, поэтому, очутившись в Париже, я естественно
стремился в знаменитое кафе "Режанс", чтобы помериться силами с
первым шахматистом Франции г-ном Гаррвицем. Как вы понимаете,
господа, в медовый месяц непросто найти время для шахмат. Все
же в один из дней мне удалось ненадолго оторваться от моей
любезной супруги, и я посетил это шахматное кафе,
располагавшееся неподалеку от Пале-Рояля.
Когда я вошел, большой зал кафе был переполнен. Там
были представлены все слои общества, и звучала речь на всех
европейских языках. За некоторыми столиками играли в шахматы,
за другими - в карты и домино. Одновременно шла жаркая битва
на двух биллиардных столах, окруженных игроками, оравшими во
все горло.
Я прошел в меньший зал. Здесь было тихо, стояли шесть
отличных шахматных столиков, а на стене были выгравированы
имена Филидора, Дешапеля и Лабурдоннэ. За одним из столиков
сидел в одиночестве миниатюрный, но очень красивый юноша, а в
некотором отдалении от него какой-то господин, судя по одежде
иностранец, горячо убеждал в чем-то толстого, добродушного
француза.
Поскольку юноша сидел за шахматным столиком, я решил,
что он скорее всего имеет некоторое отношение к нашей
благородной игре. "Разрешите представиться, сударь, -
обратился я к нему по-французски. - Моя фамилия Жеребцов. Я -
русский дворянин, и приехал сюда, чтобы помериться силами с
г-ном Гаррвицем." "Очень приятно, сударь, - ответил юноша
также по-французски, но я сразу понял, что он не француз. -
Моя фамилия Морфи. Пол Морфи, из Луизианы. Я - чемпион
Америки, а там вы видите моего импрессарио, который в данную
минуту ведет переговоры с владельцем кафе об условиях моего
матча с Даниэлем Гаррвицем. Вероятно, наш матч начнется завтра,
а пока если вы желаете сразиться, сударь, я к вашим услугам."
Мы сразу сели за доску, и я проиграл три партии кряду.
Несмотря на ошеломляющий разгром, я нашел в себе силы
поздравить своего юного соперника и признать, что никогда еще
мне не доводилось видеть столь сильного игрока. И то была
истинная правда, господа! Немного побеседовав, мы простились, и
я никогда больше не видел ни г-на Морфи, ни кафе "Режанс". А
несколько месяцев спустя, уже находясь в России я узнал, что
мне незачем стыдиться моего поражения, поскольку после моего
отъезда перед маленьким американцем склонили головы все
величайшие игроки Европы, включая даже ныне покойного
профессора Андерсена.
Этот рассказ вполне естественно произвел сильное
впечатление на всех присутствующих. Имя Пола Морфи в те годы
(да и теперь!) было окружено особым ореолом в глазах всех
шахматистов.
- Г-н Жеребцов, - обратился к рассказчику Пильсбери.
- Ваш рассказ настолько интересен, что, с вашего позволения, я
хотел бы во время следующего перерыва пересказать его г-дам
Ласкеру и Стейницу на понятном им английском языке.
До второго и последнего перерыва игрокам предстояло
провести еще четыре тура. На этом отрезке Афанасий Петрович
потерпел три поражения - от Чигорина, Шифферса и Ульянова.
Наметившаяся было сенсация не состоялась, вперед вышли
профессионалы. После восьми туров лидировали Ласкер, Пильсбери,
Чигорин и Шифферс, набравшие по шесть очков. На очко от них
отставали Алапин и Жеребцов. Далее следовали: Стейниц - четыре
очка, Хардин - три, Прадер и Соловцов - по два, Ульянов и
Лизель - по полтора очка.
В перерыве участники и зрители были приглашены к
шведскому столу. Длинный П-образный стол буквально ломился от
изобилия речных и морских даров. Здесь был представлен
богатейший выбор холодных закусок: осетрина горячего копчения и
фаршированная щука, астраханская сельдь и маринованная минога,
всевозможные виды икры и салат из морской капусты, озерные
окунь и лещ, вареные раки и сушеная вобла, тресковая печень и,
конечно же, фирменный салат "Столичный"! Все как следует
побаловались пивком, а уединившиеся ненадолго Жеребцов, Чигорин
и Шифферс приняли также по стаканчику ядреной анисовой водки.
Турнир вступил в свою финальную стадию. Заключительные
три тура наиболее успешно провел Шифферс. Выиграв в последнем
туре решающую партию у Ласкера, Эмануил Степанович одержал
самую крупную победу в своей турнирной практике. До последнего
момента за первый приз боролся также Чигорин, однако в
последнем туре окончательно окосевший Михаил Иванович, имея
весьма многообещающую позицию против нашего друга Ульянова,
внезапно уронил голову на доску и уснул. Его соперник, член
третейского суда, был вынужден присудить себе победу. Однако
выигрыш этой партии не позволил г-ну Ульянову избежать
последнего места, а заодно и утешительного приза табачного
короля Бостанжогло.
Под аплодисменты присутствующих Аркадий Симонович
объявил окончательные итоги турнира. Они оказались следующими:
1. Шифферс - 9, 2-3. Ласкер и Чигорин - по 8, 4.
Пильсбери - 7, 5-7. Алапин, Жеребцов и Стейниц - по 6, 8.
Хардин - 4, 9. Соловцов - 3,5, 10-11. Лизель и Прадер - по
3, 12. Ульянов - 2,5.
Затем официант вынес две бутылки шампанского, и
политически лояльный Аркадий Симонович произнес тост за здравие
Их Императорских Величеств. Этот тост был покрыт дружными,
долго не смолкавшими аплодисментами. После этого приступили к
раздаче призов. Их вручал президент Санкт-Петербургского
шахматного общества князь Кантакузен. Отзвучали заключительные
речи, и международный шахматный турнир в честь дня рождения
Г.Н. Пильсбери стал достоянием истории.
Нам остается лишь добавить, что меценаты сдержали свои
обещания. В следующем году, в Ростове-на-Дону, состоялся матч
между Шифферсом и занявшим второе (позади чемпиона мира
Ласкера) место в Петербургском матч-турнире Стейницем. Выиграв
этот поединок, первый чемпион мира в конце 1896 года, в Москве,
оспаривал шахматную корону у Ласкера.
x x x
Прежде чем продолжить наше повествование, думается
будет уместным хотя бы коротко рассказать о дальнейшей судьбе
великих шахматистов, участников Петербургского матч-турнира.
Состязание в Санкт-Петербурге завершилось 16 января
1896 года и принесло победу Ласкеру. После этого успеха он стал
не только формальным, но и признанным шахматным королем.
Занявший второе место Стейниц морально подтвердил свое право на
матч-реванш. Третье место занял Пильсбери, уверенно
лидировавший после первой половины турнира. Во второй половине
американец, травмированный болезнью (об этом речь впереди), по
сути дела, выключился из борьбы. Чигорин выступил неудачно.
Матч-реванш Ласкер - Стейниц, состоявшийся в конце
1896 года в Москве, закончился страшным поражением старого
маэстро. Это какая-то ирония судьбы: Петербург устраивал
матч-турнир, долженствовавший передать Чигорину шахматную
корону, и вместо этого только погубил его, а теперь Москва
губит окончательно того, кому давали возможность восстановить
свое звание чемпиона, тому, кто хотя и был всегдашним
соперником Чигорина, но оставался всегда близок ему, так что
его поражение было одновременно поражением Чигорина и даже
русских симпатий...
Стейниц был не только стар, но и очень болен. Он
страдал приливами крови и во время игры то и дело прикладывал к
голове лед. Однако он не пытался объяснить свои неудачи
недомоганием. Во время матча он писал:
"Почему я проигрываю с таким треском? Потому что Ласкер
- величайший игрок, с которым я когда-либо встречался, и,
вероятно, лучший из когда-либо существовавших... Шахматный
мастер имеет не больше права быть больным, чем генерал на поле
битвы, - писал я и теперь готов это подтвердить".
Как игрок, Стейниц был побежден окончательно и
бесповоротно, но как мыслитель, он не будет превзойден никогда.
Он фактически создал шахматную игру в ее современном виде. Его
вклад в теорию шахмат можно сравнить с великими открытиями в
естествознании. Победитель Стейница Ласкер - высший шахматный
авторитет в течение первой четверти XX века - не поскупился на
монумент поверженному сопернику. Он считал Стейница глубоким
мыслителем, теоретические выводы которого выходят за рамки
шахматной игры и имеют общефилософское значение.
Если бы Стейниц был "просто" философом, вероятно он
достиг бы университетской кафедры. Но он был одновременно
Игроком и Служителем шахматам, которые были для него не
искусством, не наукой, но чем-то особенным, высочайшим и не
сравнимым ни с чем.
Поэтому он очень ревниво относился к своей славе. Он
просто не мог терпеть появления сильного игрока и не сразится с
ним. Не в пример своим последователям, он всегда искал встречи
с самым достойным! Потому он так тяжело пережил свое поражение.
Последние годы Стейниц прожил в Америке.
Ему мерещится, что из него исходит электрический ток,
который передвигает шахматные фигуры. Теперь бы ему сыграть
матч с Ласкером! Он бы сидел и, не подымая рук, делал бы свои
ходы. Он чует в себе небывалые силы. Он снова и навсегда
чемпион мира! Он останавливает на улице незнакомых людей, чтобы
поделиться с ними этим секретом. Но земляне его больше не
понимают. По ночам он выглядывает из окна в ожидании чистых
звезд. Он посылает таинственные сигналы и ловит ответы из
далеких, неведомых миров.
Лодка направляется на остров Уорд, где стоит
сумасшедший дом. Старый человек прижимает к груди самое большое
свое сокровище - маленькую шахматную доску...
Так отплыл в иной мир Вильгельм Стейниц. Шел 1900 год.
Четырьмя годами ранее он произнес примечательные слова:
- Я не историк шахмат, я сам кусок шахматной истории,
мимо которого никто не пройдет. Я о себе не напишу, но уверен,
что кто-нибудь напишет..."
Он никогда не ошибался.
Неудача Чигорина в петербургском матч-турнире, в
сущности положила конец его борьбе за мировое первенство.
Наступает время, когда Чигорин ослабевает, когда его успехи
становятся все реже, все незначительнее, все чаще сменяются они
неудачами, и как бы повторяя этот упадок русская шахматная
жизнь тоже постепенно замирает и гаснет. Словно вынули из под
нее фундамент, на котором она была возведена, потухла
путеводная звезда, которой она руководилась. Следующий
международный турнир в России состоится только в 1909 году и
будет посвящен уже памяти Чигорина...
Но пробужденная общественная жизнь не могла совершенно
умереть. Она могла заглохнуть на время, до тех пор, пока не
появилось новой цели. И когда она явилась, уже совсем иной она
была, и не нужен был человек, чтобы воплотить ее. Ибо Чигорин
своей жизнью и деятельностью оправдал шахматы в России, и
теперь они могли развиваться ради себя, стремясь к одной цели,
которая была в них самих.
В ХХ веке шахматы достигли в России (в Советском Союзе)
феноменального, ни с чем не сравнимого уровня развития. Без
преувеличения можно сказать, что они стали уважаемой частью
российской национальной культуры. Многие авторитеты в советское
время называли Чигорина основоположником отечественной
шахматной школы. Мы находим несколько наивным напрямую
связывать имя Чигорина с удивительными достижениями советской
шахматной культуры, но безусловно следует помнить и чтить имя
первого великого русского шахматиста.
Это был Михаил Иванович Чигорин.
Как уже говорилось выше, после победы в
Санкт-Петербурге Ласкер стал не только формальным, но и
признанным королем шахмат. Этот человек, ранее казавшийся
многим "калифом на час", удерживал шахматную корону в течение
двадцати семи лет - рекорд, который вряд ли когда-либо будет
побит. Лишь в 1921 году Ласкер уступил трон Капабланке. До
поры, до времени жизненный путь второго чемпиона мира
складывался весьма удачно. В начале ХХ века он получает
экстра-гонорары за участие в турнирах и матчах. В 1902 году он
блестяще защитил диссертацию на звание доктора философии и
математики. В том же году Эмануил Ласкер встретился с Мартой
Кон, дочерью главы крупного банкирского дома. Эта женщина
принесла ему не только богатство. Она была его верным другом и
спутником в течение сорока лет.
После первой мировой войны удача навсегда отвернулась
от Ласкера. Тяжелый экономический кризис и инфляция в Германии
полностью разорили его. Потом последовала потеря чемпионского
титула, хотя и после этого Ласкер продолжал очень успешно
выступать в соревнованиях.
А затем Германия погрузилась во мрак. Еврей Ласкер, как
и многие другие представители германской интеллигенции,
вынужден искать спасения в эмиграции. В 1936 году он получает
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг