13 декабря. Показал свои расчеты Ивану Гавриловичу. Он согласился со
мной.
Значит, и я могу! Итак, переходим на замедленные мезоны. Жаль только,
что мезонатор не приспособлен для регулирования скорости мезонов - не
предусмотрели в свое время...
25 декабря. Попробовали, насколько возможно, замедлить мезонный пучок.
Облучили свинец. Увы! Ничего особенного не получилось. Свинец стал
слаборадиоактивным - несколько слабее, чем при сильных облучениях быстрыми
мезонами, и только.
Нет, все-таки нужно поставить в камере тормозящее устройство. Это
несложно:
что-то вроде управляющей сетки в электронной лампе.
Сегодня Якин высказал мысль:
- Послушай, а может, мальчика-то и не было?
- Какого мальчика? - не понял я. - О чем ты?
- О нейтриде, который мы, кажется, не получим. И вообще, не пора ли
кончать?
Собственно, в истории науки уже не раз бывало, что исследователи
переставали верить очевидным фактам, если эти факты опровергали выдуманную
ими теорию.
Никогда ничего хорошего из этого не получалось... За полгода мы, в
сущности, ничего нового не получили - ничего такого, что приблизило бы нас
к этому самому нейтриду. Понимаешь?
- Как - ничего? А вот смотри, кривые спада радиации!
Я не нашелся сразу, что ему возразить, и стал показывать те кривые
спада радиоактивности при замедленной скорости мезонов, которые только что
рассчитал и нарисовал.
Яшка небрежно скользнул по ним глазами и вздохнул; - Эх, милай!..
Природу на кривой не объедешь. Даже если она нарисована на миллиметровке.
Полгода работы, сотни опытов, сотни анализов - и никаких результатов!
Понимаешь? Уж видно, чего нет, того не будет... Факты против нейтрида!
Понимаешь?
Сзади кто-то негромко кашлянул. Мы обернулись. Голуб стоял совсем
рядом, возле пульта, и смотрел на нас сквозь дым своей папиросы. Яшка
густо покраснел (и я, кажется, тоже).
Иван Гаврилович помолчал и сказал:
- Эксперименты, молодой человек, это еще не факты. Чтобы они стали
непреложными фактами, их нужно уметь поставить... - и отвернулся.
Ох, как неловко все это получилось!
15 января. Вот и Новый год прошел. На улице снег и даже мороз. В
лаборатории, правда, снега нет, но холод почти такой же собачий, как и на
улице. Во-первых, потому, что эта чертова стеклянная стена не оклеена и от
нее отчаянно дует. Во-вторых, потому, что не работает мезонатор: когда он
работал, то те сотни киловатт, которые он потребляет от силовой сети,
выделялись в лаборатории в виде тепла, и было хорошо. Теперь он не включен.
- Наша горница с богом не спорится! - смеется Иван Гаврилович и
потирает посиневшие руки.
А не работает мезонатор вот почему: мы с Сердюком ставим в камере
тормозящие электроды, чтобы получить медленные мезоны. Работа, как у
печников, только несколько хуже. Сперва пытались установить пластины
электродов "механическими пальцами", с помощью манипуляторов. "Не
прикладая рук", - как выразился Якин. Ничего не вышло. Тогда плюнули,
разломали бетонную стену и полезли в камеру. Работы там всего на
три-четыре дня, но беда в том, что от многократных облучений бетон внутри
камеры стал радиоактивным, И, хоть мы и работаем в защитных скафандрах,
находиться в камере можно не больше часа, да еще потом по медицинским
нормам полагается день отдыхать дома, Нужно, чтобы организм успевал
справиться с той радиацией, которую мы впитываем за час, иначе возникнет
лучевая болезнь.
Мы не прочь поработать бы и больше: в сущности, ведь эти медицинские
нормы взяты с большим запасом; но Иван Гаврилович после часа работы
неумолимо изгоняет нас из камеры, а затем и из лаборатории. Так и
ковыряемся: час работаем, день отдыхаем. Темпы!
Яшка сперва работал с нами, потом стал отлынивать. С утра зайдет в
лабораторию, покрутится немного и уходит в библиотеку "повышать свой
научный уровень". Видно, нервы не выдержали - боится облучиться. Да и не
верит он уже в эти опыты... Что ж, заставить его мы не можем, пусть
работает, "не прикладая рук".
После того разговора они с Голубом делают вид, что не замечают друг
друга.
2 февраля. Боже, почти месяц возимся с этой проклятой камерой! Сколько
опытов можно было бы сделать за это время! Вот что значит не предусмотреть
эти электроды вовремя.
Интересно: прав я или не прав? Верный это выход - медленные мезоны -
или нет? В теории как будто "да", а вот как будет на опыте?
22 февраля. Уф-ф! Наконец закончили: установила пластины, замуровали
стенку камеры. Вы хотели бы завтра же, немедля, приступить к облучениям,
Николай Самойлов? Как бы не так!
Теперь пять дней будем откачивать воздух из камеры, пока вакуум снова
не поднимется до десять в минус двенадцатой степени миллиметра ртутного
столба.
Фантастический, непревзойденный вакуум должен получиться.
1 марта. Сердюк посмотрел на приборы, небрежно кивнул: "Имеем лучший
вакуум в мире..."
Итак, все отлажено, подогнано. Пучок мезонов можно затормозить и даже
остановить совсем - голубой лучик расплывается и превращается в прозрачное
облачко. Ну, теперь уж вплотную приступаем к облучениям.
2 марта. Болит голова. Уже половина второго ночи, нужно ложиться спать.
Не засну...
Яшка не зря сидел в библиотеке целыми днями. Высидел, черт, выискал,
что надо... Впрочем, при чем здесь Яшка?
Сегодня в десять часов - только что включили мезонатор - он подошел и с
безразличным видом (дескать, я был прав, но, видите, не злорадствую)
положил передо мной на стол журнал, открытый посередине. Это был январский
номер "Физикал ревью" (американское физическое обозрение). Я стал
разбирать заголовок и аннотацию:
Г.-ДЖ. ВЭБСТЕР. ОБЛУЧЕНИЕ ОТРИЦАТЕЛЬНЫМИ ПИ-МЕЗОНАМИ
Сообщается о проведенной в институте Лоуренса экспериментальной работе
по облучению минус-мезонами различных химических элементов... Опыты
показывают, что возбуждение облученных мезонами ядер уменьшается вместе с
энергией бомбардирующих мезонов... Однако по мере приближения скорости
мезонов к скоростям обычного теплового движения частиц (сотни километров в
секунду)
мезоны начинают рассеиваться электронными оболочками атомов и не
проникают внутрь ядер: Облучаемые препараты калия, меди и серы в этих
случаях оставались нерадиоактивными...
Дальше английские слова запрыгали у меня перед глазами, и я перестал их
понимать.
- Не утруждайся, я сделал перевод. - Яшка протянул листки с переводом
статьи.
Я стал читать, с трудом заставляя себя вникнуть в смысл закругленных
академических фраз. Впрочем, это уже было излишне. И так ясно, что
медленные минус-мезоны, которые были нашей последней надеждой в борьбе за
нейтрид, ничего не дадут.
Так вот почему в моих расчетах получалось, что медленные мезоны
действительно не вызывают радиоактивности в облученном веществе! Они не
возбуждают ядро просто потому, что не проникают в него. Потрясающе просто!
О идиот! Не понять, не предвидеть...
Собрались все. Якин читал вслух перевод статьи. Иван Гаврилович снял
очки и из-за плеча Яшки смотрел в листки; он постепенно, но густо краснел.
Сердюк без нужды вытирал платком замасленные руки. Оксана еще не поняла, в
чем дело, и тревожно смотрела на Якина... Понятно, почему краснел Голуб:
он, как и я, не предусмотрел этого. Мы забыли об электронных оболочках
ядра - ведь при облучении частицами больших энергий ими всегда
пренебрегают...
Словом, мы тотчас же прекратили опыт и стали готовить новые препараты:
кусочки калия, серы и меди. Загрузили их в мезонатор все вместе, стали
облучать. Расплывчатое облачко "медленных" мезонов окутало три маленьких
кубика в фарфоровой ванночке синеватым туманным светом. Облучали четыре
часа - до конца работы, потом вытащили, чтобы измерить радиоактивность. Но
измерять было нечего: образцы остались нерадиоактивными, будто бы и не
были под мезонным лучом...
Когда возвращались в общежитие, Яшка хмыкнул и сказал:
- "А ларчик просто открывался", как говаривал дедушка Крылов. То, что
вы с Голубом считали вожделенным нуль-веществом, не дающим радиации после
облучения, оказалось не мифическим нейтридом, а обыкновенным, вульгарным
стабильным веществом. Нуль-вещество - это просто медь, вот и все!
- "Вы с Голубом"? - переспросил я. - А ты разве не считал?
- Я? А что я? - Яшка удивленно и ясно посмотрел на меня своими голубыми
глазами. - Я исполнитель. И кто меня спрашивал?
Вот сукин сын!
... Ничего не будет: ни атомных двигателей величиной с мотор, ни ракет
из нейтрида, садящихся на Солнце, ни машин из нейтрида, разрезающих горы,
- ничего! Зачем же мы с Сердюком лезли в камеру, под радиацию, рисковали
здоровьем, если не жизнью? Для того, чтобы хихикал Яшка? Чтобы все
скептики теперь злорадно завыли: "Я ж говорил, я предупреждал! Я ж
сомневался! Я внутренне не верил в эту научную аферу!" О, таких теперь
найдется немало!
10 марта. В лаборатории скучно.
Иван Гаврилович Голуб сидит за своим столом, что- то рассчитывает -
весь в клубах папиросного дыма.
Мы с Алексеем Осиповичем Сердюком помаленьку проводим облучения по
прежней программе. Якин делает анализы. Исследования нужно довести до
конца, план положено выполнять... А на кой черт его выполнять, когда уже
известно, чем все окончится?
2 апреля. Сегодня Яшка закатил скандал. Последнее время он вообще
работал из рук вон небрежно и вот нарвался на неприятность. Мы дали ему
для анализа слиток недавно облученного калия. Он заложил стаканчик, в
котором под слоем керосина лежал этот слиток, в свою "горячую" камеру и,
посвистывая, начал орудовать манипуляторами... Я сначала увидел только,
как из окна "горячей"
камеры глянули оранжевые блики. Яшка покраснел и нерешительно вертел
рукоятками манипуляторов.
Я подскочил к нему: в камере, в большой чашке с водой метались
серебристые, горящие оранжевым пламенем капли расплавившегося калия.
- Ты что?
- Да уронил нечаянно слиток в воду... - пробормотал Яшка. - А красиво
горит, правда?
- Дурак! Он же сильно радиоактивный, теперь камера выйдет из строя!..
Я оттолкнул его, попытался выловить горящие капли пальцами
манипуляторов, но ничего не получалось. Калий горел.
Подбежала Оксана, увидела пламя и вскрикнула:
- Ой, пожар!..
Подошли Иван Гаврилович и Сердюк. Голуб хмуро посмотрел через стекло:
капли уже догорали, в камере все застилал дым.
- Так... - Он повернулся к Якину.
Тот потупился, приготовясь выслушать разнос.
Но Голуб изобрел нечто другое. Неожиданно для всех он заговорил мягким
лекторским тоном:
- Калий, молодой человек, имеет удельный вес ноль целых восемьдесят
четыре сотых единицы. Если напомнить вам, что удельный вес воды равен
единице, то вы легко сможете догадаться, что калий должен плавать в воде,
что мы и видим. Существенно также то, что калий, опущенный в воду, бурно
реагирует с нею, выделяя из воды тепло и водород. Затем калий и водород
загораются, что мы также видим. - Он широким жестом показал в сторону
камеры.
Сердюк смеялся откровенно и даже нахально. Оксана, тоже понявшая
замысел Ивана Гавриловича, прыскала в ладошку. Яшка стоял красный как рак.
- Поэтому, молодой человек, - закончил Иван Гаврилович, - калий хранят
не в воде, а в керосине, в котором он не окисляется и не горит, а также не
плавает... Вот так!
Яшка не ожидал, что его так издевательски просто высекут: ему,
инженеру, объяснять, как семикласснику, что такое калий! Теперь он был уже
не красный, а бледный.
- Спасибо, Иван Гаврилович... - ответил он; голос его дрожал. - Спасибо
за первые полезные сведения, которые я получил за год работы в вашей
лаборатории...
Это было сказано явно со зла. И все это поняли.
Голуб даже оторопел:
- То есть... что вы хотите этим сказать?
- А всего лишь то, что из всех наших опытов только этот, так сказать,
"эксперимент" с калием имеет очевидную ценность для науки, - со злым
спокойствием объяснил Яшка.
- Выходит... вы считаете нашу работу... ненужной?
- Уже давно.
На багровом лбу Голуба вздулась толстая синяя жила. Но он начал
спокойно:
- Я здесь никого не держу... - И тут он не выдержал и заорал так громко
и неприятно, что Оксана даже отступила на шаг: - Вы можете уходить! Да!
Убирайтесь куда угодно! Возвращайтесь на школьную скамью и пополните
свои скудные знания по химии! Да! Никогда я не наблюдал ничего более
постыдного, чем эта защита собственного невежества! Вы оскорбили не меня,
вы оскорбили нашу работу!.. Уходите! - Голуб постепенно успокаивался: -
Словом, я освобождаю вас от работы... За техническую неграмотность и за
порчу камеры.
Можете искать себе другое, более теплое место в науке. - Он повернулся
и пошел к своему столу.
Яшка, несколько ошеломленный таким оборотом дела, вопросительно
посмотрел на нас с Сердюком. Я молчал. Сердюк, отвернувшись, курил. Яшка
нерешительно кивнул в сторону Голуба и, ища сочувствия, с ухмылкой
проговорил:
- Вида-ал какой? Дай прикурить, - и наклонился к папиросе Сердюка.
Сердюк зло кинул окурок в пепельницу. Под его скулами заиграли желваки.
Он повернулся к Яшке:
- Иди отсюда! А то так "дам прикурить"!.. Паникер!
Якин снова вспыхнул как мак и быстро пошел к двери.
- Краснеет... - сказал Сердюк. - Ну, если человек краснеет, то еще не
все потеряно...
И Яшка ушел. Пожалуй, если бы Сердюк наподдал ему разок-другой, я не
стал бы за него заступаться...
НА ПОСЛЕДНЕМ ДЫХАНИИ
16 апреля. Итак, исполнился год с того дня, как я в Днепровске. Снова
апрель, снова веселые зеленые брызги на ветках деревьев. Тогда были мечты,
радостные и неопределенные: приехать, удивить мир, сделать открытие.
Смешно вспоминать... Все вышло не так: я просто работал. Итогов можно не
подводить, их еще нет. А когда будут, то обрадуют ли они нас?
Голуб последнее время изводит себя работой и сильно сдал: серое лицо,
отечные мешки под глазами, красные веки. Он все пытается точно рассчитать
"задачу о нейтриде".
Яшка уже устроился. Как-то я столкнулся с ним в коридоре.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг