темно-синем костюме. Волнистые волосы тщатся замаскировать розовую плешь.
Белый воротник обтягивает шею с тремя крепкими складками. Широкие пальцы в
светлых волосиках барабанят по оргстеклу на столе. Павел Федорович Уралов,
прошу любить и жаловать.
Во мне все как-то подбирается. Заслышав мои шаги, Уралов поворачивается
всем корпусом, доброжелательно смотрит из-под белесых бровей блестящими
голубыми глазами
- Так как ваши успехи, Алексей... э-э... Евгеньевич? Что меня всегда
умиляет в Паше, так это его "э-э" перед отчествами сотрудников. Отвечаю
уклончиво"
- Ничего, благодарю.
- Первые матрицы сегодня выдадим?
- М-м... нет. На той неделе.
- Хм - Уралов встает, оказывается одного роста со мной. Энергично поводит
широкими плечами.- А в отделе электронных систем ждут. Стенд собрали под
них.
Слышать это неприятно. Черт догадал меня наобещать матрицы этому отделу. А
все Стасик-Славик, он подбил...
- Я уж упросил их не прижимать со сроками. Не успевает. мол, исполнитель.
Но самое крайнее к концу месяца надо дать.
Я не могу сдержать изумленный взгляд: неужели мы с Ураловым будем в тех же
отношениях и к концу месяца, после ученого совета? Рассчитывать все-таки
уцелеть?!.
...Не имеет значения, какой я сейчас разговариваю с Пал Федорычем:
надвариантный или обычный, которому надо матрицы к концу месяца выдать.
Есть варианты, где он берет верх надо мной, есть и такие, где не берет,
даже напротив,- но нет таких, где бы мы с ним были заодно, в мире и
согласии. Наше противостояние имеет тот же первичный
иррационально-глубинный смысл, как и моя дружба со Стрижем. Конкретные
обстоятельства будто и ни при чем, на поверхности. Он тоже чувствует это,
насторожен.
А вот с каким Ураловым я сейчас общаюсь? Он ведь тоже был в Нуле,
перебросился оттуда - довольно странным образом - и больше мы там его не
видели.
Пал Федорыч, наш благородный кшатрий, вернулся из отпуска в благополучный,
с живым Стрижом, вариант Нуля - свежий, загорелый, осанистый. На
готовенькое. Начал знакомиться с тем, что мы здесь без него... это...
соорудили. Ознакомили. Преобразованная и расширенная комната, из которой
было удалено все ненужное для эмоциотрона, произвела впечатление на
Уралова своей функциональной цельностью. Два дня вникал в схемы,
магнитозаписи, снимки.
- Так вы ж это... продемонстрируйте в натуре - что и как7 В натуре "что и
как" демонстрировал Сашка, первый из нас, кто освоил быстрое скольжение по
ПСВ туда и обратно. Это требует высокой собранности - быть в пятимерном
мире, как в обычном, перемещаться усилием воли, будто шагать.
Итак, Стриж в стартовом кресле, в окружении электродов. Я за пультом, Алла
на медицинском контроле. Тюрин вводит Павла Федоровича во все технические
детали - ив голосе его, не могу не отметить, дрожь искательности, чуть ли
не подобострастие... (перед кем, Кадмич!).
Приближается ПСВ - довольно широкая, по приборам вижу:
секунд на сто. Музыкальный сигнал резонанса. Алла поднимает пальчик вверх:
состояние перебрасываемого в норме. Откатываю тележки с электродами. Сашка
делает движение, будто устраиваясь в кресле поудобнее... и исчезает.
- Ого,- произносит Пал Федорыч.- А теперь там что? Двадцать, тридцать,
сорок секунд... На помосте возникает расплывчатое мелькание Шестьдесят
секунд, семьдесят - мелькание оформляется в Стрижевиче. Он стоит, опершись
о кресло, в зубах дымящаяся сигарета - любитель эффектов!
- Между прочим, Павел Федорович,- говорит Сашка, сходя с помоста,- я
сейчас был в варианте, в котором вы уже кандидат наук. И не "и. о.", а
полноправный завлаб.
Я беру его сигарету, смотрю: "Кэмел"!
Уралов смотрит на Стрижа осторожно, но доброжелательно.
- Очень может быть,- произносит солидно.- Почему бы и нет!
- Пал Федорыч,- вступаю я,- так, может быть, и вы, а?.. Он смотрит на
меня: в голубых глазках доброжелательности меньше, настороженности больше.
Сомневается, шельмец, в моих добрых чувствах к нему, во всех вариантах
сомневается.
- А вы тоже это... перебрасывались?
Я чувствую, как ему хочется закончить вопрос: ...в варианты, в которых я
кандидат? - но стесняется человек. Конечно, Паше приятно было бы попасть
туда - от всех провалов "мигалки", от шаткой ситуации, в которой оказался
сейчас (доказали, что могут обойтись без него в решении такой проблемы,
утерли нос) - в добротный солидный вариант. Отдохнуть душой.
- Конечно,- говорю,- и не раз. Ничего опасного. При вашем здоровье,
особенно после отпуска,- запросто.
- Главное, не дрогнуть душой,- замечает Сашка,- и вы сможете перейти
волево, возвышенным способом.
- Ну, разумеется! - мелодично добавляет из своего угла Алка.- Не на
"собачий" же переброс Павла Федоровича ориентировать.
Она поняла игру, включилась. Смотрит на Уралова с поволокой. Решился Пал
Федорыч. Все-таки в храбрости ему не откажешь. Из стартового кресла он,
когда накатила его ПСВ, исчез молча и без лишних движений. Волево. И...
считанные секунды спустя из камеры донеслись звуки Бах! Ба-бах! и
неразборчивые возгласы: потянуло сладковатым дымом. Через четверть минуты
шум стих, позади рывком раскрылась дверь. Мы обернулись: это Уралов влетел
в комнату, тяжело дыша и блуждая глазами.
Вид его был ужасен: правая щека вся в бурой копоти, под глазом зрел
обширный синяк, нос - великолепный волнистый нос, мечта боксера-любителя -
свернут вбок и багрово распух. На синем пиджаке недоставало верхней
пуговицы. Светлые волосы всклочены.
- Там что - война? - спросил Стрижевич. Казалось, Уралов только теперь
заметил нас. Оглядел. Чувствовалось, что мысли его далеко.
- Какая война! Вы почему здесь? Мы переглянулись.
- Так надо,- сказал я.
- А Кепкин где? - не успокаивался Уралов.
- Переброшен, еще не вернулся.
- Переброшен... н-ну, погоди мне! - Пал Федорыч будто в прострации шагнул
снова на помост, сел в кресло, осторожно потрогал свернутый нос и - исчез.
На этот раз окончательно.
Все произошло в пределах одной ПСВ.
Потом мы ломали головы: то ли Уралов хотел повторить эффектное возвращение
Стрижа, но - вариантам не прикажешь - получилось со входом через дверь, то
ли так произошло помимо его воли, когда, удалившись по Пятому измерению,
налетел на что-то, сильно, судя по его виду, отличавшееся от кандидатского
статуса. И его отбросило назад. Как бы там ни было, более Павла Федоровича
в Нуле мы не видели.
...Так все-таки: какой? Мы толкуем сейчас о диодных микроматрицах, я делаю
вид усердия и озабоченности - может, и Паша так?
Надвариантный Уралов, причастный к Пятому измерению, воспаривший над миром
простых целей и погони за счастьем,- в этом есть что-то
противоестественное. Он не надвариантен, не может быть им. Он
вневариантен. Существует, и все - как дерево, дом, бык. И не матрицами он
озабочен, не разработкой вычислительных автоматов или чего-то еще - своим
благополучием и успехом. Всегда и всюду.
Я опускаю глаза, говорю смиренно:
- Хорошо, постараюсь к концу месяца. Но Уралов заметил промелькнувшие на
моем лице изумление, сомнение, иронию - начинает нервничать.
- Да вам и стараться особенно не надо, да! - В голосе появляются резкие
нотки.- Все вам ясно, работа обеспечена... Надо только больше находиться
на рабочем месте, меньше отсутствовать!
- Я уходил списывать мигал... то есть "Эву".
- "Эву"?! - У Паши перехватывает дыхание. Несколько секунд он не находит
слов.- Кто вам позволил?!
- Надо же ее когда-то списать, там один каркас остался.
- Значит, вот вы как...- Пал Федорыч лиловеет.- Вот вы как, значит!
Интригами занимаетесь в рабочее время, подкопами, самоуправством! Других
результатов так от вас нет. Не выйдет!
(Спокойно, Кузя. Спокойно, Боб... или как там меня? - Алеша. Я существую в
пятимерном мире. Заводиться не из-за чего, все до лампочки. Просто попал в
штормовую ситуацию. Спокойно. Я существую в пятимерн... а, к какой-то
матери!)
Равновесие рухнуло. Меня охватывает такая злость, что, будь у меня на
загривке шерсть, она встала бы сейчас дыбом.
- Между прочим, вы сами обязаны ее давно списать! - ору в полный голос.- А
не тянуть, не ждать чуда!
- А вы за меня не думайте, что я обязан, вы за себя думайте! За
самоуправство со списанием "Эвы" вы ответите. Я отменяю акт!
- Тогда уж заодно представьте действующую "Эву"!
- Да! - сгоряча отвечает Паша.- Не считайте себя таким умным, а то много
на себя берете. Как бы нам с вами не пришлось расстаться! - Он
поворачивается и шумно уходит.
- Вот это вы правильно сказали! - кричу я вслед.
2
Минуту в комнате стоит оглушительная тишина. У меня пылают щеки и уши.
Фу... как я орал. Потерял лицо, надвариантник. Да, но в этой злобе как раз
и сказалось знание иных вариантов - всех тех, в которых мы из-за Пашиной
самодовольной тупости попали в беду.
- Ник-Ник, чего он взвился из-за "мигалки"? Мало ли мы списывали!
- Не понимаешь? - Толстобров подкручивает маховичок микроманипулятора.-
Ведь акт пойдет на утверждение в главк.
- Ну и что?
- Все равно не понимаешь? А то, что не каждый день в главк присылают акты
на списание сорока с лишним тысяч рублей. Все там будут вникать,
вспоминать о провале "мигалки". Сделают внеочередное вливание директору. А
это еще более отвратит его от Уралова.
- Так это же хорошо. Ай да я!..
- Это было бы хорошо...- Ник-Ник косится в мою сторону.- Если бы ты не
ляпнул Пал Федорычу про списание. И кто тебя за язык тянул? Пошел бы акт
потихоньку куда надо. А теперь все, Уралов еще придержит. Выразит
несогласие с формулой списания или что-то еще... имеет полное право. И
приготовься к тому, что припишет тебе черные интриганские намерения.
- Так я ж не знал!
- Думать надо.
Настроение у меня портится окончательно. Вот: высшее образование имею,
многие науки постиг, даже пятимерность бытия... а не сообразил.
Элементарно сглупил. Там, где у нормального делового человека, у Уралова,
того же Ник-Ника, мгновенно срабатывает вся цепочка связей (сорок тысяч -
главк - втык директору - втык Паше), у меня ничего не сработало. Не
заискрило даже. Это была возможность пошатнуть Уралова, помочь ему
рухнуть. Она упущена начисто, поскольку я совершенно неколебимо ляпнул про
списание.
А сколько вообще я благоприятных возможностей упустил из-за того, что не
сообразил вовремя, тюфяк нерасторопный! И всего-то требовалось промолчать,
не распускать язык... досада.
Снова тихо в лаборатории. Все работают, я переживаю.
Медленно, как-то нерешительно открывается дверь. Входит высокий сутулый
мужчина с мягким лицом ребенка, редкими светлыми волосами, обрамляющими
лысину. Радий Петрович Тюрин, старший инженер и аспирант-заочник,- он же
Кадмий Кадмич, Скандий Скандиевич, Калий Кальциевич и так далее; кличек у
него больше, чем у матерого рецидивиста, вся таблица Менделеева.
Радий Тюрин - основоположник N 1, чья мысль властвует над нами в Нуле и
переносит в другие варианты. Сам он, правда, по слабости здоровья и в силу
некоторых черт характера Нуль ни разу не покинул; единственная попытка
переброситься закончилась вызовом реанимационной установки. Теперь там он
чувствует себя перед нами виноватым.
Он везде себя чувствует таким. Мощное имя Радий ему действительно не
подходит.
- Привет,- тенорком негромко говорит Кадмич здешний: так негромко, что,
если не ответят, можно истолковать себе, будто не расслышали.
И действительно никто не отзывается. Лишь я киваю ему издали. Взглядываю
на его грустное лицо и - подобно тому, как, оказавшись в знакомом месте,
вспоминаешь все связанное с ним,- вспоминаю - уточняю относящееся к этой
"линии н.в, и н.д." Тюрина (термин его, но здесь он об этом не знает).
Худо ему, вижу. И не поможешь.
...Та последняя шутка Стрижа: "Иди пиши новые этикетки, у тебя почерк
красивый". Первоисточник ее - Пашин деспотизм. "Радий... э-э...
Скандиевич, перепишите. У вас почерк красивый". И он останавливает опыт,
прерывает расчеты - садится перебеливать докладную шефа. При этом Кадмич
внутренне негодует, потом делится с нами возмущением. Единственным
человеком, который никогда не узнавал о его недовольстве, оставался Уралов.
И здесь-сейчас, накануне ученого совета, Кадмич терзается. угрызается,
весь в нерешительности. С одной стороны, надо противостоять Паше,
объяснить всю его несостоятельность как научного руководителя - кому же,
как не ему, Тюрину. А с другой - Пал Федорыч разговаривает с ним сейчас
ласково и без "э-э", Пал Федорыч обещает продвинуть его статьи в
институтский сборник, Пал Федорыч собирается замолвить перед директором
.слово, чтобы Тюрина передвинули вперед в очереди на квартиру. А число
публикаций ему, соискателю, надо набирать. А без квартиры ему, семейному,
с мамашей, женой, ребенком - и вторым на подходе - совсем зарез. Вот те и
наука...
А когда один на один с приборами или перед листком бумаги - сильней и
смелей Кадмича нет.
3
Извлечения из теории Радия Тюрина.
Движение и преобразование тел и их систем, течения всех процессов в мире -
осуществляются по п. н. д. (принципу наименьшего действия). В согласии с
ним текут реки, падает и разбивается выпущенный из рук стакан, пробивается
сквозь асфальт растущая трава, планеты приобретают, формируясь, именно
шарообразную, а не иную форму, летят в пространстве по эллипсоидным
спиралям, а не мотаются по произвольным траекториям. Принцип сей отвечает
на все умозрительные вопросы "почему так, а не...?" - потому что именно
такое преобразование требует от материи наименьших действий, минимального
расхода энергии.
Это по физике. По теории вероятностей преобразования по п. н. д. всегда
наиболее вероятны. А по теории информации, третьей общей науке, принцип
наименьшего действия суть признак наибольшего сходства между соседними в
пространстве-времени (то есть мгновенными) образами материального
волнения. Цепочку таких наиболее похожих мы и различаем как трехмерный
движущийся и меняющийся образ - реальное тело.
Но... но! - нет оснований ограничивать мир (особенно если в нем
присутствует разум - сила, превращающая возможное в реальность) только
четырьмя измерениями: три пространственных-}-время. Принцип наименьшего
действия - наибольшего сходства - равноприменим и к пяти-, шести, к
n-мерным континуумам, ему все равно. А это значит, что - совершенно
подобно тому, как движущееся тело может свернуть (или его можно повернуть)
в пространстве - оно может свернуть и по пятому, шестому... по n-му
направлению континуума. Мы не наблюдаем такого потому, что движения и
процессы в нашем вещественно-полевом мире заданы страшным напором потока
времени; они "текут" в нем, относительные скорости их ничтожны по
сравнению с его скоростью, скоростью света. Но это не означает, что такие
"повороты" невозможны в принципе.
Какие тела наиболее способны к вневременным поворотам? Конечно, живые,
активные. Для них ведь и п. н. д. не неумолимо-железный закон, а лишь
наиболее вероятный путь движения и развития (та самая н. в. линия);
отклонения от него хоть и менее вероятны, но вполне возможны. Мертвые тела
падают, катятся под гору - живые же могут и подняться в гору, прыгнуть
вверх... и вспрыгнуть на что-то.
Проще всего это объяснить на примере феномена четырех собак. Для них - для
всех, собственно, подопытных собак в камере южноамериканского эмоциотрона
- дальнейшее существование в нашем направлении времени (в плену
ощетиненных электродов и ужасных комплексных воздействий) было не по п. н.
д., не под горку. Оно им, попросту сказать, было не в жилу. А свернуть в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг