Напугайте... ну, сожгите верхушку передней мачты - и они уберутся
восвояси.
А? Радость моя...- И я хорошо погладил ее: любая женщина, даже генерал,
любит ласку.
- Не лапай мои боевые поверхности,- пророкотало ее превосходительство,-
я при исполнении. Радость... вот скажу Аганите.- Но сердце ее дрогнуло, я
видел. Между тем корабль приближался, от него до обрыва оставалось не
более восьми кабельтовых.
- Бабоньки-и! - снова зычно обратилась вдова к отряду.- Здесь Демихом
Гули хлопочет за своих. Просит отпугнуть их. Как, уважим, а?
- Можно... уважим! - после паузы донеслось с помостов.- Он парень
ничего, хоть и темный. Пугнем - и пусть уматывают!
- Тогда слуш-шай: эрррравняйсь! Даю настройку: а тики-так, тики-так,
тики-так, тики... вжик! А тики-так, тики-так, тики-так, тики... вжик!
Это был не тот успокаивающий умеренный ритм - наоборот, боевой,
активный.
Боевой ритм, как бывает боевой клич. Будь я полководцем, я ввел бы
такой в своей армии перед началом атаки.
- А тики-так, тики-так, тики-так-тики... вжик! - гулом пошло по
помостам.- А тики-так, тики-так, тики-так-тики... вжик!
С правого фланга я видел, как дамы подравнивались. От Адвентиты
параллельными линиями на фоне неба вырисовывались груди и животы второй,
третьей и четвертой тикитакитянок. Но еще отчетливей выстраивалось все у
них внутри: пунктирной переспективой уходили вдаль печень в печень, таз в
таз, позвонок в позвонок, мозг в мозг, афедрон в афедрон. Не впервой,
видно, вдовы выступали таким строем. Я обратил внимание на то, что и
волосы у них, мощные темные гривы, все закручены на головах одинаковыми
узлами и тоже образуют линию. Зеркальщики позади подравнялись и замерли,
держа зеркала, как щиты.
- А тики-так, тики-так, тики-так-тики... вжик! - рокотало над обрывом,
заглушая шум прибоя.
Наконец произошло главное равнение: сердца всех дам и всех зеркальщиков
забились в одном ритме и в одной фазе - пунктиры пульсирующих комков. И
мое сердце сокращалось в этом ритме, я тоже переживал боевой восторг.
- Бабоньки-и... товсь!
Подобно тому, как бомбардир перед выстрелом прочищает банником дуло
своей мортиры, так и Адвентита круговыми движениями намоченной спиртом
ветоши, которую подал ей зеркальщик-адъютант, протерла свои оптические
поверхности.
Это же по команде "товсь" сделали на всех помостах.
- Мужички-и, средними зеркалами... свет! (Средний зеркальщик на каждом
помосте, повернув зеркало, отразил солнечные лучи в спину своей дамы.
Строй вдов желтовато засиял.) Бабоньки-и... в фор-бом-брамсель фок-мачты -
целься!
- И ее превосходительство (а за ней и весь строй) прицельно выставила
перед лицом кисти.
Я тоже соорудил из ладоней "подзорную трубу" и увидел, как верхний
парус передней мачты фрегата вдруг ослепительно засиял - будто его
осветило отдельное солнце. "И ни одна не ошиблась, знают,- отметил я в
уме.- Видно, не первый это для них корабль".
- Помалу-у... чирком слева направо... пли!
Огненное пятно на парусе превратилось в слепящий штрих. Верхушка мачты
враз окуталась дымом, вспыхнула, отломилась и рухнула на палубу вместе с
горящим парусом и флагом. На фрегате возникла паника, но капитан ее быстро
прекратил. Матросы забегали с баграми, ведрами. Через минуту дымящийся
обломок фок-мачты полетел в воду.
Будь я капитаном этого злосчастного фрегата, конечно, сразу же приказал
бы уходить от непонятной опасности на всех уцелевших парусах; тем более и
ветер был попутный. Но командовал не я, а тот капитан, вероятно, был
самолюбив, отважен и мечтал о славе. Он развернул корабль в боевую
позицию. Фрегат дал по обрыву залп из всех двадцати пушек правого борта.
Дистанция была предельная, вышел недолет, ядра лишь взбили фонтаны брызг у
самого берега.
Несколько капель попало на "боевую поверхность" Адвентиты.
- Ах, та-ак! - рыкнула она, отираясь, и глянула на меня с такой
внутренней выразительностью, что на сей раз из всех ее прелестей я
воспринял лишь скелет: будто сама смерть зыркнула на меня пустыми
глазницами.- А ну, брысь, пока не испекла!
Я и сам не помнил, как оказался внизу.
- Мужчики-и, всеми зеркалами... свет! (Строй вдов засиял тройным
накалом).
Бабоньки-и... Первые - по носу распределенно, вторые - по центру точкой
на прожог, третьи - по корме распре-деленно-о... целься-а!
Дамы снова прицельно выставили ладони. В свою "подзорную трубу" я
видел, как окутавший фрегат дым от залпа будто пронзили острия огненных
кинжалов: они воткнулись в нос, корму и борт под пушечной палубой.
- По грубияна-ам!.. залпом!.. пли!!!
Корма и нос запылали сразу, как смоченная нефтью пакля. Середина чуть
запоздала, но там за веерной вспышкой последовал грохот оглушительного
взрыва. Видимо, световой луч, прожигая борт и переборки, попал в
кюйт-камеру. Корабль разломился, охваченные пламенем половины стали
погружаться в воду.
И дамы с зеркальщиками на помостах, и тикитаки-болелыцики вокруг - все
вопили, ревели, визжали от восторга. Один я, понимая, что сейчас, с какой
стороны ни взгляни, мое "инто" выражает ненависть и отвращение к этому
острову и его жителям, поскорее удалился в заросли. Подумать только:
сорокапушечный фрегат, украшение британского флота, владыки морей,
уничтожен в одну минуту... и чем? Задами перезрелых матрон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Автора вызывают в Академию наук. Он отвечает на странные вопросы.
Недоумение автора. Диспут о первоосновах материи. Автор принимает участие
в диспуте
Приношу извинения читателю, что, увлекшись одной темой, я нарушил
хронологичность повествования.
Только через полгода я был вызван в Тикитакскую академию наук на
собеседование. Правда, нельзя сказать, что обо мне забыли: из академии не
раз запрашивали Имельдина по видеосвязи, как мои дела. Сотрудники АН - в
частности, те два медика, приятели тестя,- наведывались узнать о моих
успехах. "Успех", увы, был пока лишь один: с Аганитой. В остальном мне
похвалиться было нечем. Имельдин куда лучше знал английский, чем я
тикитанто. Кости мои, несмотря на ежедневные щедрые инъекции тиктакола,
упорно не желали прозрачнеть. Приятели-медики утешали тестя тем, что и с
другими темнотиками было так же; но тот, человек самолюбивый и
неудачливый, все надеялся, что у него со мной получится лучше, чем у
других с другими,- и отвечал на запросы, что я еще не готов. Наконец у
академиков лопнуло терпение, и прибыл приказ представить меня таким, как
есть.
Не скрою, что я возлагал большие надежды на визит в академию. В конце
концов я прибыл сюда - хоть по несчастному стечению обстоятельств и в
жалком виде - из могущественной и просвещенной страны, где был далеко не
последним человеком. Если я расскажу о ее славной истории, о развитии у
нас наук, техники и ремесел, об открытиях и изобретениях европейских
ученых, о нашей промышленности, торговле и армии,- отношение ко мне не
может не измениться.
Постыдная кличка "демихом" будет забыта. Да и не только... Если мне, к
примеру, предложат звание иностранного члена их академии, я не стану
упираться.
И тесть мой, как выяснилось, возлагал на этот визит надежды. Перед тем,
как мы отправились в центр города, он наголо обрил голову; показавшись
мне, спросил не без самодовольства:
- Ну как, впечатляет?
Я впервые так близко видел полностью прозрачный череп и мозг за ним:
все извивы складок на обоих полушариях, пульсирующие алые прожилки на
серой поверхности; у меня тошнота подступила к горлу с непривычки.
- С волосами ты выглядишь приятней,- сдержанно сказал я.
- При чем здесь приятность?!
По дороге он растолковал мне, что в АН как раз начался конкурс на
замещение вакантных должностей в различных отделах и секторах. Достойных
претендентов отбирают просто: по числу извилин в мозгу. Если у двух
наилучших эти числа одинаковы, должность достается тому, у кого их больше
в лобной доле - месте мозга, где сосредоточено абстрактное мышление.
Имельдин участвовал в прошлом конкурсе, но не прошел; хочет попытать
счастья еще раз.
Не навязываю свое мнение просвещенному читателю, но лично мне
импонировало стремление тикитаков при распределении должностей
руководствоваться простой количественной мерой: где по весу, где по числу
извилин. Да и чем такой критерий хуже применяемого у нас "числа научных
трудов"? Ведь и "труды" эти не читают, а считают.
Должен сказать наперед, что ни мои, ни его надежды не оправдались. На
процедуре конкурса я не присутствовал, меня с непрозрачным, да еще
покрытым волосами черепом просто не пустили в зал, а когда потом спросил
опекуна, он только махнул рукой:
- А! Интриги, протекции!.. Я удивился, но промолчал.
Сам же я предстал перед комиссией в прежнем составе: те четверо, что
рассматривали меня в демонстрационном домике. Они сидели за столом на
возвышении, я стоял, просвеченный с двух сторон отраженным зеркалами
солнцем (что не улучшало моего состояния) . На скамьях теснились
любопытствующие, все с голыми черепами,- хотя по сложению можно было
выделить и с десяток женщин,- и обилием рельефных извилин в них; я вскоре
привык, и меня более не подташнивало от такой картины.
Первые минуты меня занимала еще одна особенность: как ученые тикитаки,
задавая вопрос, отвечая или споря, наклоняют голову и выставляют вперед
череп - стремясь, вероятно, подавить собеседника если не доводом, так хоть
видом своих извилин. В этом было что-то бодливое. Но затем привык и к
этому.
Я рассчитывал, что мне предложат выступить с речью. Куда там!
Обстановка во всем напоминала ту, в амфитеатре, полгода назад: меня
рассматривали, изучали - в том числе и задавая вопросы. Но вопросы были
далеко не те, которые я хотел бы услышать и мог на них интересно,
остроумно ответить; некоторые просто ставили меня в тупик.
Началось все, как заведено, с "тик-так, тик-так, тик-так... бжжиии!.."-
с установления ритма, способствующего спокойному взаимопониманию. Затем
председательствующий, самый долговязый из четверых, набычившись на меня и
аудиторию извилинами, сказал, что собравшиеся здесь члены академии желают
уточнить кое-что относительно жизни темнотиков в местах, откуда я прибыл.
Они надеются, что я буду отвечать прямо, просто, ничего не утаивая и не
искажая, а если чего не знаю, то признаюсь и в этом. Я обещал.
Вот почти протокольный пересказ нашей беседы. Мы объяснялись на внешнем
тикитакто, не думаю, чтобы я чего-то не понял.
Вопрос: Курят ли у вас? В каком возрасте? С какой целью?
Ответ. Многие курят. Начинают обычно в юности. Цель? Чтобы показать
себя, что уже взрослые.
Вопрос. Показать что-то в себе?
Ответ. Нет. Чтобы выглядеть взрослее.
Вопрос. Взрослый человек отличается от юноши и подростка силой, весом,
знанием и умением. Что из этого можно показать втягиванием и выпусканием
дыма?
Ответ. М-м... не знаю.
Вопрос. Какие металлы и камни у вас наиболее ценятся?
Ответ. Алмазы, золото, платина, жемчуг, изумруд... как всюду.
Вопрос. Почему их считают драгоценными?
Ответ. А как же иначе! (Сознаюсь: мне такой вопрос никогда не приходил
в голову.) Они... красивы, редки, их трудно добыть.
Вопрос. Перо из хвоста птицы ойя, которую труднее найти, чем золотой
самородок, очень красиво, сверкает радужными переливами даже во тьме.
Считалось ли бы оно у вас драгоценнее золота и бриллиантов?
Ответ. Не знаю. Думаю, что нет.
Вопрос. Так почему же драгоценности драгоценны?
Ответ. М-м... Так у нас принято считать.
Вопрос. Распространены ли у вас зеркала? Велики ли они? Для чего
употребляются?
Ответ. Распространены у состоятельных людей. Самые большие обычно в
рост человека. Пользуются ими при одевании... точнее, при наряжании -
собираясь в гости, на прогулку, в театр. Женщины - для приукрашения лица.
Мужчины - для бритья... ну, для срезания волос с лица.
Вопрос. Есть ли у вас примета: разбить зеркало - к несчастью?
Ответ. Да.
Вопрос. Она исполняется?
Ответ. Думаю, что не чаще других суеверий.
Вопрос. Почему же она держится, как ты считаешь?
Ответ. Наверное, из-за дороговизны зеркал. (Оживление в аудитории. Я с
досадой понял, что ляпнул глупость: поломка или потеря любой вещи есть
неприятность, но не примета для другого несчастья.)
Председатель. Демихом Гули, мы ведь договорились, что в случае незнания
ты отвечаешь: "Не знаю". Нам понятно твое стремление выглядеть умным,
доказать, что у тебя под непрозрачным черепом есть извилины. Но, пытаясь
во что бы то ни стало нам все объяснить, ты избрал не наилучший способ для
этого. "Не знаю". если не знаешь,- вполне достойный ответ. Если он тебя
унижает, можешь заменить его на "мне это неясно", "мне неизвестно". Только
не надо выкручиваться, хорошо? (Думаю, что после этого замечания все в
аудитории увидели мои щеки и уши.).
Вопрос. Улыбаетесь ли вы при общении? Хмуритесь ли, супитесь?
Ответ. Да.
Вопрос. Почему эти мимические жесты именно такие?
Ответ. Улыбкой мы выражаем расположение, нахмуренностью - неприязнь...
(Веселье в аудитории.)
Председатель. Ну вот, он опять! Демихом Гули, это понятно, мы тоже так
выражаем расположение и неприязнь, как ты мог заметить. Речь не о том. В
организме разумного существа все целесообразно, а стало быть, и объяснимо.
Так почему улыбка выражает добрые чувства, а не что-то иное? У зверей,
например, подобное движение губ выражает угрозу.
Ответ. М-м... не знаю. ("Спрашивают о чепухе!")
Председатель. Достойный ответ.
Вопрос. Бледнеют ли твои сородичи-темнотики от страха? Краснеют ли от
возмущения, смущения или гнева?
Этот ответ мне, по-моему, удался лучше всех других:
- Да.
Вопрос. Известно ли тебе, почему эти реакции на опасность. на обиду и
тому подобное именно такие, а не иные?
Ответ. Известно. При испуге кровь отливает от кожи лица. . (Веселье
всего собрания, которое пришлось утихомиривать ритмами "тик-так...
бжжжии".)
Председатель. Нет, он невозможен! Я прошу не задавать демихому вопросы
типа "почему?", поскольку это безнадежно, а строить их так, чтобы он мог
ответить утвердительно или отрицательно, вот и все.
Вопрос. Существует ли у вас выражение типа "меня мутит" или "его
мутит"- в отношении человека, излишне поевшего или употребившего
алкогольные яды?
Ответ. Существует. Простонародную речь других наций я знаю слабее, чем
свою, но полагаю, что подобные выражения есть и там.
Вопрос. А не доводилось ли тебе слышать другое простонародное
высказывание, обычно мужчин в адрес женщины: "У нее хорошая печка",
"хороша печь" и тому подобное?
Ответ. Доводилось, и не раз,- от матросов. Оно не слишком прилично. (Но
после этого вопроса я стал немного понимать, куда они клонят.).
Вопрос. Применяют ли у вас к детям телесные болевые воздействия?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг