Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Под звуки спокойного вальса "созвездия" проплывали под нашей нишей.
   Имельдин, знавший всю подноготную, пояснил, что "Дракон", извернувшийся
цепочкой мелких камней между "Медведицами",- это наш знакомец
Донесман-Тик; еще двое малоимущих из академии сообразили "созвездие на
троих"; что сильно мерцают "звезды" в животах тех дам, кои стараются
своими линзами увеличить их яркость - втереть глаза знакомым. Но я
находился под очарованием музыки и картины и почти не слушал его. Мне
хотелось поверить в то, что внизу - не матово-черный пол, а такие же
необъятные, как и над головой, черные глубины Вселенной и что движутся там
не заглотанные блестящие камешки, а настоящие звезды. Хотелось поверить и
в то, что не ради тщеславия, не чтобы почваниться друг перед другом своими
ценностями затеяли люди это, а двигало ими какое-то космическое, что ли,
чувство: напомнить себе и другим, что мы живем во Вселенной. Во Вселенной
прежде всего, а не на планете, не на острове и не в городе Грондтики.
Может, так оно и было когда-то задумано?..
   Что и говорить, "звезды" внизу были ярче звезд вверху - ведь свет
настоящих подавляла полная луна. И - сначала я решил, что мне показалось,-
"звезд"
   внизу было больше. Подсчитал в проплывших вблизи "Плеядах" (придворная
дама, вторая любовница Зии - по справке Имельдина): вместо семи-восьми
видимых невооруженным глазом - более сорока камней; и расположены все так,
как видны в телескоп. Вот это да! Вот "Лира"- и в ней, кроме самых
заметных алмазных шести, блистают еще десятка полтора второстепенных
жемчужных "звезд". Далее мое внимание приковало "созвездие Орион": в нем,
кроме основной фигуры из бриллиантов, подобранной и в цвете так, что
узнавалась и красноватая "Бетельгейзе", и белый "Ригель", кроме множества
заметных лишь в телескоп сопутствующих звездочек, россыпью жемчужинок была
обозначена наблюдаемая в созвездии туманность!
   В небе глазами мы различаем около трех тысяч звезд - внизу же я видел
десятки тысяч; и расположение их, и блеск соответствовали картинам,
видимым только в телескоп. Между тем, ни в академии, нигде я не видел
здесь телескопов. Откуда же знают?..
   "Орион" приблизился в вальсе. "Моя клиентка,- шепнул тесть,- жена
торгового министра, первого хапуги острова. Мартенсита фон Флик. Хороша
работка, а?"- "Послушай, познакомь!" Мы спрыгнули, пошли рядом вдоль
стены. Имельдин представил меня рослой и обширной телом даме. Похоже, что
и мой вид взволновал ее: она повела янтарным плечиком, головой, приливом
крови обозначила привлекательные места, правда, лишь с тыльной стороны,
чтобы не заслонить свои "звезды" от ведущего.
   - Как вы прекрасны! - восхищенно сказал я.- Никогда не видел такого
богатого, подробного и точного Ориона. И откуда только вы все это взяли?
   - Ах, бросьте! - мелодично ответила Мартенсита.- У моего благоверного
хватит еще на три таких "Ориона".
   - Да, но откуда вы узнали, что все звезды расположены именно так?-
настаивал я.
   - Как - откуда? Как это откуда?!- непонятно почему вдруг взбеленилась
дама, бросила Имельдину: - Он что у вас - совсем?!- и резко, рискуя
нарушить плавный ход светил, отошла.
   Я двинулся было за ней, но тесть крепко взял меня за руку.
   - Ты что, действительно "совсем"- задавать такие вопросы! - и потянул
меня обратно в нишу.
   - Но... что я такого сказал?!-недоумевал я, когда мы вернулись на свое
место.
   - Как что? А тебе понравилось бы, если бы кто-то спросил о таком деле
Аганиту?
   - О каком деле?..
   Но тут нас отвлек новый эпизод, тесть не успел ответить. В "Большой
Медведице", которая как раз перемещалась неподалеку, "звезды" вдруг
нарушили фигуру: две самые крупные, "альфа" и "бета", более не
образовывали прямую с "Полярной" дона Реторто, а круто пошли вниз.
"Медведица" издала неподобающий обстановке звук и, расталкивая другие
"созвездия", кинулась к выходу. За ней устремились две прозрачные тени,
видимо, из охраны. В павильоне возникло смятение, но
министр-церемонимейстер энергичными жестами переместил на пустое место
несколько второстепенных "звезд" из внешнего круга, расположил их сходной
фигурой. И вальс продолжался.
   - Ой-ой! - сокрушенно хлопнул себя по бокам Имельдин.- Говорил же я ей,
что не удержит!.. Ну-ка, подсади меня.
   Я помог ему взобраться на стену, затем с его помощью поднялся сам.
Действие разыгралось прямо под нами, но увидеть что-либо в тени тиквой
было затруднительно. Судя по звукам возни, а затем - и рыданий дамы, ей не
удалось спасти ни "альфу", ни "бету". Вскоре мы заметили, как
тени-охранники удаляются с этими бриллиантами.
   - Конечно, что упало, то пропало,- вздохнул тесть.- Особенно, если
упало таким образом. А ведь предупреждал ее, отговаривал!.. Гули, нам пора
уходить. А то она сейчас закатит мне скандал при всех, чтобы отыграться, я
ее знаю. Половину состояния про...- как будто я виноват!
   Неподалеку старая тиквойя простерла толстые ветви над стеной. По ним мы
перебрались на дерево, спустились и скоро уже шагали вниз по дороге под
луной среди темных стволов. Имельдин расстроенно молчал, потом произнес:
   - Скупенек, однако, стал светоч наш Зия, ох скупенек! Трудился за
королевское "спасибо"... да и то досталось тебе.- Фыркнул и снова замолчал.
   ...Конечно, он был вправе ждать от этого приема большего. И не за такие
дела, как годовая возня с демихомом, удачное проведение пробы на его
прозрачность, король приказывал поднести отличившемуся бриллиант, изумруд
или хотя бы рубин, который полагалось проглотить под аплодисменты знати;
порой совсем за пустые дела, за связи. И Донесман этот долговязый мог бы в
докладе - чем изощряться в оскорбительных выдумках о темнотиках - отметить
надлежащим образом заслуги Имельдина. Я сочувствовал тестю.
   Мое настроение тоже было неважным - и из-за доклада и оттого, что таким
неблагоуханным, постыдным эпизодом завершилось очаровавшее меня зрелище
"звездного вальса". Космическое зрелище, космические чувства - и... тьфу!
   Но постепенно мы разговорились. Имельдин объяснил, что внутренние
украшения должны держаться в пределах тонких кишок - на время из показа,
во всяком случае. А эта дама, стареющая и тщеславная, возжелала одна
изобразить Большую Медведицу - и тем самым посрамить соперниц. Хочешь не
хочешь, пришлось программировать так, что крайние "звезды" окажутся к
вальсу в толстых кишках - а от них недалеко и до прямой. Носители
украшений умеют сокращениями гладких мышц живота удерживать драгоценности
в нужном месте некоторое время, но всему есть предел. К тому же дама
своими "линзами"
   старалась подать себя покрупнее, тужилась. Вот так и получилось.
   - Нужно было что-то крепящее ей дать,- сказал я.
   - Крепящее?- встрепенулся Имельдин.- А что это?
   Оказалось, что "лучший медик Тикитакии" ничего не знает ни о крепящих,
ни о слабительных средствах! Впрочем, если здраво подумать, удивляться
нечему: на острове в ходу медицина для здоровых, а в ней лекарства не в
чести. Может, когда-то и знали, да забыли за ненадобностью.
   Читатель поймет, с каким удовольствием я на ходу прочел тестю лекцию об
известных мне крепящих и слабительных снадобьях: наконец-то я знаю то,
чего здешние медики не знают! И пусть мое знание идет от немощной
европейской медицины для больных, а вот пригодилось. Я сообщал ему о
свойствах дубовой коры (дубы обильно растут на острове) и дубильных
препаратов, об остро-кислых крепящих смесях, о зверобое, чернике и иных
ягодах. Затем, перейдя на слабительные, рассказал о действии глауберовой
соли и сернокислой магнезии, о самом популярном на кораблях слабительном
средстве - морской соли; не забыл о касторовом и миндальном масле, об
отварах ревеня, крушины... Имельдин слушал с большим вниманием, задавал
уточняющие вопросы.
   И только когда мы вошли в ночной город, я вспомнил:
   - Послушай, но почему так оскорбилась эта "мадам Орион"? Я ведь только
и хотел узнать, как она наблюдала неразличимые глазом детали созвездия. И
ты ее поддержал, вспомнил Агату... при чем здесь она!
   - То есть как "при чем"?!- тесть остановился.- Как это - "при чем"?!
   Постой...- голос его упал,- значит, вы с Аганитой еще не...?
   - Что мы "не"?- я тоже остановился.- Мы не "не", мы да! У тебя вон внук
растет, Майкл.
   - Да, это-то я заметил. Значит, вы еще не... Ну, конечно, откуда тебе
знать!
   А она постеснялась. И я поделикатничал, дурак старый, не спросил, как у
вас с этим, не хотел вмешиваться... Значит, и каталог вы еще не начали?
Какая же цена тому внуку!.. Ой-ой-ой! - Имельдина не было видно, но, судя
по голосу, он взялся за голову.- Бедная моя девочка!
   - Почему бедная? Во что вмешиваться? Какой каталог? Что мы "не", можешь
ты объяснить!
   - Что теперь объяснять!.. Как, по-твоему, для чего в вашем мезонине
раздвижная поворотная крыша?
   - Для прохлады,- уверенно сказал я.- Мы пользуемся.
   - Идиот,- так же уверенно произнес тесть.- За кого я отдал свою дочь!
Бедная Аганита! - Было похоже на то, что он снова схватился за голову.
   - Послушай, не мог бы ты более внятно выразить...
   - Сейчас нет, это возможно только на внутреннем тикитанто. Отложим до
утра.
   Но имей в виду, Барбарите ни звука: испепелит. И по интонациям я понял,
что это не иносказание. Испепелит.
   Предмет, который объяснил мне - и преимущественно не словами -
следующим утром Имельдин, когда мы уединились в роще тиквой, действительно
оказался столь тонким и деликатным, что я не уверен, сумею ли передать все
это читателю. Для многого и слов не подберешь.
   Собственно, упрощенно дело можно изложить двумя словами: семейная
астрономия. Вроде той же семейной охоты, только не при солнце, а ночью, не
выходя из дому, и объект - не утки, а звезды. Или планеты. И зеркала не
нужны. Интересные наблюдения заносят в семейный звездный каталог, каковой
и является хранимой супругами до старости реликвией.
   ...Неправильно мой тесть обозвал меня идиотом, несправедливо. Дело не в
тупости, не в непонимании - в неприятии. Хорошо: "печки" для приготовления
пищи, "охотничьи лучевые ружья", даже "лучевые батареи", уничтожившие на
моих глазах корабль... ладно: видеосвязь, ЗД-видение. Но чтобы этим
пользоваться для такого дела - вы меня простите! Вот это ханжеское
неприятие и порождало нежелание понять.
   Да и то сказать: одно дело - сфокусировать в жгучее пятнышко яркий свет
солнца или даже передавать изображение достаточно крупных наземных
объектов, но совсем другое - отчетливое наблюдение бесконечно далеких,
посылающих сюда мизерные лучики звезд. Я знал, насколько это сложно.
   И здесь все было очень непросто. В отличие от охоты, кухни и видеотрепа
это оказывалось возможным при таком слитном настрое тел и духа двоих,
которое бывает только в счастливой любви - и именно в начале ее, в самом
трепете, еще до привыкания. Это - а не действие, в общем-то довольно
сходное у всех божьих тварей,- и считается на острове вершиной интимной
любви: единение троих - Он, Она и Вселенная. Или единение существа "Он -
Она" со Вселенной, как угодно.
   Спрашивать же о таком, как я в лоб спросил ту Мартенситу фон Флик, было
даже более неприлично, чем поинтересоваться у нашей как она провела ночь с
мужем.
   Оказывается, мы с Агатой жили все это время в обсерватории любви. Я
вспомнил: когда ночами я раздвигал крышу и блеск звезд входил в комнату,
Агата поднималась с постели, взбиралась на бамбуковый помост (он уходил
под самый потолок, довольно красивый, с изгибами и переплетениями прутьев,
двумя кругами как раз над нашим изголовьем; я считал его декоративным),
ложилась там и спрашивала замирающим голосом:
   - Ты хочешь? Ты уже хочешь, да? Что?..
   - Конечно, хочу,- ответствовал я.- Иди-ка сюда!
   Как жарко стало моему лицу, когда в роще я вспомнил об этом! Имельдин
даже сказал: "Ого!" Действительно, бедная девочка: она пыталась возвысить
меня до человека, а я все возвращал ее в самки. Я думал, что это нужно ей,
она думала, что это нужно мне,- и оба чувствовали себя обманутыми. На
самом деле нам нужно было что-то куда более близкое к поэзии; и она знала
что. А я-то считал себя заправским тикитаком, все понимающим в их жизни!
   И получилось, что время упущено. Теперь я для Агаты на втором месте. На
первом - Майкл, наш чудесный прозрачный Майкл, которого я до сих пор
боялся взять на руки, его рев казался мне более реальным, чем он сам. По
утрам я провожал их в тиквойевый Сквер Молодых Мам, где Агата и ее товарки
рассматривали на просвет своих младенцев, сравнивали, успокаивали,
заботились, обменивались впечатлениями, кормили и затем предавались
занятию, недоступному для мамаш непрозрачных детей: смотрели, как глоточки
пищи проходят по пищеводику их кровиночек, попадают в желудочек,
обволакиваются секретами из железок, следуют все дальше, дальше... и все в
порядке. Мысли и чувства моей жены целиком заняты отпрыском; после родов
она более не взбиралась на помост.
   А далее и вовсе - пойдут хлопоты по хозяйству, кухня (с приготовлением
пищи своими "линзами")... тогда будет не до звезд.
   - Как же мне быть?- спросил я тестя.
   - Ну, постарайся быть с ней поласковей, понежнее.
   - Да я и так...
   - Нет, ты по-другому постарайся, иначе... - Знаешь что,- Имельдина
осенило,-, напиши-ка ей стихи. Женщины это любят.
   Не было для меня предмета более отдаленного. Еще в школе учителя
установили мою явную неспособность к гуманитарным наукам как к прозе, так
и к поэзии.
   Из всей английской поэзии я помнил только застольную песенку "Наш
Джонни - хороший парень". Но похоже, что иного выхода не было.
   - Хорошо, я попробую.
   Я удалился в глубь рощи, сел там у ручья, глядел на движение светлых
струй (слышал, что это помогает). Потом бродил около .моря, любовался
накатом зеленых волн на берег, синью небес, слушал шум прибоя и
пропитывался его ритмом. К вечеру вернулся домой, показал тестю результат:
 
   Агата - хорошая дама.
   Агата - дама что надо.
   Агата - отличная дама.
   Агата лучше всех!
 
   Имельдину стихи не понравились: во-первых, коротки, во-вторых, в
тикитакской поэзии полагается подробно воспевать все прелести любимой, от
и до. Он дал мне "козу"- стихи, которые сочинил в свое время для
Барбариты, для юной, стройной и прелестной Барбариты. Если по мне, так они
были, пожалуй, излишне вычурны, отдавали трансцендентностью и
импрессионистическим натурализмом; но ему видней.
   Разумеется, я не передрал вирши, как неуспевающий студент, творчески
доработал их, внес свои чувства и мысли. Получилось вот что:
 
   О Аганита, славная в женах!
   Твои груди-линзы насквозь прожгли мое сердце, Пронзили его, как
стрелой, И привязали к себе.
   О Аганита, славная в любви,- Чей позвоночник извивается от ласк, Как
ползущая змея, Чье тело пахнет; как свежий мед, Чьи кости солнечно желты,
как мед, А объятья сладки, как тот же мед!
   О Аганита, славная душой,- Чье дыхание чисто и нежно, как утренний
бриз, А легкие подобны ушам сердитого слона, Чьи глаза одинаково светят
мне и днем, и ночью, А кишечник подобен священному удаву, поглотившему
жертвенного кролика.
   О Аганита, славная жена!
 
   (Читателю стоит помнить, что любые стихи много утрачивают при переводе;
на тикитанто они звучат более складно и с рифмами).
   - Ну, это куда ни шло! - снисходительно молвил тесть.- Давай, действуй,
ни пуха ни пера!
   ...Но любопытно, что более всего понравились Агате именно мои первые
стихи.
   Эти тоже, но те ее просто пленили, она их сразу выучила наизусть. В
них, возможно, и меньше поэтического мастерства, сказала она, но зато
слышно подлинное чувство. А что может быть важнее чувства как в поэзии,
так и в любви!
   Читатель желает знать, что было дальше? Здорово было. Да, все по
известной оптической схеме: муж - окуляр, жена - объектив с меняющейся
настройкой; Но окуляр был любим, обласкан, им гордились, к нему относились

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг