СТЕПАНЫЧЕВ. Да. Сын.
ФРЭНК. А вот у меня нет. Хотя я мог бы прокормить и не одного. Боюсь.
Боюсь будущего...
СТЕПАНЫЧЕВ. Послушайте, зачем вы мне это говорите?
ФРЭНК. Зачем? Просто так... как в поезде. А потом, вы мне чем-то
симпатичны, надежность электронных устройств. Наверно, тем, что у вас все
впереди: и удачи, и разочарования... (Откидывается на стуле). И наука у
вас симпатичная: надежность. Есть в ней что-то добродетельное, солидное -
как в потертых штанах, которые носят десять лет. (Степанычев смотрит на
него с той степенью выразительности, которая обычно предшествует хорошему
мордобою). Хотите что-то сказать?
СТЕПАНЫЧЕВ (вздохнув). Нет. Я лучше поем.
ФРЭНК (закуривая). Только теперь никто не носит брюки десять лет. Все
меняется быстрее: одежда, люди, машины, страны... Мир поздно спохватился с
этой вашей надежностью. На Земле все возрастает и возрастает запас энергии
- то есть, по законам термодинамики, она переходит во все более
неустойчивое, ненадежное состояние. Однажды энергия высвободится: бжик! -
и все. Так что надежностью тоже заниматься не стоит.
СТЕПАНЫЧЕВ. А чем же стоит?
ФРЭНК. Пожалуй, астрономией. Сидеть у телескопа, наблюдать
далекие-предалекие миры, сознавать свое ничтожество, ничтожество нашего
мира. И утешать себя, что если мир лопнет - во Вселенной ровно ничего не
изменится. Планетой больше - планетой меньше...
СТЕПАНЫЧЕВ (допивает кофе, ставит чашку). Короче говоря, вы -
физик-ядершик?
ФРЭНК (удивленно). О-о! Быстрое, но верное умозаключение. Это как же вы
постигли, надежность?
СТЕПАНЫЧЕВ. Очень просто. По комплексу неполноценности.
ФРЭНК. Это уже интересно! Вы считаете, что у нас, ядерщиков, развит
комплекс неполноценности? ''Это отчего же?
СТЕПАНЫЧЕВ (он поел, и теперь тоже не прочь позабавиться). Известно, от
чего: от двух с половиной нейтронов. Тех самых, что выделяются в среднем
на одно деление ядра урана или плутониях
ФРЭНК. А при чем здесь они?
СТЕПАНЫЧЕВ. Да все при том же. Чем была ваша ядерная физика, пока не
открыли цепную реакцию с этими двумя с половиной нейтронами? Да вас никто
и знать не хотел! Только тем и вознеслись, что напугали людей атомной
бомбой... и сами ее испугались! Все ваши изобретения держатся на этих
разнесчастных двух с половиной нейтронах: реакторы, бомбы, атомные
подлодки... Так что сама ваша наука неполноценна, висит на тоненькой
ниточке цепной реакции. Разве можно ее сравнить, скажем, с электроникой,
где используются сотни явлений природы? Эксплуатируете всего одно явление
и сами его толком не понимаете! Что, если, к примеру, при делении ядер
станет выскакивать только нейтрон? А? Все: нету ядерной физики. Или
наоборот: четыре нейтрона на деление? Тоже крышка - и науке, и всему...
Вот так, два с половиной нейтрона! (Встает).
ФРЭНК (ошеломлснно). О, парень, ты, я вижу, не так прост!
СТЕПАНЫЧЕВ. Ладно. Приятно было побеседовать.-Пока... цепная реакция!
(Уходит).
Затемнение справа. Освещается комната в МИД СССР.
СОТРУДНИК. Ну зачем же вы с ним так-то!
СТВПАНЫЧЕВ. Послушайте, живой я, в конце концов, человек или нет! Он
сидел, портил мне аппетит и настроение... могу же и я испортить ему
настроение.
СОТРУДНИК. И вы еще с ним разговаривали?
СТЕПАНЫЧЕВ (скучным голосом). Ну, встретились еще разок, в кафетерии,
беседовали. Его заело мое отношение к ядерной физике, он старался меня
переубедить...
СОТРУДНИК. А вы что же - знаете ядерную физику?
СТЕПАНЫЧЕВ. Да как вам сказать? Работать бы, конечно, не смог. А приятную
беседу отчего не поддержать!
СОТРУДНИК. Ну-ну, рассказывайте, о чем вы беседовали.
СТЕПАНЫЧЕВ. О, господи, да ведь вам-то совсем это неинтересно будет
слушать.
СОТРУДНИК (встает). Дорогой товарищ Степанычев, мне вас действительно
неинтересно слушать, вы правы. Мне совсем неинтересно вытягивать из вас
слово за словом! Мне вообще вся эта история была бы глубоко неинтересна,
если бы... (поднимает палец), если бы вас после ваших неинтересных
разговоров не выслали из Штатов как подозреваемого в шпионаже!
СТЕПАНЫЧЕВ. После этого - еще не значит вследствие этого.
СОТРУДНИК. А вследствие чего же? Чего? (Степанычев пожимает плечами). Ну,
вот что (протягивает стопку бумаги) - садитесь и опишите подробно ваши
беседы с этим Фрэнсисом Гарди: что вы говорили, что он говорил. Не
упускайте ничего. Пишите разборчиво, с полями, на одной стороне листа.
Дадим на заключение специалистам.
Занавес.
Действие первое. ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ.
КАРТИНА ПЕРВАЯ.
Освещена левая часть сцены: домашний кабинет академика Шардецкого. Одна
стена сплошь из книг. Старомодный письменный стол, заваленный бумагами и
журналами. Шардецкий сидит в кресле у окна, на коленях портативная пишущая
машинка; что-то печатает на ней. Входит Макаров. В руке у него желтый
номерной портфель; с такими портфелями не ходят по улице - их возят в
машине.
МАКАРОВ. Разрешите, Иван Иванович? Добрый день, как ваше дражайшее?
ШАРДЕЦКИЙ (поднимает голову). О, Олег Викторович! Вот не ждал! (Ставит
машинку на подоконник). Здравствуйте, рад вас... (Пытается подняться, но
болезненно морщится, опускается). А, черт... когда у нас научатся- лечить
ревматизм, вы не знаете? С самой войны маюсь.
МАКАРОВ (усаживается рядом на стул). Пчелиные укусы, говорят, помогают. Не
пробовали?
ШАРДЕЦКИЙ. А! Хорошая погода - вот она действительно помогает. Само
проходит... Олег Викторович, если вы станете меня уверять, что оставили
дела в министерстве, чтобы посудачить со мной о влиянии пчел на течение
ревматического процесса, то я вам, простите, не поверю.
МАКАРОВ. А я и не буду вас в этом уверять, Иван Иванович... (Отпирает и
открывает портфель, достает сколотые листы). Я к вам вот по какому
вопросу. Недавно из Соединенных Штатов выслали одного нашего стажера. По
подозрению в шпионаже. Причина высылки - изложенные им вот здесь
разговоры. Нам их переслали из МИДа на заключение. Почитайте, пожалуйста.
ШАРДЕЦКИЙ (берет листы). С кем же этот молодой человек так неосмотрительно
побеседовал?
МАКАРОВ. С неким Фрэнсисом Гарди. доктором физики.
ШАРДЕЦКИЙ. Гарди, Гарди... знакомая фамилия... Ага, есть, вспомнил:
Бенджамен Голдвин и Фрэнсис Гарди, монография "Свойства электронных и
мюонных нейтрино". Переведена и издана у нас в прошлом году. Очень
толковая книга, скажу вам. Стало быть, тот Гарди - сотрудник Голдвина. Что
ж, почитаем...
Затемнение слева; виден только - в неярком луче прожектора - читающий
Шардецкий Освещается правая сторона сцены: все тот же кафетерий в Беркли.
Негр-уборщик ставит стулья вверх ножками на столы За столиком на переднем
плане Степанычев и Фрэнк. Перед ними тарелки, банки с пивом.
ФРЭНК. Нет, Ил, ты неправ: помешать цепной реакции нельзя. Пробовали
воздействовать и температурой, и давлением - чем угодно. Распад и деление
ядер - явления незыблемые.
СТЕПАНЫЧЕВ. Незыблемые - пока не нашли что-то, влияющее на свойства ядер.
И атомы когда-то считались незыблемыми!
ФРЭНК. Но что - влияющее?
СТЕПАНЫЧЕВ. Не знаю, откуда мне знать! Это вам надо искать и знать,
ядерщикам. А то ломаете атомы, как дети игрушки... Ничего удивительного,
что атомные ядра разрушаются. Все разрушается, я в этом разбираюсь. Металл
- ржавеет, скалы - рассыпаются, приборы портятся. Звезды - и те гаснут или
взрываются. Ничто не вечно... Удивительно другое: есть атомные ядра,
которые не распадаются совсем. Это - уникум в нашем мире.
ФРЭНК. Ядра стабильных изотопов? Что же здесь удивительного: в таких ядрах
мал запас внутренней энергии... (Отхлебывает пиво, режет сосиску,
встряхивает над ней перечницу. Безрезультатно). Что за черт, никогда v них
перца нет!
СТЕПАНЫЧЕВ (увлеченно) Вот здесь и обнаруживается, что у нас с тобой
разный взгляд на предметы. Вы, ядерщики, принимаете устойчивость ядер в
силу факта. Нашли удобное оправдание: мало внутренней энергии. И еще -
"магические числа" частиц в ядре. Слово-то какое: "магические числа"! И
где? В науке! Да уважающий себя электроник удавился бы от позора, если бы
в его науке обнаружились такие числа!.. А вот с точки зрения теории
надежности, стабильных изотопов в природе не может быть.
ФРЭНК. Это почему же?
СТЕПАНЫЧЕВ. Потому что ядро - система, взаимодействующая с окружающей
средой. Такие системы не могут существовать бесконечно долго. Стабильные
же ядра существуют именно бесконечно долго! Иначе из миллиардов ядер хоть
малая часть распадалась бы, как в радиоактивных изотопах.
ФРЭНК. Их не может быть - однако они есть. С этим нельзя не считаться,
теория надежности. (Отхлебывает пиво).
СТЕПАНЫЧЕВ. Значит, есть не только они. Наверно, в природе существует
какой-то процесс, поддерживающий устойчивость таких ядер. Процесс - а не
"магические числа"! А для радиоактивных веществ этот процесс нарушен.
ФРЭНК. Гм... что же, по-твоему, радиоактивность - это какая-то болезнь
атомных ядер?
СТЕПАНЫЧЕВ. Именно! Именно, черная магия! И вы не лечите эту болезнь, даже
наоборот: заражаете радиоактивностью все новые и новые атомы. Сколько было
естественно радиоактивных веществ, а?
ФРЭНК. Десятка полтора, не больше.
СТЕПАНЫЧЕВ. А сейчас?
ФРЭНК. Сейчас... сейчас любое вещество можно сделать радиоактивным.
Техника простая.
СТЕПАНЫЧЕВ. А обратно перевести вещество из радиоактивного состояния в
спокойное вы можете?
ФРЭНК. Нет. Это атомы пусть сами - когда распадутся.
СТЕПАНЫЧЕВ. Вот - то-то и оно! Выходит, вы изучаете не "жизнь" ядер, а их
"смерть" - распад и деление. Хороши были бы медики, если бы они изучали
только как умирают пациенты!
ФРЭНК (откидывается на стуле, смотрит на Степанычева). Слушай, теория
надежности, ты считаешь, что это - возможно?
СТЕПАНЫЧЕВ. Что именно?
ФРЭНК. Найти процесс, который удерживает ядра в устойчивом состоянии.
(Задумчиво). Ведь такой процесс действительно должен быть. Ядро, сгусток
энергии... Его распирают электрические силы, стягивают ядерные. В нем все
движется, как в капле жидкости: протоны, нейтроны, мезоны... И эта капля
живет вечно! Даже в радиоактивных веществах ядра живут очень долго -
распадается-то лишь малая доля их. Распадающийся и делящийся уран дожил от
сотворения Галактики до наших дней. В этом что-то есть...
СТЕПАНЫЧЕВ. По справедливости, такой процесс должен быть. Это не дело:
только и уметь, что переводить материю в неустойчивое состояние. Это
действительно добром не кончится.
ФРЭНК. Взорвать дом легче, чем построить его, теория надежности. С ядрами
- то же самое. И процесс стабилизации, если он есть, настолько же сложнее
распада ядер, насколько строительство города посложнее бомбежки...
СТЕПАНЫЧЕВ. Но, по-моему, он все-таки возможен. Есть намек.
ФРЭНК. Какой?
СТЕПАНЫЧЕВ. Законы распада атомных ядер и законы отказов элементов
электронных машин математически одинаковы. Вот смотри... (Пишет на
бумажной салфетке). Тебе это ни о чем не говорит?
ФРЭНК. Говорит. Та же экспоненциальная зависимость... Но ты не равняй
элементы машин и ядер, Ил. В электронных машинах можно покопаться
тестером, что-то перепаять, заменить негодную схему хорошей. А к ядрам не
подкопаешься, уважаемая теория надежности. И одно другим не заменишь. Их
даже в электронный микроскоп нельзя увидеть. Да... А жаль!
СТЕПАНЫЧЕВ. Чего?
ФРЭНК. Мечты: овладеть процессом стабилизации ядер... Знаешь, когда-то, по
молодости лет, меня потянуло в ядерную физику. Потянуло на величественное
и ужасное, захотелось потрясти мир чем-то похлеще ядерной бомбы.
(Усмехается). Теперь-то я вижу, что это было глупо. Все вышло не так.
"Проблема левовинтового нейтрино" - как же, потрясешь этим мир! Набираю
глубину познаний, увеличиваю лысину. Да и не нужно это - потрясать мир.
Хватит. Но тогда: зачем же я работаю? Для чего живу? (Помолчав). А вот
ради такой мечты - стоит постараться. Повысить устойчивость мира, в
котором мы живем. Лечить атомные ядра. Овладеть веществом полностью.
СТЕПАНЫЧЕВ. Ну, вот и действуй.
ФРЭНК. Легко сказать: действуй. Легко сказать, теория надежности.
Развитием наук движут не мечты, а факты. Фактов же нет. Нет данных, как
стабилизировать ядра... Черт побери, если бы на эту проблему бросить
столько денег и сил, сколько ушло на создание ядерного оружия, - нашли бы
и факты, и теории, и способы. Все получилось бы. Но кто бросит деньги?
Кому это нужно? У тебя много денег. Ил?
СТЕПАНЫЧЕВ. Увы... (Разводит руками).
ФРЭНК. У меня тоже "увы"!
Затемнение справа. Освещается комната Шардецкого.
ШАРДЕЦКИЙ (возвращает листки Макарову). Занятно. Так что же?
МАКАРОВ. Я вспомнил ваш доклад о далеких перспективах в исследовании ядра.
Вы ведь о том же говорили, Иван Иванович.
ШАРДЕЦКИЙ. Ну, говорил, говорил... что я говорил! Я больше толковал о
нерешенных проблемах, чем о перспективах. Устойчивость и неустойчивость
атомных ядер - действительно большая проблема. До сих пор понять не можем:
почему в куске урана в данный момент одни атомы распадаются, а другие нет?
Почему именно эти, а не те? Многие считают, что это в принципе невозможно
понять. А управление стабильностью ядер... о, это настолько далекая
перспектива, что и думать не хочется. Нет, я решительно не понимаю, чем
вас взволновал этот разговор, Олег Викторович.
МАКАРОВ. Да, собственно, тем, что после этого разговора аспиранта
Степанычева в 24 часа выдворили из Штатов.
ШАРДЕЦКИЙ. Гм... тоже верно. Это действительно непонятно. Голдвин давно
отошел от ядерных бомб, занимается с немногими сотрудниками академической
проблемой нейтрино. "Замаливает грехи", как он выразился при встрече со
мной на конференции в Женеве. Чего же власти переполошились?
МАКАРОВ. Может, не такая это и далекая перспектива, Иван Иванович? Может,
американцы этим уже занимаются?
ШАРДЕЦКИЙ. И наш аспирант нечаянно прикоснулся к тайне? Гм... все это,
знаете ли, слишком уж как-то... детективно. А может, просто с перепугу
выслали, сдуру? Известное дело: полиция.
МАКАРОВ. Возможно. А если нет? Понимаете, что это значит, если американцы
сейчас развивают такую работу?
ШАРДЕЦКИЙ. Тоже верно... И такие работы может вести именно Голдвин с
сотрудниками. С применением нейтрино.
МАКАРОВ. Словом, Иван Иванович, требуется ваше мнение по существу дела.
Допускаете ли вы, что американцы ведут работу по управлению стабильностью
ядер, и что именно поэтому они заподозрили аспиранта Степанычева в
шпионаже?
ШАРДЕЦКИЙ. Э, Олег Викторович, вы требуете от меня слишком многого. Я
специалист, эксперт. Знаете, как в судопроизводстве: эксперт не уличает
убийцу, а лишь устанавливает причину смерти. Остальное - дело следователей
и суда... Я могу высказать лишь свое мнение, не более. Мнение это такое
(переходит на профессорский тон): наличие в природе процесса стабилизации
атомных ядер в принципе не противоречит тому, что мы знаем о ядре, - но и
только. Сам этот процесс мы не наблюдали, никаких сведений о нем в
мировой литературе нет. Чтобы перейти к практическим исследованиям по
стабильности ядер и, тем более, к управлению этой стабильностью, надо
иметь на руках либо экспериментальное открытие самого процесса, либо
теорию строения материи, на порядок более глубокую, чем нынешняя. А лучше
бы и то, и другое вместе. Я не могу сказать, каким должно быть открытие...
иначе я бы его непременно сделал! Но знаю, какая требуется теория. Она
должна объяснить, почему элементарные частицы имеют именно такие, а не
иные значения масс и электрических зарядов. Должна предсказывать, какой
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг