скоро это будет?
- Когда будет, тогда и будет, не торопитесь. У нас еще есть о чем
поговорить... - Однако уверенность, с которой держался Кривошеин,
произвела впечатление на Матвея Аполлоновича. Он засомневался: "А
вдруг действительно какое-то дикое совпадение? Проверю-ка еще". -
Скажите, вы знакомы с Еленой Ивановной Коломиец?
Лицо Кривошеина утратило безмятежное выражение - он подобрался,
взглянул на Онисимова хмуро и пытливо.
- Да. А что?
- И близко?
- Ну?
- По какой причине вы с ней расстались?
- А вот это, дорогой товарищ следователь, извините, совершенно вас
не касается! - в голосе Кривошеина заиграла ярость. - В свои личные
дела я не позволю соваться ни богу, ни черту, ни милиции!
- Понятно, - хладнокровно кивнул Онисимов. "Он! Деться некуда -
он. Чего же он темнит, на что рассчитывает?" - Хорошо, задам вопрос
полегче: кто такой Адам?
- Адам? Первый человек на земле. А что?
- Звонил вчера в институт... этот первый человек. Интересовался,
где вы, хотел повидать.
Кривошеин безразлично пожал плечами.
- А кто этот человек, который встретил вас в аэропорту?
- И которого вы не весьма остроумно назвали моим сообщником? Этот
человек... - Кривошеин в задумчивости поднял и опустил брови. - Боюсь,
что он не тот, за кого я его принял.
- Вот и мне кажется, что он не тот! - оживился Онисимов. - Отнюдь
не тот! Так кто же он?
- Не знаю...
- Опять за рыбу гроши! - плачущим голосом вскричал Матвей
Аполлонович и бросил ручку. - Будет вам воду варить, гражданин
Кривошеин, несолидно это! Вы же ему деньги давали, сорок рублей
десятками. Что же - вы не знали, кому деньги давали?!
В эту минуту в кабинет вошел молодой человек в белом халате,
положил на стол бланк и, взглянув с острым любопытством на Кривошеина,
удалился. Онисимов посмотрел бланк - это было заключение об анализе
отпечатков пальцев задержанного. Когда он поднял глаза на Кривошеина,
в них играла сочувственно-торжествующая улыбка.
- Ну, собственно, все. Можно не дожидаться очной ставки с
московским профессором - да и не будет ее, наверно... Отпечатки ваших
пальцев, гражданин Кривошеин, полностью совпадают с отпечатками,
взятыми мною на месте происшествия. Убедитесь сами, прошу! - он
протянул через стол бланк и лупу. - Так что давайте кончать игру. И
учтите, - голос Онисимова стал строгим, - ваш ход с полетом в Москву и
липовыми документами - он отягощает... За заранее обдуманное намерение
и попытку ввести органы дознания в заблуждение суд набавляет от трех
до восьми лет.
Кривошеин, задумчиво выпятив нижнюю губу, изучал бланк.
- Скажите, - он поднял глаза на следователя, - а почему бы вам не
допустить, что есть два человека с одинаковыми отпечатками?
- Почему?! Да потому, что за сто лет использования данного способа
в криминалистике такого не было ни разу.
- Ну, мало ли чего раньше не было... спутников не было, водородных
бомб, электронных машин, а теперь есть.
- При чем здесь спутники? - пожал плечами Матвей Аполлонович. -
Спутники спутниками, а отпечатки пальцев - это отпечатки пальцев,
неоспоримая улика. Так будете рассказывать?
Кривошеин проникновенно и задумчиво взглянул на следователя, мягко
улыбнулся.
- Как вас зовут, товарищ следователь?
- Матвей Аполлонович Онисимов зовут, а что?
- Знаете что, Матвей Аполлонович: бросьте-ка вы это дело.
- То есть как бросить?!
- Обыкновенно - прикройте. Как это у вас формулируется: "за
недостаточностью улик" или "за отсутствием состава преступления". И
"сдано в архив такого-то числа"...
Матвей Аполлонович не нашелся что сказать. С подобным нахальством
ему в следственной практике встречаться не доводилось.
- Понимаете, Матвей Аполлонович... ну, будете вы заниматься этой
разнообразной и в обычных случаях, безусловно, полезной деятельностью:
допрашивать: задерживать, опознавать, сравнивать отпечатки пальцев,
беспокоить занятых людей по оперативному телевидеофону... - Кривошеин
развивал свою мысль, жестикулируя правой рукой. - И все время вам
будет казаться, что вот-вот! - и вы ухватите истину за хвост.
Противоречия сочетаются в факты, факты в улики, добродетель
восторжествует, а зло получит срок плюс надбавку за обдуманность
намерений... - он сочувственно вздохнул. - Ни черта они не сочетаются,
эти противоречия, не тот случай. И истины вы не достигнете просто
потому, что по уровню мышления не готовы принять ее...
Онисимов нахмурился, оскорбление поджал губы.
- Нет, нет! - замахал руками Кривошеин. - Не подумайте, ради бога,
что я вас хочу унизить, поставить под сомнение ваши детективные
качества. Я ведь вижу, что вы человек цепкий, старательный. Но - как
бы это вам объяснить? - он сощурился на желтый от солнца проспект за
решетчатым окном. - Ага, вот такой пример. Лет шестьдесят назад, как
вы, несомненно, знаете, станки на заводах и фабриках приводились в
действие от паровика или дизеля. По цехам проходил трансмиссионный
вал, от него к станочным шкивам разбегались приводные ремни - все это
вертелось, жужжало, хлопало и радовало своим дикарским великолепием
душу тогдашнего директора или купчины-хозяина. Потом пошло в дело
электричество - и сейчас все эти предметы заменены электромоторами,
которые стоят прямо в станках...
И снова, как вчера во время допроса "лаборанта", Матвея
Аполлоновича на минуту охватило сомнение: что-то здесь не так! Немало
людей побывали у него в кабинете, отполировали стул, ерзая от
неприятных вопросов: угрюмые юнцы, влипшие по глупости в неприятную
историю, плаксивые спекулянтки, искательно-развязные хозяйственники,
разоблаченные ревизией, степенные, знающие все законы рецидивисты... И
все они рано или поздно понимали, что игра проиграна, что наступил
момент, когда надо сознаваться и заботиться о том, чтобы в протоколе
была отражена чистосердечность раскаяния. А этот... сидит как ни в чем
не бывало, размахивает рукой и старательно, на хорошем популярном
уровне объясняет, почему дело следует закрыть. "Опять это отсутствие
игры меня сбивает! Ну нет, два раза на одном месте я не поскользнусь!"
Матвей Аполлонович был опытный следователь и хорошо знал, что в
дело идут не сомнения и не впечатления, а факты. Факты же - тяжелые и
непреложные - были против Кривошеина и Кравца.
- ...Теперь представьте, что на каком-то древнем заводе замена
механического привода станков на электрический произошла не за годы, а
сразу - за одну ночь, - продолжал Кривошеин. - Что подумает хозяин
завода, придя утром в цех? Естественно, что кто-то спер паровик,
трансмиссионный вал, ремни и шкивы. Чтобы понять, что случилась не
кража, а технический переворот, ему надо знать физику, электротехнику,
электродинамику... Вот и вы, Матвей Аполлонович, образно говоря,
находитесь сейчас в положении такого хозяина.
- Физику, электротехнику, электродинамику... - рассеянно повторил
Овисимов, поглядывая на часы: скорей бы давали Москву! - И теорию
информации, теорию моделирования случайных процессов надо понимать,
да?
- Ого! - Кривошеин откинулся на стуле, поглядел на следователя с
еле скрываемым восторгом. - Вы и про эти науки знаете?
- Мы, Валентин Васильевич, все знаем.
- Ну, я вижу, вас голыми руками не возьмешь...
- И не советую пробовать. Так как, на незаконное закрытие дела
будем рассчитывать или правду расскажем?
- Уфф! - Кривошеин отер платком лоб и щеки. - Жарко у вас...
Ладно. Давайте договоримся так, Матвей Аполлонович: я сам разберусь в
этом происшествии, а потом вам расскажу.
- Нет, - Онисимов качнул головой, - не договоримся мы так. Не
полагается, знаете, чтобы подозреваемый сам проводил дознание по
своему делу. Эдак никакое преступление никогда не раскроешь.
- Да, черт побери!.. - начал было Кривошеин, но открылась дверь, и
молоденький лейтенант сообщил:
- Матвей Аполлонович, Москва!
Онисимов и Кривошеин поднялись на второй этаж, в комнату
оперативной связи.
...Вано Александрович Андросиашвили приблизил свое лицо к экрану
телевидеофона так стремительно, будто хотел проклюнуть изнутри
оболочку электроннолучевой трубки хищным, загнутым, как у орла, носом.
Да, он узнает своего аспиранта Валентина Васильевича Кривошеина. Да,
последние недели он видел аспиранта ежедневно, а более отдаленные даты
встреч и бесед с ним на память назвать не берется, ибо это не
календарные праздники. Да, аспирант Кривошеин покинул университет на
пять дней по его, Андросиашвили, личному разрешению. Орудийное "эр"
Вано Александровича сотрясало динамик телевидеофона... Он крайне
озадачен и оторочен, что его для участия в такой странной процедуре
оторвали от экзаменов. Если милиция - тут Вано Александрович устремил
горячий взгляд иссиня-черных глаз на Онисимова - перестает верить
паспортам, которые она сама выдает, то ему, видимо, придется
переквалифицироваться из биолога в удостоверителя личностей всех своих
аспирантов, студентов, родственников, а также всех действительных
членов и членов-корреспондентов Академии наук, коих он, Андросиашвили,
имеет честь знать! Но в этом случае естественным образом может
возникнуть вопрос: а кто он такой сам, профессор Андросиашвили, и не
следует ли для удостоверения его сомнительной личности доставить сюда
на оперативной машине ректора университета или, чтоб вернее,
президента Академии наук?
Выговорив все это на одном дыхании, Вано Александрович на прощание
качнул головой: "Нэхорошо! Доверять надо!" - и исчез с экрана.
Микрофоны донесли до Днепровска звук хлопнувшей двери. Экран показал
лысого толстяка в майорских погонах на голубой рубашке; он мученически
скривил лицо:
- Что вы, товарищи, сами не могли разобраться? Конец!
Экран погас.
"А Вано Александрович до сих пор на меня в обиде, - спускаясь по
лестнице впереди сердито сопящего Онисимова, размышлял Кривошеин. -
Оно и понятно: пожалел человека, принял в аспирантуру вне конкурса, а
я к нему всей спиной, скрытничаю. Не прими он меня - ничего бы не
было. На экзаменах я плавал, как первокурсник. Философия и иностранный
еще куда ни шло, а вот по специальности... Конечно, разве наспех
прочитанные учебники замаскируют отсутствие систематических знаний?"
...Это было год назад. После вступительного экзамена по биологии
Андросиашвили пригласил его к себе в кабинет, усадил в кожаное кресло,
сам стал у окна и принялся рассматривать, склонив к правому плечу
крупную лысеющую голову.
- Сколько вам лет?
- Тридцать четыре года.
- На пределе... В следующем году отпразднуете в кругу друзей
тридцатипятилетие и поставите крест на очной аспирантуре. А в
заочную... впрочем, заочная аспирантура существует не для учебы, а для
дополнительного оплачиваемого отпуска, не будем о ней говорить. Я
прочел ваш автореферат - хороший автореферат, зрелый автореферат,
интересные параллели между работой нервных центров и электронных схем
проводите. "Отлично" поставил. Но... - профессор взял со стола
ведомость, взглянул в нее, - экзамен вы не сдали, дорогой! То есть
сдали на "уд", что адекватно: с тройкой по специальности мы не берем.
У Кривошеина, наверно, изменилось лицо, потому что голос Вано
Александровича стал сочувственным:
- Послушайте, а зачем вам это надо: переходить на аспирантскую
стипендию? Я познакомился с вашими бумагами - вы в интересном
институте работаете, на хорошей должности работаете. Вы кибернетик?
- Системотехник.
- Для меня это все равно. Так зачем? Кривошеин был готов к этому
вопросу.
- Именно потому, что я системотехник и системолог. Человек - самая
сложная и самая высокоорганизованная система из всех нам известных. Я
хочу в ней разобраться целиком: как все построено в человеческом
организме, как связано, что на что влияет. Понять взаимодействие
частей, грубо говоря.
- Чтобы использовать эти принципы для создания новых электронных
схем? - Андросиашвили иронически скривил губы.
- Не только... и даже не столько это. Видите ли... когда-то было
все не так. Зной и мороз, выносливость в погоне за дичью или в бегстве
от опасности, голод или грубая нестерильная пища типа сырого мяса,
сильные механические перегрузки в работе, драка, в которой прочность
черепа проверялась ударами дубины, - словом, когда-то внешняя среда
предъявляла к человеку такие же суровые требования, как-ну, скажем,
как сейчас военные заказчики к аппаратуре ракетного назначения. (Вано
Александрович хмыкнул, но ничего не произнес.) Такая среда за сотни
тысячелетий и сформировала "хомо сапиенс" - Разумное Позвоночное
Млекопитающее. Но за последние двести лет, если считать от изобретения
парового двигателя, все изменилось. Мы создали искусственную среду из
электромоторов, взрывчатки, фармацевтических средств, конвейеров,
систем коммунального обслуживания, транспорта, повышенной радиации
атмосферы, электронных машин, профилактических прививок, асфальтовых
дорог, бензиновых паров, узкой специализации труда... ну, словом,
современную жизнь. Как инженер, и я в числе прочих развиваю эту
искусственную среду, которая сейчас определяет жизнь "хомо сапиенс" на
девяносто процентов, а скоро будет определять ее на все сто - природа
останется только для воскресных прогулок. Но как человек я сам
испытываю некоторое беспокойство... - Он перевел дух и продолжал: -
Эта искусственная среда освобождает человека от многих качеств и
функций, приобретенных в древней эволюции. Сила, ловкость,
выносливость нынче культивируются только в спорте, логическое
мышление, утеху древних греков, перехватывают машины. А новых качеств
человек не приобретает - уж очень быстро меняется среда, биологический
организм так не может. Техническому прогрессу сопутствует
успокоительная, но малоаргументированная болтовня, что человек-де
всегда останется на высоте положения. Между тем - если говорить не о
человеке вообще, а о людях многих и разных - это уже сейчас не так, а
далее будет и вовсе не так. Ведь далеко не у каждого хватает
естественных возможностей быть хозяином современной жизни: много
знать, многое уметь, быстро выучиваться новому, творчески работать,
оптимально строить свое поведение.
- Чем же вы им хотите помочь?
- Помочь - не знаю, но хотя бы изучить как следует вопрос о
неиспользуемых человеком возможностях своего организма. Ну, например,
отживающие функции - скажем, умение наших с вами отдаленных предков
прыгать с дерева на дерево или спать на ветке. Теперь это не нужно, а
соответствующие нервные клетки остались. Или взять рефлекс "мороз по
коже" - по коже, на которой почти уже нет волос. Его обслуживает
богатейшая нервная сеть. Может, удастся перестроить,
перепрограммировать старые рефлексы на новые нужды?
- Так! Значит, мечтаете модернизировать и рационализировать
человека? - Андросиашвили выставил вперед голову. - Будет уже не "хомо
сапиенс", а "хомо мо-дернус рационалис", да? А вам не кажется, дорогой
системотехник, что рационалистическим путем можно превратить человека
в чемодан с одним отростком, чтобы кнопки нажимать? Впрочем, можно и
без отростка, с управлением от биотоков мозга...
- Если уж совсем рационалистически, то можно и без чемодана, -
заметил Кривошеин.
- Тоже верно! - Вано Александрович склонил голову к другому плечу,
с любопытством посмотрел на Кривошеина.
Они явно нравились друг другу.
- Не рационализировать, а обогатить - вот над чем я размышляю.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг