Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
    Онисимов почувствовал себя бодрее:  в  деле  наметились  привычные
очертания. Он стал набрасывать текст срочной телеграммы в Харьков.
    Июньский  день  накалялся  зноем.  Солнце  плавило  асфальт.  Жара
сочилась и в кабинет Онисимова, он включил вентилятор на своем столе.
    Ответ харьковской милиции пришел ровно в час дня. Лаборанта Кравца
доставили  в  половине  второго.  Войдя  в  кабинет,  он   внимательно
огляделся с порога, усмехнулся, заметив решетки на окнах:
    - Это зачем, чтобы быстрей сознавались?
    - Не-ет, что вы! - добродушно пропел Матвей Аполлонович. - В нашем
здании раньше оптовая база была,  так  весь  первый  этаж  обрешетили.
Скоро снимем, в милицию воры  по  своей  охоте  не  полезут,  хе-хе...
Садитесь. Вы уже здоровы, показания давать можете?
    - Могу. Лаборант прошел через комнату, сел на  стул  против  окна.
Следователь рассматривал его. Молод, года двадцать четыре,  не  более.
Похож на Кривошеина, таким тот мог быть лет десять назад. "Впрочем,  -
Матвей Аполлонович скосил глаза  на  фотографию  Кривошеина  в  личном
деле, - тот таким  не  был,  нет.  Этот  -  красавчик".  И  верно,  во
внешности Кравца была какая-то манекенная зализанность и  аккуратность
черт. Это впечатление нарушали лишь глаза - собственно, даже  не  сами
глаза, голубые и по-юношески ясные, а прицельный прищур век.  Лаборант
смотрел на следователя умно и настороженно. "Пожилые у  него  какие-то
глаза, - отметил следователь. -  Но  быстро  оправился  от  передряги,
никаких следов. Ну-с, попробуем".
    - Знаете, а вы похожи на покойного Кривошеина.
    - На покойного?! - Лаборант стиснул челюсти и на  секунду  прикрыл
глаза. - Значит, он...
    - Да, значит, - жестко подтвердил Онисимов. "Нервочки  у  него  не
очень..." - Впрочем, давайте по порядку, - он придвинул  к  себе  лист
бумаги открыл авторучку. - Ваши имя, отчество, фамилия, возраст, место
работы или учебы, где проживаете?
    - Да вам ведь, наверно, известно?
    - Известно-неизвестно - такой  порядок,  чтобы  допрашиваемый  сам
назвался.
    "Значит, погиб... что теперь делать? Что  говорить?  Катастрофа...
Черт меня принес в милицию - мог  бы  сбежать  из  клиники...  Что  же
теперь будет?"
    - Пожалуйста, пишите: Кравец Виктор  Витальевич,  двадцать  четыре
года,  студент  пятого  курса  физического   факультета   Харьковского
университета. Живу постоянно в Харькове, на Холодной  горе.  Здесь  на
практике.
    - Понятно, - следователь, вместо  того,  чтобы  писать,  быстро  и
бесцельно  вертел  ручку.  -  Состояли  в  родственных  отношениях   с
Кривошеиным; в каких именно?
    - В отдаленных, - неловко усмехнулся студент. - Так, седьмая  вода
на киселе.
    - Понятно! - Онисимов положил авторучку, взял  телеграфный  бланк;
голос его стал строгим. - Так вот, гражданин: не подтверждается.
    - Что не подтверждается?
    - Версия ваша, что вы Кравец, живете и учитесь в  Харькове  и  так
далее. Нет  в  Харьковском  университете  такого  студента.  Да  и  на
Холодной  горе,  17  указанное  лицо  не  проживало  ни  временно,  ни
постоянно.
    У  допрашиваемого  на  мгновение  растерянно  обмякли  щеки,  лицо
вспыхнуло. "Влип. Вот влип, ах, черт! Да как глупо!.. Ну, конечно  же,
они сразу  проверили.  Вот  что  значит  отсутствие  опыта...  Но  что
теперь-то говорить?"
    - Говорите правду. И подробненько. Не забывайте, что дело касается
смертного случая. "Правду... Легко сказать!"
    - Понимаете... правда, как бы это вам сказать... это слишком много
и сложно... - забормотал растерянно лаборант, ненавидя и презирая себя
за  эту  растерянность.  -  Здесь  надо  и  о  теории  информации,   о
моделировании случайных процессов...
    - Вот  только  не  напускайте  тумана,  гражданин,   -   брюзгливо
поморщился Онисимов. - От теорий  люди  не  погибают  -  это  сплошная
практика и факты.
    - Но... понимаете, может быть, собственно, никто и не  погиб,  это
можно доказать... попытаться доказать. Дело в том, что...  видите  ли,
гражданин следователь... ("Почему я назвал его "гражданин следователь"
- я ведь еще не арестант?!") Видите ли,  человек-это  прежде  всего...
н-ну... не кусок протоплазмы весом в семьдесят килограммов... Ну,  там
пятьдесят  литров  воды,  двадцать  килограммов  белков...   жиров   и
углеводов... энзимы, ферменты, все такое.  Человек  это  прежде  всего
информация. Сгусток информации... И если  она  не  исчезла  -  человек
жив...
    Он замолчал, закусил губу. "Нет, бессмысленная затея. Не  стоит  и
стараться".
    - Так, я слушаю вас, продолжайте, - внутренне усмехаясь, поторопил
следователь.
    Лаборант взглянул на него исподлобья, уселся поудобнее и сказал  с
легкой улыбкой:
    - Одним словом, если без теорий, то Валентин Васильевич  Кривошеин
- это я и есть. Можете занести это в протокол.
    Это было настолько неожиданно и нагло, что Матвей  Аполлонович  на
минуту онемел. "Не отправить ли его к  психиатру?"  Но  голубые  глаза
допрашиваемого  смотрели  осмысленно,  а  в   глубине   их   пряталась
издевательская усмешка. Она-то и вывела Онисимова из оцепенения.
    - По-нят-но! - он тяжело поднялся. - Вы что  же,  за  дурака  меня
считаете? Будто я не знакомился с личным делом Кривошеина, не  был  на
происшествии, не помню его облика и прочее? - Он оперся руками о стол.
- Не хотите объявлять себя  -  вам  же  хуже.  Все  равно  узнаем.  Вы
признаете, что документы у вас поддельные?
    "Все. Надо выходить из игры".
    - Нет. Это вам еще надо доказать. С таким же успехом вы  могли  бы
считать поддельным меня! Лаборант отвернулся к окну.
    - Вы не паясничайте, гражданин! - повысил голос следователь.  -  С
какой целью вы проникли в лабораторию? Отвечайте! Что у вас получилось
с Кривошеиным? Отвечайте!
    - Не буду я отвечать!
    Матвей Аполлонович мысленно выругал себя за  несдержанность.  Сел,
помолчал - и заговорил задушевным тоном:
    - Послушайте, не  думайте,  что  я  утопить  вас  хочу.  Мое  дело
провести  дознание,  доложить  картину,  а   там   пусть   прокуратура
расследует, суд решает... Но вы сами себе  вредите.  Вы  не  понимаете
одного: если сознаетесь потом, как говорится, под давлением улик,  это
не  будет  иметь  той  цены,  как  чистосердечное  признание   сейчас.
Возможно, все не так страшно.  Но  пока  что  все  улики  против  вас.
Картина   повреждений   на    трупе,    данные    экспертов,    другие
обстоятельства... И все сходится в одном, - он перегнулся через  стол,
понизил голос, - что вроде как вы потерпевшего... того... облегчили.
    Допрашиваемый опустил  голову,  потер  лицо  ладонями.  Перед  его
глазами снова возникла картина: конвульсивно дергающийся в баке скелет
с головой Кривошеина, свои руки, вцепившиеся в  край  бака...  теплая,
ласковая жидкость касается их и - удар!
    - Сам не знаю, я или не я... - пробормотал он севшим голосом. - Не
могу понять... - он поднял глаза. - Послушайте, мне надо  вернуться  в
лабораторию!
    Матвей Аполлонович едва не подпрыгнул: такой быстрой победы он  не
ожидал.
    - Что ж, и так бывает, - сочувственно покивал он.  -  В  состоянии
исступления от  нанесенного  оскорбления  достоинству  или  превышение
предела необходимой  обороны...  Сходим  и  в  лабораторию,  на  месте
объясните: как там у вас с ним вышло, - он придвинул к  себе  лежавшую
на краю стола "шапку Мономаха", спросил небрежно: - Этим вы,  что  ли,
по боку его двинули? Увесистая штука.
    - Ну,  хватит!  -  резко,  и   как-то   даже   надменно   произнес
допрашиваемый и распрямился. - Не вижу смысла  продолжать  беседу:  вы
мне шьете "мокрое" дело... Между прочим, эта "увесистая  штука"  стоит
пять тысяч рублей, вы с ней поосторожней.
    - Значит, не желаете рассказывать?
    - Нет.
    - Понятно, - следователь нажал кнопку. - Придется вас задержать до
выяснения.
    В дверях появился долговязый, худой милиционер с длинным  лицом  и
отвислым носом - про таких на Украине говорят: "Довгый, аж гнеться".
    - Гаевой? - следователь посмотрел на него с сомнением. -  Что,  из
сопровождающих больше никого нет?
    - Так что все в разгоне, товарищ капитан,  -  ответил  тот.  -  На
пляжах многие, следят за порядком.
    - Машина есть?
    - "Газик".
    - Отправьте задержанного в подследственное  отделение...  Напрасно
отказываетесь помочь нам и себе, гражданин. Омрачаете свою участь.
    Лаборант в дверях обернулся.
    - А вы напрасно считаете, что Кривошеин мертв.  "Из  тех  пижонов,
для которых главное - красиво уйти. И чтоб последнее слово осталось за
ним, - усмехнулся вслед ему Онисимов. - Видели  мы  и  таких.  Ничего,
посидит - одумается".
    Матвей Аполлонович закурил,  поиграл  пальцами  по  Стеклу  стола.
Поначалу улики (липовые документы, сведения экспертов,  обстоятельства
происшествия) настроили его на мысль, что "лаборант"  если  не  прямой
убийца,  то  активный  виновник  гибели  Кривошеина.  Но  в  разговоре
впечатление  изменилось.  И  дело  было  не   в   том,   что   говорил
допрашиваемый, а как он говорил.  Не  чувствовалось  в  его  поведении
тонкой  продуманности,  игры  -  тон  смертной  игры,  которая  выдает
злостного преступника раньше улик.
    "Похоже, что дело тянет на непредумышленное убийство. Сам говорит:
"Не знаю: я или не я..." Но - скелет, скелет! Как это  получилось?  Да
получилось  ли?  Может,  устроено?  И  еще:  попытка  выдать  себя  за
Кривошеина с "теоретическим" обоснованием...  Что  это:  симуляция?  А
что, если это отсутствие игры - просто очень тонкая  игра?  Да  откуда
ему такого набраться: молодой парень, явно неопытный... И потом: какие
мотивы для умышленного убийства? Что они там не поделили? Но - липовые
документы?!"
    Мысли Матвея Аполлоновича зашли в тупик. "Что ж, будем  вникать  в
обстановку". Он поднялся из-за стола,  выглянул  в  коридор:  там  уже
расхаживал доцент Хилобок.
    - Прошу вас!.. Я пригласил вас, товарищ Хилобок, чтобы... -  начал
следователь.
    - Да, да, понимаю, - закивал  доцент,  -  кому  несчастье,  а  мне
хлопоты. Умирают люди от старости, что и нам с вами  дай  бог,  Матвей
Аполлонович, верно? А у Кривошеина все не как у людей. Нет, я сожалею,
конечно, вы не подумайте, человека всегда жалко, ведь верно? -  Только
я  из-за  Валентина  Васильевича  столько   хлопот   принял,   столько
неприятностей. А все потому,  что  характер  у  него  был  поперечный,
никого не уважал, ни  с  кем  не  считался,  отрывался  от  коллектива
регулярно...
    - Понятно. Только я хотел бы выяснить, чем занимались Кривошеин  и
вверенная ему лаборатория? Поскольку вы ученый секретарь, то...
    - А я так и догадался! - довольно улыбнулся Гарри  Харитонович.  -
Вот даже копию тематического плана с собой захватил, а как  же!  -  Он
зашелестел листами в папке. - Вот, пожалуйста: тема 152,  специфика  -
поисковая НИР, наименование  -  "Самоорганизация  сложных  электронных
систем  с  интегральным  вводом  информации",  содержание   работы   -
"Исследование возможности  самоорганизации  сложной  системы  в  более
сложную..  при  интегральном  (недифференцированном  по   сигналам   и
символике) вводе различной информации путем надстраивания  системы  по
ее выходным сигналам", финансирование  -  бюджет,  характер  работы  -
математический, логический  и  экспериментальный  поиск,  руководитель
работы - ведущий инженер В. В. Кривошеин, исполнитель - он же...
    - В чем же суть его исследований?
    - Суть? Гм... -  лицо  Хилобока  посерьезнело.  -  Самоорганизация
систем... чтобы машина сама себя строила, понимаете?  В  Америке  этим
тоже занимаются очень интенсивно. Очень, да. В Соединенных Штатах...
    - А что же конкретно делал Кривошеин?
    - Конкретно... Он предложил новый подход к образованию этих систем
путем...  интегрализации.  Нет,  самоорганизации...  Да   только   еще
неизвестно, вышло у него что или нет! - Гарри  Харитонович  подкупающе
широко улыбнулся. - Знаете, Матвей Аполлонович, столько  тем,  столько
работ в институте, во все приходится вникать - так  что  не  все  и  в
памяти удержишь! Это лучше бы поднять протоколы ученого совета.
    - Значит, он докладывал о работе на ученом совете института?
    - Конечно! У нас все работы обсуждаются,  прежде  чем  их  в  план
включать. Ведь ассигнования нам выделяют по обоснованиям, а как же!
    - И что он обосновал?
    - Ну как что? - снисходительно повел бровями ученый  секретарь.  -
Идею свою относительно  нового  подхода  по  части  самоорганизации...
Лучше всего протоколы поднять, Матвей Аполлонович, -  вздохнул  он.  -
Ведь дело год назад было, у нас всякие обсуждения, совещания, комиссии
каждую неделю, если не чаще, можете себе представить? И  на  всех  мне
нужно быть, участвовать, организовывать выступления, самому выступать,
приглашать, вот и от вас  мне  придется  сразу  ехать  в  Общество  по
распространению, там сегодня совещание по вопросу привлечения  научных
кадров к чтению лекций в колхозах во время уборки, даже  пообедать  не
успею, хоть бы уж в отпуск скорее уйти...
    - Понятно. Но тему его ученый совет утвердил?
    - Да, а как же! Многие, правда, возражали, спорили. Ах, как дерзко
отвечал тогда Валентин Васильевич,  просто  недопустимо  -  профессора
Вольтампернова после  заседания  валерьянкой  отпаивали,  можете  себе
представить? Порекомендовали дирекции выговор  Кривошеину  вынести  за
грубость, я сам и приказ готовил...  Но  тему  утвердили,  а  как  же!
Предлагает человек новые идеи, новый подход - пусть пробует. У  нас  в
пауке так, да. К тому же Аркадий Аркадьевич его  поддержал  -  Аркадий
Аркадьевич у нас добрейшей души человек, он ведь  его  и  в  отдельную
лабораторию выделил потому, что  Кривошеин  из-за  своего  поперечного
нрава ни с кем не мог сработаться. Правда, лаборатория-то  смех  один,
неструктурная, с одной штатной единицей... А на ученом совете обсудили
и проголосовали "за". Я тоже голосовал "за".
    - Так за что же "за"? - Онисимов вытер платком вспотевший лоб.
    - Как за что? Чтобы включить тему в план,  выделить  ассигнования.
Плановость - она, знаете, основа нашего общества.
    - Понятно... Как вы думаете, Гарри  Харитонович,  что  там  у  них
случилось?
    - М-м...  так  ведь  Это  вам  надо  выяснить,  уважаемый   Матвей
Аполлонович, откуда же мне  знать  -  я  ученый  секретарь,  мое  дело
бумажное. Работали они с зимы вдвоем с этим лаборантом, ему и знать. К
тому же он очевидец.
    - А вы знаете, что этот практикант-лаборант не  тот,  за  кого  он
себя выдает? - строго спросил Онисимов. - Не Кравец он и не студент.
    - Да-а-а?! То-то, я смотрю, вы его под стражу взяли! - у  Хилобока
округлились глаза. - Не-ет, откуда же мне знать, я, право...  это  наш
отдел кадров просмотрел. А кто же он?
    - Выясняем.   Так,   говорите,   американцы   подобными   работами
занимаются и интересуются?
    - Да. Значит, вы думаете, что он?..
    - Ну,  зачем  так  сразу?  -  усмехнулся  Онисимов.  -  Я   просто
прикидываю возможные версии. -  Он  покосился  на  бумажку,  где  были
записаны вопросы. - Скажите, Гарри  Харитонович,  вы  не  замечали  за
Кривошеиным отклонений со стороны психики?
    Хилобок довольно улыбнулся.
    - Вот я шел сюда, припоминал и  колебался,  знаете:  говорить  или
нет? Может, мелочь, может, не стоит? Но  раз  вы  сами  спрашиваете...
Бывали у него заскоки. Вот, помню, в июле прошлого года, я  тогда  как
раз   совмещал   свою   должность    с    заведованием    лабораторией
экспериментальных  устройств,  не  могли  долгое   время   подходящего
специалиста найти, кандидата наук, вот я и  совместил,  чтобы  штатная
единица не пропадала напрасно, а то, знаете,  могут  снять  должность,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг