рационально и ясно.
Ну, хорошо, а я-то люблю людей? Именно от этого зависит, чем мне
дальше заниматься.
Никогда над этим не задумывался... Ну, я люблю себя, как это ни
ужасно. Любил отца. Люблю (допустим) Лену. Если когда-нибудь
обзаведусь детьми, наверно, буду любить и их. Валерку не то что люблю,
но уважаю. Но чтобы всех людей, которые ходят по улице, попадаются мне
на работе, в присутственных местах, о которых читаешь в газетах и
слышишь разговоры... что мне до них? Что им до меня? Мне нравятся
красивые женщины, умные веселые мужчины, но я презираю дураков и
пьяниц, терпеть не могу автоинспекторов, холоден к старикам. А в
утренней транспортной давке на меня иногда находят приступы ТТБ -
трамвайно-троллейбусного бешенства, когда хочется всех бить по головам
и скорее выбраться наружу... Словом, к людям я испытываю самые
разнообразные чувства.
Ага, в этом что-то есть. К людям мы испытываем чувства уважения,
любви, презрения, стыда, страха, гордости, симпатии, унижения и так
далее. А к машинам? Нет, они тоже вызывают эмоции: с хорошей машиной
приятно работать, если попусту испортили машину или прибор - жалко; а
уж как, бывает, изматеришься, пока найдешь неисправность... Но это
совсем другое. Это, собственно, чувства не к машинам, а к людям,
которые их делали и использовали. Или могут использовать: Даже боязнь
атомных бомб - лишь отражение нашего страха перед людьми, которые их
сделали и намереваются пустить в ход. И намерения людей строить
машины, которые оттеснят человека на второй план, тоже вызывают страх.
Я люблю жизнь, люблю чувствовать все - это уж точно. Ну, а какая
же жизнь без людей? Смешно... Конечно же, надо гипотетической
"машине-заводу" Иванова противопоставить "машину-матку"!
Ясно, я выбираю людей!
А умный и сильный парень Валера еще слабее меня. Не он выбирает
работу, а работа выбирает его...
(Ну, а по-честному, Кривошеин? Совсем-совсем по-честному: если бы
ты не имел сейчас на руках способа делать человека, разве не
исповедовал бы ты взгляды в пользу электронных машин? Каждый из нас,
специалистов, стремится подвести под свою работу идейную базу - не
признаваться же, в самом деле, что занимаешься ею лишь потому, что
ничего другого не умеешь делать! Для творческого работника такое
признание равносильно банкротству.
Кстати, а умею ли я делать то, за что берусь?..)
Ну, хватит! Конечно, это очень интеллигентно и мило: оплевать
себя, плакаться над своим несовершенством, мучиться раздвоенностью
мечтаний и поступков... Но где он, тот рыцарь духа с высшим
образованием и стажем работы по требуемой специальности, которому я
могу спокойно сдать тему? Иванов? Нет. Азаров? Не удалось установить.
А работа стоит.
Поэтому, какой я ни есть, пусть мой палец пока полежит на этой
кнопке".
"28 октября. Звонок в лабораторию.
- Ну, Валя, решился? (Как точно поставлен вопрос!)
- Нет, Валер.
- Жаль. Мы бы с тобой славно поработали. Впрочем, я тебя понимаю.
Привет ей. Очень милая женщина, рад за тебя.
- Спасибо. Передам.
- Ну, пока. Будешь в Ленинграде, навести.
- Непременно! Счастливо долететь, Валера. Ни хрена ты, Валерка, не
понимаешь... Ну да ладно.
Все! Я, кажется, почувствовал злость к работе. Спасибо тебе,
Валерка, хоть за это!"
Глава тринадцатая
Никогда не знаешь, что хорошо, что плохо.
Так, стенография возникла из дурного почерка,
теория надежности - из поломок и отказов
машин.
К. Прутков-инженер, мысль N_100
"1 ноября. Итак, я, сам того не желая, доказал, что, управляя
синтезом, можно на основе информации о... скажем, заурядном человеке
создать психопата и раба. Получилось так потому, что при введении
дополнительной информации было совершено грубое насилие (ох, на
укладывается этот "результат" в академические фразы!), Теперь мне как
минимум необходимо доказать противоположную возможность.
Положительное в опыте с дублем Адамом то, что он оказался жив и
телесно здоров. И внешность подучилась такая, как я задумал. И еще:
теперь у меня есть опыт по преобразованиям форм человеческого тела...
Отрицательное: "удобный" способ многократных преобразований и
растворений категорически отпадает; все надо сделать за один раз. И
способ корректировки "то - не то" надо применять лишь в тех случаях,
когда я твердо знаю, что "то", и могу контролировать изменения,
попросту говоря, исправлять только мелкие внешние изъяны.
Словом, и в третий раз приходится начинать на голом месте...
Я хочу создать улучшенный вариант себя: более красивый и более
умный. Единственно возможный способ - записать в машину вместе со
своей информацией и свои пожелания. Она может их воспринять, может не
воспринять; в крайнем случае получится такой же Кривошеин - и все.
Лишь бы не хуже.
С внешностью более-менее ясно: надену "шапку Мономаха" и буду до
галлюцинаций зримо представлять себя стройным, без дефектов физиономии
(долой веснушки, рубец над бровью, исправить нос, уменьшить челюсть и
т. д.) и тела (убрать жир, срастить коленную связку). И волосы чтоб
были потемнее...
А вот усилить умственные способности... Как? Просто пожелать,
чтобы мой новый двойник был умнее меня? "Машина-матка" оставит это без
внимания, она воспринимает только конструктивную информацию... Надо
подумать".
"2 ноября. Есть идея. Примитивная, как лапоть, но идея. Я не
одинаково умен в разное время дня. После обеда, как известно, тупеешь
- этому даже есть какое-то биологическое обоснование (кровь отливает
от головы). Следовательно, информацию о себе записывать в машину
только натощак. И не накуриваться до обалдения.
И еще одно качество своего мышления стоит учесть: чем ближе к
ночи, трезвые мысли и рассуждения вытесняются у меня мечтами, игрой
воображения и чувств. Это тоже ни к чему, мечтательность уже подвела
меня под монастырь. Следовательно, как вечер - долой из камеры. Пусть
мой новый дубль будет трезв, смышлен и уравновешен!
"17 ноября. Третья неделя пошла, как я натаскиваю "машину-матку"
на усовершенствование себя. Так и подмывает отдать через "шапку
Мономаха" приказ "Можно!", поглядеть, что получится. Но нет: там
человек! Пусть машина впитывает все мои мысли, представления,
пожелания. Пусть поймет, чего я хочу".
"25 ноября, вечер: Снег сыплет на белые трубки фонарей, сыплет и
сыплет, будто норму перевыполняет... Вот опять мимо нашего дома идет
эта девочка на костылях - возвращается из школы. Наверно, у нее был
полиомиелит, отнялись ноги.
Каждый раз, когда я вижу ее - с большим ранцем за острыми плечами,
как она неумело загребает костылями, вкривь и вкось виснет между ними,
- мне стыдно. Стыдно, что сам я здоров, хоть об дорогу бей; стыдно,
что я, умный и знающий человек, ничем не могу ей помочь. Стыдно от
ощущения какой-то огромной бессмысленности, существующей в жизни.
Дети не должны ходить на костылях. Чего стоит вся наука и техника
на свете, если дети ходят на костылях!
Неужели я и сейчас делаю что-то не то? Не то, что нужно людям?
Ведь девочке этот мой способ никак не поможет.
...Скоро месяц, как я, предварительно составив программу, о чем
думать, вхожу в информационную камеру, укрепляю на теле датчик,
надеваю "шапку Мономаха", думаю, разговариваю вслух. Иногда меня
охватывают сомнения: а вдруг в "машине-матке" снова что-то получается
не так? Нет контроля, черт побери! И я трушу; так трушу, что боюсь,
как бы это не отразилось на характере будущего дубля..."
Следующая запись в дневнике была сделана карандашом.
"4 декабря. Ну вот... По идее, мне следует сейчас ликовать:
получилось. Но нечем, нет ни сил, ни мыслей, ни эмоций. Устал. Ох, как
я устал! Лень даже поискать свою авторучку.
Машина в основном учла мои пожелания о внешности. Кое-что я
подправил в процессе синтеза. Никакой опыт не пропадает; когда дубль
возникал, мне не требовалось прикидывать, примеряться - наметанный
глаз сразу отмечал "не то" в его строении и контролировал, как машина
исправляет эти "не то".
К баку я подставил трап, помог ему выбраться. Он стоял передо
мной: голый, стройный, мускулистый, красивый, темноволосый - чем-то
похожий и уже непохожий на меня. Около его ступней растекались лужи
жидкости.
- Ну как? - голос у меня почему-то был сиплый.
- Все в порядке, - он улыбнулся.
А потом... потом у меня тряслись губы, тряслось лицо, ходили
ходуном руки. Я даже не мог закурить. Он зажег мне сигарету, налил
полмензурки спирта, приговаривал: "Ну-ну... все в порядке, чего там",
- словом, успокаивал. Смешно...
Попробую сейчас уснуть".
"5 декабря. Сегодня я проверял логические способности дубля-3.
Первый тур (игра в "балду"): 5 :3 в его пользу. Второй тур (игра в
"слова"): из слова "аббревиатура" за 10 минут он построил на 8 слов
больше, чем я; из слова "перенапряжение" - на 12 слов больше. Третий
тур решали взапуски логические задачи из вузовского задачника по
системологии Азарова, начиная от номера 223. Я дошел только до N_235
за два часа работы, он - до N_240.
Ни о каком подыгрывании с моей стороны не может быть и речи - меня
разобрал азарт. Получается, что он соображает быстрее меня на 25-30
процентов - и это от ерундового кустарного нововведения! А как можно
было бы усилить способности человека по настоящей науке?
Но посмотрим, как он покажет себя в работе". "7 декабря. Работа у
нас пока не интеллектуальная: прибираем в лаборатории. Это не просто
из-за переплетения проводов и живых шлангов. Вытираем в отсасываем
пыль, очищаем колбы, приборы и панели от налета плесени.
- Скажи, как ты относишься к биологии?
- К биологии? - он с недоумением посмотрел на меня, вспомнил. - А,
вон ты о чем! Знаешь, я его тоже не понимаю... По-моему, это у него
был заскок от самоутверждения..."
- Фьи-уть! - присвистнул аспирант Кривошеин и даже подпрыгнул на
стуле от неожиданности. - Вот это да!
Как же так... ведь дубль-3 тоже был продолжением "машины-матки"!
Выходит... выходит, машина уже научилась строить организм человека?
Ну, конечно. Ведь он был первый, поэтому требовался сложный поиск. А
теперь машина запомнила все пути поиска, выбрала из них те, что
непосредственно ведут к цели, и построила себе программу синтеза
человека.
Значит, его открытие внутренних преобразований действительно
уникум. Его надо беречь... Лучше всего записать себя снова в
"машину-матку": уже не со смутной памятью поиска, а с точными и
проверенными знаниями, как преобразовывать себя. Вот только зачем?
- Э, сколько можно об этом думать! - поморщился аспирант и снова
уткнулся в дневник.
"18 декабря. Не помню: эти морозы называются крещенскими или те,
что бывают в январе? Северо-восточный ветер пригнал к нам такую
сибирскую зиму, что паровое отопление еле справляется с холодом. В
парке все бело, и в лаборатории стало светлее.
По библейскому ли графику, нет ли, но крещение нового дубля
состоялось. И крестным папашей был Гарри Хилобок.
Состоялось оно так. В институт на годичную практику прибыли
студенты Харьковского университета. Позавчера я зашел в общежитие
молодых специалистов, куда их поселили, и позаимствовал "для
психологических опытов" студбилет и направление на практику. Студенты
смотрели на меня с робким почтением, в глазах их светилась готовность
отдать для науки не только студбилеты, но и ботинки. Паспорт я одолжил
у Паши Пукина.
Затем мы познакомили "машину-матку" с видом и содержанием этих
документов: вертели перед объективами, шелестели листками... Когда
паспорт, студенческий билет и бланк направления возникли в баке, я
надел "шапку Мономаха" и методом "то - не то" откорректировал все
записи, как требовалось.
Дубль-3 наречен Кравцом Виктором Витальевичем. Ему, стало быть, 23
года, он русский, военнообязанный, студент пятого курса физфака ХГУ,
живет. в Харькове, Холодная гора, 17... Очень приятно познакомиться!
Так ли уж приятно? Во время этой операции мы с новоявленным
Кравцом разговаривали вполголоса и чувствовали себя
фальшивомонетчиками, которых вот-вот накроют. Сказалось стойкое
уважение интеллигентов к законности.
Когда на следующий день мы отправились к Хилобоку: Кравец -
оформляться, а я - просить, чтобы студента направили ко мне в
лабораторию, - нам тоже было не по себе. Я, помимо прочего, опасался,
что Гарри пошлет его в другую лабораторию. Но обошлось. Студентов в
этом году навалило больше, чем снегу. Когда Хилобок услышал, что я
обеспечу студенту Кравцу материал для дипломной работы, он попытался
всучить мне еще двух.
Гарри, конечно, обратил внимание на наше сходство.
- Он не родственник вам будет, Валентин Васильевич?
- Да как вам сказать... слегка. Троюродный племянник.
- А-а, ну тогда понятно! Конечно, конечно... - лицо его выразило
понимание моих родственных чувств и снисхождение к ним. - И жить он
будет у вас?
- Нет, зачем? Пусть в общежитии.
- Да-да, конечно, как же... - по лицу Гарри было ясно, что и мои
отношения с Леной для него не тайна. - Понимаю вас, Валентин
Васильевич, ах, как я вас понимаю!
Боже, до чего противно, когда Хилобок тебя "ах, как понимает"!
- А как у вас дела с докторской диссертацией, Гарри Харитонович? -
спросил я, чтоб изменить тему разговора.
- С докторской? - Хилобок посмотрел на меня очень осторожно. - Да
так... а почему вы заинтересовались, Валентин Васильевич? Вы же
дискретник, аналоговая электроника не по вашей части.
- Я сейчас сам не знаю, что по моей, а что не по моей части, Гарри
Харитонович, - чистосердечно признался я.
- Вот как? Что ж, это похвально... Но я еще не скоро представлю
диссертацию к защите: дела все отвлекают, текучка, некогда творчески
подзаняться, вы сами быстрее меня защитите, Валентин Васильевич, и
кандидатскую и докторскую, хе-хе...
Мы возвращались в лабораторию в скверном настроении. Какая-то
сомнительная двойственность в нашей работе: в лаборатории мы боги, а
когда приходится вступать в контакт с окружающей нас средой, начинаем
политиковать, жулить, осторожничать. Что это - специфика исследований?
Или специфика действительности? Или, может быть, специфика наших
характеров?
- В конце концов не я придумал систему квитанций на человека:
паспорта, прописки, анкеты, пропуска, справки, - сказал я. - Без
бумажки ты букашка, а с бумажкой человек.
Виктор Кравец промолчал".
"20 декабря. Ну, начинается совместная работа!
- Тебе не кажется, что мы крупно дали маху с нашей клятвой?
- ?!
- Ну, не со всей клятвой, а с тем сакраментальным пунктом...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг