К этому времени он уже четко представлял себе двоичную арифметику
ощущений: "больно" - "приятно". И ему пришло в голову, что самый
простой способ подчинить сознанию процессы в клетках - это заставить
их болеть. Весьма возможно, что этому изобретению способствовал случай
с сосулькой: идея пришла в голову после него.
Действительно, клетки, которые разрушались и гибли от различных
причин, давали весьма ощутимо знать о себе. Они ныли, саднили,
покалывали - будто кричали о помощи. Организм и сам, без команды
"сверху", бросал им на помощь лейкоциты крови, тепло воспаленной
ткани, ферменты и гормоны: оставалось либо ускорять, либо тормозить
усилиями сознания эти микроскопические бои за жизнь.
...Он колол и резал мышцы всюду, куда только мог дотянуться иглой
или ланцетом. Впрыскивал под кожу смертельные дозы культур тифозных и
холерных бактерий. Дышал парами ртути, пил растворы сулемы и древесный
спирт (на более быстродействующие яды, правда, не хватило духа). И чем
дальше, тем проще его организм справлялся со всеми осознаваемыми
опасностями.
А потом он возбудил в себе рак. Возбудить в себе рак! Любой врач
плюнул бы ему в глаза за такое заявление. Возбудить рак, мыслимое ли
дело - для этого ведь надо знать, от чего возникают раковые опухоли.
По совести говоря, он не стал бы утверждать, что знает причины рака -
просто потому, что не может перевести на язык слов все те ощущения,
что сопровождали перерождение клеток кожи на правом боку... Он начал с
того, что выспрашивал пациентов, проходивших в лаборатории
радиобиологии курс гамма-терапии: что они чувствуют? Это было
немилосердно: расспрашивать напуганных, тоскующих, кривящихся от болей
людей об их переживаниях и не обещать ничего взамен, - но так он
вживался в образ больного раком.
...Опухоль разрасталась, твердела. От нее стали ответвляться
наросты - причудливые и зелено-лиловые, как у цветной капусты. Боль
грызла бок и плечо. В студенческой поликлинике, куда он отправился на
освидетельствование, ему предложили немедленно оперироваться, не
хотели даже выпускать из кабинета. Он отвертелся, наврал, что желает
сначала пройти курс гамма-терапии...
Аспирант Кривошеин, разминая папироску, вышел на балкон. Стояла
теплая ночь. По загородному шоссе, махая лучами фар, промчалась
автомашина. От созвездия Лебедя к Лире торопливо перебирались два
огонька - красный и зеленый; за ними волочился рев реактивных
двигателей. Как спичка по коробку, чиркнул по небу метеор.
...Когда же у себя в комнате, стоя перед зеркалом, он напряг волю
и чувства, опухоль рассосалась в течение четверти часа. Через двадцать
минут на месте ее было лишь багровое пятно величиной с блюдце; еще
через десять минут - обычная чистая кожа в гусиных пупырышках озноба:
в комнате было довольно прохладно.
Но и знание, как устранить рак, он пока не может выразить в
рецептах и рекомендациях. То, что он смог бы описать словами, никого
не исцелит - разве что таких, как он сам, дублей, возникающих впервые.
И все его знания применимы только к ним.
Со временем, вероятно, удастся преодолеть барьер между дублями
"машины-матки" и обычными людьми. Ведь биологически они малоразличимы.
А знания есть. Ну, не удастся выразить их словами - запишут на
магнитные пленки колебания биопотенциалов, снимут карты температур,
обработают числа анализов в вычислительных машинах - медицина ныне
наука точная. Да в конце концов научатся записывать и передавать
точные ощущения. Слова не обязательны: для больного главное -
выздороветь, а не написать диссертацию о своем исцелении. Дело не в
том...
Внимание аспиранта привлек вспыхнувший внизу огонек. Он
всмотрелся: прислонясь к фонарному столбу, прикуривал давешний
широкоплечий верзила в плаще - сыщик. Вот он бросил спичку, стал мерно
прохаживаться по тротуару.
"Нашел-таки, черт бы его взял! Вот прицепился!" У Кривошеина сразу
испортилось настроение. Он вернулся в комнату, сел к столу читать
дневник.
Глава девятая
Жизнь коротка. Ее едва хватает, чтобы
совершить достаточное количество ошибок. А уж
повторять их - недопустимая роскошь.
К. Прутков-инженер, мысль N_22
Теперь аспирант читал записи придирчиво, с ревнивым любопытством:
ну, чего же достиг он, который намеревался "ручки вертеть"?
"1 июня. Уфф... все! Информационная камера готова. Завтра начинаю
опыты с кроликами. Если следовать общей традиции, то полагается
начинать с лягушек... но чтобы я взял в руки эту гадость! Нет, пускай
жабами занимается мой дубль-аспирант. Аспирант суть первый ученик в
науке, ему приличествует прилежание. Как-то он там?"
"2 июня. Оснастил кроликов датчиками, запустил в камеру - всех
сразу. Пусть нагуливают информацию".
"7 июня. Четыре дня кролики обитали в камере: лакомились морковкой
и капустными листьями, трясли ноздрями, дрались, спаривались, дремали.
Сегодня утром сделал первую пробу. Надел "шапку Мономаха", мысленно
скомандовал "Можно!" - и "машина-матка" сработала! Четыре
кролика-дубля за полтора часа. Гора с плеч - машина действует.
Любопытная деталь: зримое возникновение кроликов (что делается до
этого, не знаю) начинается с кровеносной системы; красно-синие сосуды
намечаются в золотистой жидкости точь-в-точь как в желтке насиженного
курицей яйца.
Ожив, кролики всплывали. Я их вылавливал за уши, купал, тепленьких
и дрожащих, в тазике, потом подсаживал к обычным. Встреча естественных
и искусственных двойников носила еще более пошлый характер, чем
некогда у нас с дублем. Они недоуменно пялились друг на друга,
обнюхивались и (поскольку у них нет второй сигнальной системы, чтобы
объясниться) начинали драку. Потом уставали, снова обнюхивались и
далее вели нормальную кроличью жизнь.
Главное, машина работает по моему заказу, без отсебятины. Надеть
"шапку", вспомнить (желательно зримо), какого именно кролика ты хочешь
продублировать, дать мысленное разрешение - и через 25-30 минут он
барахтается в баке. Противоположную операцию - растворение
возникающего кролика по команде "Нет!" - "машина-матка" тоже выполняет
безукоризненно.
За успехи и прилежание я скармливаю ей соли, кислоты, глицерин,
витамины и прочие реактивы по списку. Совсем как селедку
дрессированному тюленю".
"20 июня. Когда получается, так получается. А вот когда не
получается, так хоть головой бейся... Все эти дни я пробую остановить
синтез кролика на какой-нибудь стадии. Какие только команды я не
перепробовал: "Стоп!", "Замри!", "Хватит!", "Нуль!" - ив мысленном и в
звуковом выражении - и все равно: либо синтез идет до конца, либо
происходит растворение.
Похоже, что "машина-матка" работает как триггер вычислительной
машины, который либо заперт, либо открыт, а в промежуточном положении
остановиться не может. Да, но сложной машине следует вести себя более
гибко, чем этой ерундовой схемке. Пробуем еще..."
"б июля. Жизнь остановить нельзя - вот, пожалуй, в чем дело.
Всякая остановка жизни есть смерть. Но смерть - это только миг, за
которым начинается процесс распада или в данном случае растворения. А
я синтезирую живые системы. Да и сама "машина-матка" - собственно,
живой организм. Поэтому ничего в ней застыть не может.
А жаль, это было бы очень удобно... Сегодня появился на свет
первый приплод от искусственного самца и обычной крольчихи - восемь
беленьких крольчат. Это, наверно, важный факт. Только и без того очень
уж много у меня кроликов.
Черт возьми, но должна же "машина-матка" подчиняться более тонким
командам, чем "Можно!" и "Нет!". Я должен управлять процессом синтеза,
иначе все замыслы мои летят в тартарары..."
"7 июля. Так вот как ты работаешь, "машина-матка"! И до чего же
просто...
Сегодня я приказал машине еще раз воспроизвести кролика-альбиноса
Ваську. Когда он прозрачным видением проявился в середине бака, я
сосредоточил внимание на его хвостике и вообразил его длиннее. Никаких
изменений не последовало. Это было что-то не то. Я так и подумал с
досадой: "Не то..." - и тут в кролике все начало меняться! Контуры
тела заколебались в медленном ритме: тело, уши, лапы и хвост кроля то
удлинялись и утолщались, то укорачивались и худели; органы внутри
пульсировали в том же ритме. Даже цвет крови стал меняться от
темно-вишневого до светло-красного и обратно.
Я вскочил со стула. Кролика продолжало "трясти". Формы его все
более искажались, окарикатуривались; дрожание становилось все более
частым и размашистым. Наконец альбинос расплылся в серо-лиловую
туманность и растворился.
Сначала я напугался: картина напоминала давний "бред" машины! Вот
только ритм. Все колебания размеров и оттенков были удивительно
согласованы...
И тут я все понял. Сам понял, черт побери! - желаю это отметить.
Первоначальную информацию о кролике машина получила конкретную и
однозначную. Она комбинировала все информационные детали, искала
точный вариант; но там ищи не ищи - что записано, то и воспроизведешь.
Из деталей мотоцикла не соберешь пылесос.
И вдруг в машину поступает сигнал "Не то" - не отрицание и не
утверждение - сигнал сомнения. Он нарушает информационную устойчивость
процесса синтеза кролика; грубо говоря, сбивает машину с толку. И она
начинает искать: что же "то" - простым методом проб (чуть больше, чуть
меньше), чтобы не нарушить систему... Но машина не знает, что "то", и
не получает подтверждений от меня. Тогда происходит полное
расстройство системы и растворение: не то - значит не то...
И тогда (вот чем хороша работа исследователя: напал на жилу и в
течение дня при помощи одной-двух идей можешь сделать работу, которую
иначе не осилишь и за годы!) я снова надел "шапку Мономаха" и
скомандовал машине "Можно!". Теперь я знал, что буду делать с дублем
кролика. Он образовался. Я сосредочил внимание на его хвосте (цепь
связи: биоимпульсы от сетчатки моих глаз с изображением кроличьего
хвоста ушли в мозг - в "шапку Мономаха" - в машину, а там - сравнение
и отбор информации - машина зафиксировала мое внимание) и даже
поморщился, чтобы выразительней вышло:
"Не то!" В машину пошел мощный разбалансирующий импульс
информации.
И хвостик стал укорачиваться. Чуть-чуть...
"Не то!"
Хвостик дрогнул, чуть удлинился...
"Вот-вот! То!"
Хвост замер. "Не то!" Еще удлинился...
"То!" Замер. "Не то! То! Не то! То!" - и дело пошло. Самым трудным
было уловить колебание в нужную сторону - и подтолкнуть. Дальше я
транслировал в "машину-матку" уже не элементарные команды "то - не
то", а просто молчаливое поощрение. Хвост удлинялся; в нем выросла
цепочка мелких позвонков, они покрылись волокнами мышц, розовой кожей,
белой шерстью... Через десять минут дубль-Васька стегал себя по бокам
мокрым белым хвостом, как разъяренный тигр.
А я сидел на стуле в "шапке Мономаха", и в голове творилась
невообразимая толчея из "Н-ну!..", "Вот это да!", "Елки-палки!",
"Уфф..." - как всегда, когда еще не можешь выразить все словами, но
чувствуешь: понял, теперь не уйдет! И лицо мое, наверно, выражало ту
крайнюю степень блаженства, какая бывает только у пускающего слюну
идиота.
Все. Никакой мистики. "Машина-матка" работает по той же системе
"да - нет", что и обычные вычислительные машины..."
- Правильно, - кивнул аспирант. - Но... это довольно грубое
управление. Впрочем, для маяйгаы... да чего там, молодец!
"...Но, черт, как все-таки здорово! По моей команде "да", "не то",
"нет" машина формирует клетки, ткани, кости... Это могут лишь живые
организмы, да и то гораздо медленнее.
Ну, голубушка, теперь я выжму из тебя все!"
"15 июля. Теперь мы, что называется, сработались с машиной.
Точнее, она научилась принимать, расшифровывать и исполнять не
разбитые на последовательность "то" и "не то" приказы моего мозга.
Суть обратной связи и содержание команд осталось прежним - просто все
происходило очень быстро. Я воображаю: что и как надо изменить в
возникающем дубле-кролике. Ну, все равно как если бы я рисовал или
лепил этот кроличий образ.
Машина теперь - мои электронно-биохимические руки. Как это
роскошно, великолепно: усилием мысли лепить разнообразных кроличьих
уродцев! С шестью ногами, с тремя хвостами, двухголовых, без ушей или,
наоборот, с отвислыми мохнатыми ушами дворняг. Что там доктор Моро с
его скальпелем и карболкой! Единственное орудие труда - "шапка
Мономаха"; не надо даже ручки вертеть. Самое занятное, что эти уродцы
живут: чешутся четырьмя лапами и наворачивают морковку в две пасти..."
- Легкая работенка, - с завистью пробормотал аспирант. - Просто
как в кино: сиди, посматривай... Ничего не болит, нечего бояться.
Никаких тебе сильных страстей - инженерная работа...
Он вздохнул, вспоминая свои переживания. К болям при различных
автовивисекциях он привык сравнительно просто: когда знаешь, что
болезнь пройдет, рана зарастет, боль становится обычным раздражителем,
вроде яркого света или громкого звука - неприятно, но не страшно.
Когда знаешь... В своих продуманных опытах он это знал. Любое новое
изменение он начинал тоже с малых проб - проверял ими, как выдерживает
изменение организм; на крайний случай под рукой всегда были лекарства,
ампулы нейтрализаторов и антибиотиков, телефон, по которому можно
вызвать "Скорую помощь". Но был у него один непродуманный опыт, в
котором он едва не погиб... Собственно, это был даже не опыт.
...Шел факультативный практикум по радиобиологии.
Студенты-третьекурсники обступили бассейн учебного уранового реактора,
с уважением смотрели на темный ячеистый цилиндр в глубине - от него
рассеивался в воде зеленый спокойный свет, на тросики, никелированные
штанги, рычаги и штурвальчики управления над ним.
- Это красивое, цвета молодой травы сияние вокруг тела реактора, -
сочным баритоном говорил профессор Валерно, - называется "черенковским
свечением". Оно возникает от движения в воде сверхбыстрых электронов,
кои, в свою очередь, возникают при делении ядер урана-235...
Кривошеин ассистировал, то есть просто сидел в сторонке, скучал и
ждал, когда профессор пригласит его произвести демонстрационный опыт.
Собственно, Валерно за милую душу мог бы произвести этот "опыт" сам
или попросить студента, но ему при его научном чине полагался
квалифицированный ассистент. "Вот и сиди..." - уныло размышлял
Кривошеин. Потом ему пришло в голову, что он не испытывал еще на себе
лучевую болезнь. Он встрепенулся, стал обдумывать, как это сделать.
"Взять колбу воды из реактора и для начала устроить себе легкий
радиационный ожог... Дело-то серьезное!"
- ...Наличие интенсивного черенковского свечения в воде
свидетельствует о наличии интенсивной радиации в окрестности тела
реактора, - нудно объяснял Валерно, - что и не удивительно: цепная
реакция. Возрастание яркости свечения свидетельствует о возрастании
интенсивности радиации, уменьшение яркости - соответственно о
противоположном. Вот, прошу смотреть, - он повернул штурвальчик на
щитке вправо и влево. Зеленый свет в бассейне мигнул.
- А если крутануть совсем вправо, взрыв будет? - опасливо
осведомился рыжий веснушчатый юноша в очках.
- Нет, - еле сдерживая зевок, ответил профессор (такой вопрос
задавали на каждом занятии). - Там ограничитель. И, помимо него, в
реакторе предусмотрена автоблокировка. Как только интенсивность цепной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг