бреется, и чувствовал себя едва ли не в гостях: настолько по-хозяйски
непринужденными были его движения.
Я не выдержал:
- Слушай, ты хоть осознаешь необычность ситуации?
- Чего? - Он скосил глаза. - Не мешай! - Он явно был по ту сторону
факта..."
Аспирант отложил дневник, покачал головой: нет, Валька-оригинал не
умел читать в душах!
...Он тоже был потрясен. По ощущениям получалось, будто он
проснулся в баке, понимая все: где находится и как возник. Собственно,
его открытие начиналось уже тогда... А хамил он от растерянности. И
еще, пожалуй, потому, что искал линию поведения - такую линию, которая
не низвела бы его в экспериментальные образцы.
Он снова взялся за дневник.
"... - Но ведь ты появился из машины, а не из чрева матери! Из
машины, понимаешь!
- Ну так что? А появиться из чрева, по-твоему, просто? Рождение
человека куда более таинственное событие, чем мое появление. Здесь
можно проследить логическую последовательность, а там? Мальчик
получится или девочка? В папу пойдет или в маму? Умный вырастет или
дурак? Сплошной туман! Нам это дело кажется обыкновенным лишь из-за
своей массовости. А здесь: машина записала информацию - и воспроизвела
ее. Как магнитофон. Конечно, лучше бы она воспроизвела меня, скажем, с
Эйнштейна... но что поделаешь! Ведь и на магнитофоне если записаны
"Гоп, мои гречаники...", то не надейся услышать симфонию Чайковского.
Нет, чтобы я был таким хамом! Видно, он остро чувствовал
щекотливость своего появления на свет, своего положения и не хотел,
чтобы я это понял. А чего там не понять: возник из колб и бутылок, как
средневековый гомункулюс, и бесится... Я часто замечал: люди, которые
чуют за собой какую-то неполноценность, всегда нахальнее и хамовитее
других.
И он стремился вести себя с естественностью новорожденного. Тот
ведь тоже не упивается значением события (Человек родился!), а сразу
начинает скандалить, сосать грудь и пачкать пеленки..."
Аспирант Кривошеин только вздохнул и перевернул страницу.
- Ну, а чувствуешь-то ты себя нормально?
- Вполне! - Он освежал лицо одеколоном. - С чего бы мне
чувствовать себя ненормально? Машина - устройство без фантазии.
Представляю, что бы она наворотила, будь у нее воображение! А так все
в порядке: я не урод о двух головах, молод, здоров, наполнение пульса
отличное. Сейчас поужинаю и поеду к Ленке. Я по ней соскучился.
- Что-о-о-о?! - я подскочил к нему. Он смотрел на меня с
интересом, в глазах появились шкодливые искорки.
- Да, ведь мы теперь соперники! Послушай, ты как-то примитивно к
этому относишься. Ревность-чувство пошлое, пережиток. Да и к кому
ревновать, рассуди здраво: если Лена будет со мной, разве это значит,
что она изменила тебе? Изменить можно с другим мужчиной, непохожим,
более привлекательным, например. А я для нее - это ты... Даже если у
нас с ней пойдут дети, то нельзя считать, что она наставила тебе рога.
Мы с тобой одинаковые - и всякие там гены, хромосомы у нас тоже...
Э-э, осторожней!
Ему пришлось прикрыться дверцей шкафа. Я схватил гантель с пола,
двинулся к нему:
- Убью гада! На логику берешь... я тебе покажу логику, гомункулюс!
Я тебя породил, я тебя и убью, понял? Думать о ней не смей!
Дубль бесстрашно выступил из-за шкафа. Уголки рта у него были
опущены.
- Слушай, ты, Тарас Бульба! Положи гантель! Если уж ты начал так
говорить, то давай договоримся до полной ясности. "Гомункулюса" и
"убью" я оставляю без внимания как продукты твоей истеричности. А вот
что касается цитат типа "я тебя породил..." - так ты меня не породил.
Я существую не благодаря тебе, и насчет моей подчиненности тебе лучше
не заблуждаться...
- То есть как?..
- А так. Положи гантель, я серьезно говорю. Я, если быть точным,
возник против твоих замыслов, просто потому, что ты Вовремя не
остановил опыт, а дальше и хотел бы, да поздно. То есть, - он скверно
усмехнулся, - все аналогично той ситуации, в которой и ты когда-то
появился на свет до небрежности родителей...
(Все знает, смотри-ка! Было. Матушка моя однажды, после какой-то
моей детской шкоды, сказала, чтобы слушался и ценил:
- Хотела я сделать аборт, да передумала. А ты... Лучше бы она
этого не говорила. Меня не хотели. Меня могло не быть!.)
- ..Но в отличие от мамы ты меня не вынашивал, не рожал в муках,
не кормил и не одевал, - продолжал дубль. - Ты меня даже не спас от
смерти, ведь я существовал и до этого опыта: я был ты. Я тебе не
обязан ни жизнью, ни здоровьем, ни инженерным образованием - ничем!
Так что давай на равных.
- И с Леной на равных?!
- С Леной... я не знаю, как быть с Леной. Но ты... ты... - он,
судя по выражению лица, хотел что-то прибавить, но воздержался" только
резко выдохнул воздух, - ты должен так же уважать мои чувства, как я
твой, понял? Ведь я тоже люблю Ленку. И знаю, что она моя - моя
женщина, понимаешь? Я знаю ее тело, замах кожи ж волос, ее дыхание...
и как она говорит: "Ну, Валек, ты как медведь, право!" - и как она
морщит нос...
Он вдруг осекся. Мы посмотрели друг на друга, пораженные одной и
той же мыслью.
- В лабораторию! - я первый кинулся к вешалке".
Глава четвертая
Если тебе хочется такси, а судьба
предлагает автобус - выбирай автобус, ибо он
следует по расписанию.
К. Прутков-инженер мысль N_90
"Мы бежали по парку напрямик; в ветвях и в наших ушах свистел
ветер. Небо застилали тучи цвета асфальта.
В лаборатории пахло теплым болотом. Лампочки под потолком маячили
в тумане. Возле своего стола я наступил на шланг, который раньше здесь
не лежал, и отдернул ногу: шланг стал извиваться!
Колбы и бутыли покрылись рыхлым серым налетом; что делалось в них
- не разобрать. Журчали струйки воды из дистилляторов, щелкали реле в
термостатах. В дальнем углу, куда уже не добраться из-за переплетения
проводов, трубок, шлангов, мигали лампочки на пульте ЦВМ-12.
Шлангов стало куда больше, чем раньше. Мы пробирались среди них,
будто сквозь заросли лиан. Некоторые шланги сокращались, проталкивали
сквозь себя какие-то комки. Стены бака тоже обросли серой плесенью. Я
очистил ее рукавом.
...В золотисто-мутной среде вырисовывался силуэт человека. "Еще
дубль?! Нет..." Я всмотрелся. В ванне наметились контуры женского
тела, и очертания этого тела я не спутал бы ни с каким другим.
Напротив моего лица колыхалась голова без волос.
Была какая-то сумасшедшая логика в том, что именно сейчас, когда
мы с дублем схлестнулись из-за Лены, машина тоже пыталась решить эту
задачу. Я испытывал страх и внутренний протест.
- Но... ведь машина ее не знает!
- Зато ты знаешь. Машина воспроизводит ее по твоей памяти...
Мы говорили почему-то шепотом.
- Смотри!
За призрачными контурами тела Лены стал вырисовываться скелет.
Ступни уплотнились в белые фаланги пальцев, в суставы; обозначились
берцовые и голенные кости. Изогнулся похожий на огромного кольчатого
червя позвоночник, от него разветвились ребра, выросли топорики
лопаток. В черепе наметились швы, обрисовались ямы глазниц... Не могу
сказать, что это приятное зрелище - скелет любимой женщины, - но я не
мог оторвать глаз. Мы видели то, чего еще никто не видел на свете: как
машина создает человека!
"По моей памяти, по моей памяти... - лихорадочно соображал я. - Но
ведь ее недостаточно. Или машина усвоила общие законы построения
человеческого тела? Откуда - ведь я их не знаю!"
Кости в баке начали обрастать прозрачно-багровыми полосами и
свивами мышц, а они подернулись желтоватым, как у курицы, жирком.
Красным пунктиром пронизала тело кровеносная система. Все это
колебалось в растворе, меняло очертания. Даже лицо Лены с опущенными
веками, за которыми виднелись водянистые глаза, искажали гримасы.
Машина будто примеривалась, как лучше скомпоновать человека.
Я слишком слабо знаком с анатомией вообще и женского тела в
частности, чтобы оценить, правильно или нет строила машина Лену. Но
вскоре почуял неладное. Первоначальные контуры ее тела стали
изменяться. Плечи, еще несколько минут назад округлые, приобрели
угловатость и раздались вширь... Что такое?
- Ноги! - дубль больно сжал мое предплечье. - Смотри, ноги!
Я увидел внизу жилистые ступни под сорок второй размер ботинок - и
от догадки меня прошиб холодный пот: машина исчерпала информацию о
Лене и достраивает ее моим телом! Я повернулся к дублю: у него лоб
тоже блестел от пота.
- Надо остановить!
- Как? Вырубить ток?
- Нельзя, это сотрет память в машине. Дать охлаждение?
- Чтобы затормозить процесс? Не выйдет, у машины большой запас
тепла...
А искаженный образ в баке приобретал все более ясные очертания.
Вокруг тела заколыхалась прозрачная мантия - я узнал фасон
простенького платья, в котором Лена мне больше всего нравилась. Машина
с добросовестностью идиота напяливала его на свое создание...
Надо приказать машине, внушить... но как?
- Верно! - дубль подскочил к стеклянному шкафчику, взял "шапку
Мономаха", нажал на ней кнопку "Трансляция" и протянул мне. - Надевай
и ненавидь Ленку! Думай, что хочешь ее уничтожить... ну!
Я сгоряча схватил блестящий колпак, повертел в руках, вернул.
- Не смогу...
- Тютя! Что же делать? Ведь это скоро откроет глаза и...
Он плотно натянул колпак и стал кричать напропалую, размахивая
кулаками:
- Остановись, машина! Остановись сейчас же, слышишь! Ты создаешь
не макет, не опытный образец - человека! Остановись, идиотище!
Остановись по-хорошему!
- Остановись, машина, слышишь! - Я повернулся к микрофонам. -
Остановись, а то мы уничтожим тебя!
Тошно вспоминать эту сцену. Мы, привыкшие нажатием кнопки или
поворотом ручки прекращать и направлять любые процессы, кричали,
объясняли... и кому? - скопищу колб, электронных схем и шлангов. Тьфу!
Это была паника.
Мы еще что-то орали противными голосами, как вдруг шланги около
бака затряслись от энергичных сокращений, овеществленный образ-гибрид
затянула белая муть. Мы замолкли. Через три минуты муть прояснилась, В
золотистом растворе не было ничего. Только переливы и блики
растекались от середины к краям.
- Ф-фу... - сказал дубль. - До меня раньше как-то не доходило, что
человек на семьдесят процентов состоит из воды. Теперь дошло...
Мы выбрались к окну. От влажной духоты мое тело покрылось липким
потом. Я расстегнул рубашку, дубль сделал то же. Наступал вечер. Небо
очистилось от туч. Стекла институтского корпуса напротив как ни в чем
не бывало отражали багровый закат. Так они отражали его в каждый ясный
вечер: вчера, месяц, год назад - когда этого еще не было. Природа
прикидывалась, будто ничего не произошло.
У меня перед глазами стоял обволакиваемый прозрачными тканями
скелет.
- Эти анатомические подробности, эти гримасы... бррр! - сказал
дубль, опускаясь на стул. - Мне и Лену что-то расхотелось видеть.
Я промолчал, потому что он выразил мою мысль. Сейчас-то все
прошло, но тогда... одно дело знать, пусть даже близко, что твоя
женщина - человек из мяса, костей и внутренностей, другое дело -
увидеть это.
Я достал из стола лабораторный журнал, просмотрел последние записи
- куцые и бессодержательные. Это ведь когда опыт получается, как
задумал, или хорошая идея пришла в голову, то расписываешь подробно; а
здесь было:
"8 апреля. Раскодировал числа, 860 строк. Неудачно.
9 апреля. Раскодировал выборочно числа с пяти рулонов. Ничего не
понял. Шизофрения какая-то!
10 апреля. Раскодировал с тем же результатом. Долил в колбы и
бутыли: No1, 3 и 5 глицерина по 2 л; N_2 и 7 - раствора тиомочевины по
200 мл; во все - дистиллята по 2-3 л.
11 апреля. "Стрептоцидовый стриптиз с трепетом стрептококков". Ну
- все..."
А сейчас возьму авторучку и запишу: "22 апреля. Комплекс
воспроизвел меня, В. В. Кривошеина. Кривошеин N_2 сидит рядом и чешет
подбородок". Анекдот!
И вдруг меня подхватила волна сатанинской гордости. Ведь
открытие-то есть - да какое! Оно вмещает в себя и системологию, и
электронику, и бионику, и химию, и биологию - все, что хотите, да еще
сверх того что-то. И сделал его я! Как сделал, как достиг - вопрос
второй. Но главное: я! Я!!! Теперь пригласят Государственную комиссию
да продемонстрировать возникновение в баке нового дубля...
Представляю, какие у всех будут лица! И знакомые теперь уж точно
скажут: "Ну ты да-ал!", скажут: "Вот тебе и Кривошеин!" И
Вольтампернов прибежит смотреть... Я испытывал неудержимое желание
захихикать; только присутствие собеседника остановило меня.
- Да что знакомые, Вольтампернов, - услышал я свой голос и не
сразу понял, что это произнес дубль. - Это, Валек, Нобелевская премия!
"А и верно: Нобелевская! Портреты во всех газетах... И Ленка,
которая сейчас относится ко мне несколько свысока - конечно, она
красивая, а я нет! - тогда поймет... И посредственная фамилия
Кривошеин (я как-то искал в энциклопедии знаменитых однофамильцев - и
не нашел: Кривошлыков есть, Кривоногов есть, а Кривошеиных еще нет)
будет звучать громоподобно: Кривошеин! Тот самый!.."
Мне стало не по себе от этих мыслей. Честолюбивые мечтания
сгинули. Действительно: что же будет? Что делать с этим открытием
дальше?
Я захлопнул журнал.
- Так что: будем производить себе подобных? Устроим демпинг
Крвиюшеивых? Впрочем, и других можно, если их записать в машину...
Черт те что! Как-то это... ни в какие ворота не лезет.
- М-да. А все было тихо-мирно"... - дубль покрутил головой.
Вот именно: все было тихо-мирно... "Хорошая погода, девушка. Вам в
какую сторону?" - "В противоположную!" - "И мне туда, а как вас
зовут?" - "А вам зачем?" - ну и так далее, вплоть до Дворца
бракосочетаний, родильного дома, порции ремня за убитую из рогатки
кошку и сжигаемой после окончания семи классов ненавистной "Зоологии".
Как хорошо сказано в статье председателя Днепровской конторы загса:
"Семья есть способ продолжения рода и увеличения населения
государства". И вдруг - да здравствует наука! - появляется
конкурентный способ: засыпаем и заливаем реактивы из прейскуранта
Главхимторга, вводим через систему датчиков информацию - получаем
человека. Причем сложившегося, готового: с мышцами и инженерной
квалификацией, с привычками и жизненным опытом... "Выходит, мы
замахиваемся на самое человечное, что есть в людях: на любовь, на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг