же, установленный еще зондами, слабый солевой раствор, нечто промежуточное
между речной водой и морской с теми же редкими крупинками СЭВ. А в колбе
Ксены - жидкость, похожая на разреженную плазму крови рыб! Да еще со
взвешенными частицами белкового студня... Такие неоднородности в водной
стихии противоестественны - если в ней нет живых существ. Значит, они
были? Ксена еще дважды, подныривая к местам танца фиолетовых пятен над
морем, добыла "живую" воду-плазму. У меня же, хоть я старался не меньше,
результат был прежний. Тогда я оставил колбы и решил заняться делом,
достойным мужчины...
Руки в ластах, освещенные шлемным прожектором, раздвигают темную и
упругую даже на взгляд воду. Вверху луч отражается от волнующейся,
пузырящейся поверхности, внизу упирается в песок, впереди не встречает
ничего.
Дан выключил фару и ультразвуковой датчик, посылавший сигналы о его
местонахождении, - затаился. Когда глаза привыкли, увидел впереди
сумеречно-тепловые пятна. Осторожно колыхнул ножными ластами, приблизился
- нет ничего.
Его охватил охотничий азарт. Он освободил руки от ластов, замер, затаил
дыхание. Минуту спустя два тепловых пятна показались слева и справа внизу,
у самого дна. Они не приблизились, а будто проявились в воде. Но только он
шевельнул ножными ластами, как пятна исчезли, не удаляясь. Что такое?!
Движением затылка Дан включил прожектор: внизу, как и впереди, была
прозрачная вода, луч тонул в ней.
- Одновременно мне пришлось пережить неприятные ощущения: я показался
себе неуклюжим, до обидного слабым, смешным, глупым. Впечатление было,
будто это вода вокруг выражает нелестное мнение обо мне. Потом пришел
страх: мне показалось, что я не выберусь отсюда на поверхность. Я поспешил
подняться из глубины. А когда вынырнул, стало стыдно... Решил убраться с
места, где вода дразнила и пугала, поплыл дальше в море. В месте, где над
водой не виднелись фиолетовые пятна, я почувствовал себя спокойней.
Дождь стихал. На востоке начал сереть край неба. Дан решил в последний
раз попытать удачи, погрузился глубоко, метров на тридцать. Тьма была
абсолютной, только ладони, раздвигавшие воду, чуть светились серым светом.
Дан отвел их за спину, чтобы не было помех обострившемуся до предела
зрению, плыл, едва шевеля ластами. Тишина здесь была не хуже темноты.
Толща воды давила грудь.
Впереди и внизу снова замерещились два теплых комка. Дан повис в воде,
задержал выдох. Под ним проплыли две размытые мутно-серые "кляксы", метра
полтора в поперечнике каждая. В левой сверкнула искорка, затем целый рой
фиолетовых светлячков; они, кружась, образовали причудливую мерцающую
фигуру, все враз исчезли. Теперь в другом комке, в правом, заиграл хоровод
фиолетовых точек; изображаемые фигуры чем-то напоминали те, которые рисует
электронный луч на экране осциллографа.
Дан неслышным, нежным, как дыхание, движением отстегнул от пояса и
развернул самозатягивающийся сак из невидимых в воде полимерных нитей.
Правый тепловой комок плыл прямо на него. Вот он оказался над опущенным
саком. В сумеречных глубинах "кляксы" снова забегали синие, зеленоватые,
фиолетовые искры; они выстроились в переплетающиеся кривые... Дан плавно и
сильно потянул на себя сак.
Руки ощутили трепыхание сопротивляющейся живой массы. Но в тот миг все
рассыпалось фейерверком искр и цветных пятен, стало темно, а рукам - легко.
Астронавт включил фару, но не увидел ни рук, ни луча. "Не ослепили ли
меня эти?" Включил лампочку внутренней подсветки в шлеме, увидел ее свет,
успокоился. Но снаружи все оставалось окутано непроницаемой тьмой.
Дан всплыл, вызвал Ксену на помощь. Она нашла его, барахтающегося на
волнах, в трехстах метрах от берега. От сака осталась короткая бахрома
вдоль гибкого обода, остальное будто съела кислота; хотя они не знали на
Земле водных реактивов, которые могли бы разрушить эти
кремнийфторопластовые нити.
Пластик гермошлема, не менее стойкий, сделался непрозрачным, изменив
структуру. Шлем пришлось сменить.
6. ДОМА РАСТУТ НА ЗАРЕ
- На утро следующего дня Одиннадцатой приходились последние часы, в
которые мы еще могли связаться через свой спутник с "Альтаиром", сообщить
о находках, - сказал Дан. - Далее и звездолет, и три удобные для
ретрансляции средние планеты, где тоже работали наши и были спутники
связи, надолго уходили в зону радионевидимости, очень обширную у Альтаира
из-за его одиннадцатитысячеградусного накала и мощного магнитного поля.
"Да, так и было: разобщенность, - кивнул внизу Арно. - Что значит
тридцать человек для раскинувшегося на миллиарды километров
звездно-планетного вихря!
Это произнести легко: "миллиарды километров", а попробуй пролети их в
ракете 1Р или 2Р, попробуй держать через них связь... Тридцать человек -
тридцать мошек над океаном огня, силовых полей и пустоты".
- По инструкции о Контакте, - продолжал Дан, - астронавты обязаны
немедля извещать командиров экспедиции и всех, с кем связаны, о
наблюдении, встрече или находке всего подозрительного на разумность.
Только вот степень подозрительности-то эта замечательная инструкция не
уточняет - в силу известных всем принципиальных трудностей в этом вопросе,
отсутствия четких критериев; из-за этого, как известно, поиск разума во
Вселенной не может быть поручен автоматам. А людям... им в каждом случае
приходится решать самим: достаточна ли обнаруженная ими подозрительность,
чтобы бить в колокола, или нет? Вот мы и думали: хорошо, сейчас сообщим -
взбудоражим всех, сломаем уже исполняемый план исследования планет... а
что мы такое, собственно, наблюдали и нашли?.. Ну, слой почвы в
тектоническом сбросе - так культурность его еще надо доказать. Ну, поселок
без существ... если это поселок! Пятна какие-то ночью в воде и над водой;
тепловые комки с искрениями внутри... И что? Не самообольщаемся ли мы, не
выдаем ли искомое за найденное?.. Рассвело - а мы все колебались.
Утро разгоралось долгие часы. Небо Одиннадцатой очистилось от туч,
поражало глаз той глубокой ясной синевой, какая бывает на Земле в редкие
дни бабьего лета, - только здесь она имела фиолетовый отлив. Ветер стих.
На востоке за серой зябью моря, за неровными линиями островов возникла и
расширялась радужная арка-туннель. Она медленно выдвигалась из моря, и все
вокруг - ракета, камни, песок, вода - менялись, будто ожив от чудесной
игры света.
Целый час вырастал радужный туннель, пока в конце его не блеснул
слепящий краешек Альтаира. От зрелища трудно было оторвать глаза. Вместе
со светом высоко в небе показались первые игрушечные облака - розовые с
белым; они росли.
Время было не для рассудочных мыслей. Ксена прислонилась к Дану:
- Давай останемся здесь жить, а?
Тот всматривался и вслушивался в утро. Что говорить, далеко было земным
восходам до здешнего фантастического великолепия. Только чего-то явно не
хватало в этом холодном пире света. Не хватало радостного птичьего щебета,
веселой возни в ветвях и траве, мягкого шелеста еще влажных от росы
листьев, гудения первых жуков и шмелей, даже комариного нытья... Не
хватало жизни. "А ведь есть она здесь, есть. Но - какая?.."
Маленький Альтаир выкатывался из-за горизонта медленно, как Солнце.
Море в той стороне засверкало так, что больно стало смотреть. Астронавты
отвернулись. Ксена рассеянно скользнула взглядом вдоль берега, схватила
Дана за руку:
- Смотри!
У самой воды тянулась по берегу красно-коричневая полоса почвы; вчера
она была скрыта нанесенным прибоем песком, ночью его смыл дождь. И на этой
полосе сейчас... росли дома! Те, что они видели вчера на соседнем острове.
Один в сотне метров от ракеты, два других поодаль за ним и вплотную
друг к другу. Домики вырастали с пугающей быстротой. Оттесняя смешанную с
песком почву, расширялся и сразу обрастал выгибающимися бортиками белый
круг - "пол", он же фундамент и корневище. Бортики споро тянулись ввысь,
становились стенами. В одном месте в них был разрыв; когда стены доросли
до высоты метра, он сомкнулся - это был арочный вход.
С высоты ракеты астронавты видели, как внутри стен вырастает - будто
навинчивается - спиральный выступ.
- Ох! - Ксена взялась за щеки. - Это шарики, которые я рассыпала... Они
проросли!
Показываемое на экране напоминало замедленное прокручивание взрыва. Вот
желто-зеленые округлые стены доросли до первых окон. В них образовались
дыры, которые тотчас начали затягиваться от краев к середине прозрачной
пленкой. Стены выше изгибаются, сходятся, образуя купол.
Через четверть часа на берегу высились три дома. Два соседних срослись
стенами. Приблизившись, астронавты через респираторы гермошлемов уловили
наполнивший воздух смолистый аромат. Ксена, подойдя, ткнула пальцами в
стену. Пальцы провалились, оставили дыру - стена была еще рыхлая,
клейко-вязкая, наподобие сосновой живицы.
Заглянули внутрь. Из купола уже свисала, нарастая вниз
колонна-сталактит.
- Вот что значит тридцать три процента углекислоты в воздухе, - сказала
Ксена, - да обилие света и влаги. Рекорд фотосинтеза!
- Да, но... почему мы, собственно, приняли эти растения за дома? -
задумчиво молвил Дан. - Так и рост бамбука недолго истолковать как способ
выращивания удилищ. Мало ли что может расти здесь, в чужой, развивающейся
по своим законам природе.
- Это наблюдение упрочило наше решение воздержаться, не спешить с
докладом, - резюмировал голос Дана. - Да, вид домов делал их
подозрительными на разумность. Но зато картина их роста была куда более
подозрительна на естественность. И мы не сообщили об этом - только о
благополучной посадке, начале работ.
Через несколько часов дома созрели, их стены приобрели твердость и
гладкость пластмассы.
7. ВЫСШИЕ ПРОСТЕЙШИЕ
В этот полуторасуточный день они "утрамбовали площадку"; расширяли зону
наблюдения, вели съемки, повторяли замеры и анализы. Искали и новое, но
безуспешно. На трех ближних островках архипелага Ксены (Дан как старший
своей властью присвоил ему такое название) все было такое же, вплоть до
единственного вида встретившейся и там растительности: домов - где
одиночных, а где зарослями - "поселками".
Снова надвинулась долгая ненастная ночь. Снова поднимались из моря,
плясали в дождевых струях фиолетовые пятна. Астронавты засняли их
широкоспектральной и селективной оптикой, просмотрели ленты. В разных
участках спектра пятна выглядели различно по форме и размерам, но во всех
- расплывчато.
Чтобы проверить вчерашний феномен, Ксена и Дан заплывали в море за
повторными пробами воды, подбирались к местам скоплений призраков.
Подтвердилось: Ксена добывала "живую" воду, а Дан - обычную. Они ничего
не могли понять. В истории предшествующих экспедиций на иных планетах не
встречалось ничего похожего.
Ксена высказалась смутно, что-де вот это обстоятельство... наличие
благодатной для жизни атмосферы, тепла, света, влаги, почв - всех условий
- при отсутствии, собственно, жизни за исключением одной какой-то странной
формы... оно ведь и само по себе выглядит искусственно? Дан выслушал,
согласился: "Да, возможно. И что? Какие выводы?"
А какие из этого могли быть выводы!
- Так бы мы, наверно, долго еще тратили силы и время впустую, если бы
одно из Высших Простейших не пожелало познакомиться с нами поближе, -
сказал Дан.
- В общих чертах - а в их мышлении, да и в облике общее явно
преобладало над конкретным - они разобрались в нас еще по наблюдениям в
первую ночь. Высшие Простейшие - это и были те фиолетовые пятна в струях
дождя, размытые тепловатости, сгустки жидкой, но очень быстро
организующейся в структуры нервной ткани, искрящиеся обитатели глубин...
словом, Амебы. Так мы их назвали потому, что в редкие моменты, когда они
превращались в тела с очертаниями, то походили на полупрозрачных амеб,
каких мы видим в капле воды под микроскопом, с той же изменчивостью
очертаний, только метровых размеров.
Высшие Простейшие... Мы должны говорить о них как о существах, потому
что можно считать установленным: у каждого такого сгустка наличествует
индивидуальность и интеллект. Возможно, это единственное, что все они
устойчиво имели. Обитали они не во всем море, а только в тех его областях,
из которых Ксене удавалось добыть "живую" воду, а мне нет. Так получилось,
снисходительно объяснили мне "туземцы", из-за того, что мужское и женское
психические поля имеют разные знаки: мое, мужское, деформировало эти
области, а Ксенино - нет... Такие "живые" области были их общей базой,
средой размножения и погребения останков, ассимиляции и диссимиляции,
общей матерью, местом дифференциации, развития, слияния - если выделить из
названных понятий чувствуемую суть, суммировать ее и взять среднее, то
выйдет в самую точку. У них во всем так, у этих милых ВП, из-за примата
общего над конкретным - четкие понятия не в ходу.
Любопытная Амеба наблюдала за мной, когда я перед рассветом последний
раз заплыл в море, и решила привлечь к себе внимание. Я как раз погрузился
метров на десять...
Кадры на днище-экране: среди темной воды засветились контуры огромной
"амебы" с десятком ложноножек и бесчисленными ресничками. Призрачное тело
меняло окраску по радужной гамме: из фиолетового сделалось синим, потом
зеленым, оранжевым, желтым (при этом в центре тела наметилось пульсирующее
ало-оранжевое сгущение), перешло в малиновое, вишневое,
сумеречно-тепловое, исчезло совсем, снова появилось серой тепловатостью и
принялось листать цвета в обратном порядке.
Одновременно Амеба "объяснила" мне, что так Она подбирает свечение,
максимально соответствующее чувствительности моих глаз. После переходов
тело ее приобрело апельсиновый цвет - и это было началом взаимосвязи
ощущений.
Процесс нашего общения с Амебами был своеобразен: часть того, что они
сообщали, мы видели внутри их нервного студня, то, что должно звучать, мы
слышали. Информацию же незрительного плана и умозаключения мы...
"вспоминали" - с отчетливостью недавно пережитого. Или - особенно это
касалось предлагаемых ими идей и выводов - нас "осеняло". "Озаряло", как
после долгих своих поисков и трудов. Надо ли говорить, что при этом мы
нередко принимали и сомнительное, спорное, как то, в чем уверены,
выношенное свое. Требовалось огромное напряжение ума, чтобы как-то отсеять
от действительно своего, противостоять мыслью их мысли. Увы, к этому мы
оказались вначале мало готовы!
- По этой части они были далеко впереди, - включилась Ксена. -
Настолько впереди, что нам довелось наблюдать и "материализации мыслей"
Амебы - правда, в воде. У них это называлось иначе, проще: овеществление
представлений... "Называлось"! Все названия опять-таки привнесены нами по
чувственному восприятию их нерасчлененных на четкие понятия мыслей; мы как
бы догадывались, что они "хотели сказать". Для них расчленение, понятийная
дифференциация - лишь ступени перед тем самым овеществлением мыслей. И
вообще они все сводили к различным степеням напряжения мысли: малое
напряжение - это расплывчатое, преимущественно эмоциональное мышление,
среднее - понятийное, предельно высокое - овеществление. Ну, а какое же
разумное существо будет сверх меры напрягаться, утомлять себя! Умный в
гору не пойдет... Тысячелетия назад они умели концентрировать усилия мысли
и для овеществления представлений на суше, в воздушной среде. Но в воде
все получалось куда легче... впрочем, все это мы узнали потом. В первом
общении речь шла преимущественно о нас, а не о них.
- Да... - снова вступил Дан. - Когда тело Амебы приобрело оранжевый
цвет, я "вспомнил", что передо мной Высшее Простейшее, один из жителей
планеты, - и иных на ней нет. Да, еще "вспомнил" я, тогда своей нелепой
выходкой с саком я помешал этому ВП перечислять наперегонки с другим
простые числа высоких порядков: игра, в которой они соревнуются второй
десяток здешних лет. Из-за меня эта Амеба сбилась, последнее крупное число
назвала соперница.
Затем я неожиданно для себя ударился в воспоминания: о себе, о нашей
экспедиции, вообще о людях, о Солнечной системе, Земле, о ее геологической
истории, развитии жизни... Быстро, ярко, беспорядочно я припоминал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг