могут вместиться более крупные объекты и произойти - за внешне малое время
- более долгие события.
Во-вторых, на границе областей, с разными h создастся НПВ, Неоднородное
Пространство-Время. Особенностью его будет наличие силового поля чисто
математической природы. Действительно, смысл приведенной выше
дифференциальной ф-лы для силы F в том, что между отстоящими на Дг друг от
друга в пространстве и на Дt во времени участками есть не равный нулю
избыток действия ДS:F= ДS/ДгДt При этом если ДS= S2-S1=0, то в обычном
мире силы f нет. Но в НПВ для равных между собой S1 и S2 мы вправе
написать это выражение так:
FНПВ=S2/Дr2Дt2 - S1/Дr1Дt1 (2)
При этом, поскольку по закону (1) произведения в знаменателях Дr1Дt1 и
Дr2Дt2 не равны между собой, то сила F - а следовательно, и силовое поле -
будет!
Так как в квантовой электродинамике с h наиболее явно связаны
электрические заряды и электрическое поле, то в переходной зоне НПВ оно и
будет таким".
Из брошюры д. ф.-м. н. В. В. Пеца "К теории материи-действия.
(Обобщение на случай временного кванта h)".
Невысокий плотный мужчина в темном пальто с поднятым каракулевым
воротником, в пегой пыжиковой шапке неспешно шагал через заснеженное,
изрытое ямами поле. Позади остались девятиэтажные корпуса жилмассива,
слева виднелись дощатые заборы и одноэтажные дома среди голых деревьев,
справа дымящейся серо-стальной лентой вилась в сторону города река
Катагань. На этом берегу ее, на разбитом обледенелом шоссе ревели
самосвалы и грузовики.
Ему тоже следовало бы добираться по шоссе, так объяснили: шагайте, пока
не упретесь в проходную. Но там было шумно, противно: под ноги смотри, от
машин уворачивайся - и оглядеться некогда. Валерьяну же Вениаминовичу на
первый раз хотелось именно осмотреться внимательно и не торопясь;
впоследствии, он это понимал, такая возможность, появится не скоро.
Поэтому он как слез с автобуса, так и повернул прямо в поле.
Заблудиться он не мог, ориентир был перед глазами: шесть пар цеплявшихся
за тучи голубых аэростатов по краям да четыре, еще выше их, в центре,
держали незримый издали проволочный шатер. Сам Шар на фоне серого зимнего
неба был виден смутно - только темнело его ядро и темная щетина далекой
лесополосы за ним была в этом месте как бы вмята. Сначала Пец шел по
нетронутому снегу - благо неглубокому, в ботинки не набивался; затем
набрел на тропинку среди ям.
Впереди по правую сторону нервно фырчал канавокопатель, дальше рабочие
с помощью автокрана выкладывали в нитку трубы. "А работы-то
развернулись",- с некоторой ревностью отметил он.
...Не без душевного трепета - хоть и останавливаясь, чтобы не спеша и
внимательно обозреть местность, стараясь не особенно глазеть издали на то,
что видел на многих снимках,- но не без душевного тем не менее трепета
приближался Валерьян Вениаминович к объекту, работами в котором ему отныне
надлежало руководить. Поднявшаяся после укрощения Шара шумиха поначалу
задела Пеца только краем, приятным краем. Его теория была упомянута в
сообщении ТАСС и, более развернуто, в статьях центральных газет. (Не
обошлось и без курьезов: одна газета, не разобравшись, известила мир, что
Шар создан катаганскими инженерами по теории и замыслу профессора Пеца).
Его тощая ротапринтная брошюра была немедленно перепечатана в одном
научном и двух научно-популярных журналах. Ученый совет Саратовского
университета выдвинул его кандидатуру в члены-корреспонденты Академии
наук, и на днях он узнал, что избран единогласно. Были и звонки из
редакций, приглашения выступить по радио и телевидению, приезжали на
кафедру и домой брать интервью... Словом, было все, что еще лет десять
назад доставило бы ему искреннее удовольствие.
Но главное было не это. Главным было то, что его "теория" - в уме и
сейчас именовал он ее именно так, в кавычках,- его игра ума, на которую он
не тратил много сил, подтвердилась. И еще как! "Ну, а этому-то ты рад?" -
спрашивал он себя. И как ни копался в душе - выходило, что не очень.
Скорее, было не по себе, проявлялась озабоченность: не породит ли это
проблем больше, чем разрешит?.. Потому что проявил себя слепой случай,
стихия:
блуждал в просторах Вселенной сгусток уменьшенных квантов, увлекаемый и
отталкиваемый разными сочетаниями электрических полей туманностей и звезд,
оказался вблизи Земли, потом - вблизи какой-то прорехи в слое Хевисайда, в
прошлом году активного Солнца они были часты. Попал в атмосферу,
приблизился к почве, начал куролесить. Точно так Шар мог оказаться вблизи
Венеры, Плутона, Марса, у иной звезды... Слепая стихия, от которой никогда
не знаешь, чего ждать!
За пятьдесят пять лет жизнь изрядно помотала Валерьяна Вениаминовича,
не раз переворачивала его с боку на бок, роняла с высот в каменистые
низины. У него были основания не любить стихии. Беспризорник, потерявший в
20-м году родителей, затем детдомовец, он бедовал со страной и рос со
страной. Только выправился, окончил рабфак, затем институт, начал
достаточно, чтобы одеться и есть досыта, зарабатывать,- война. Командиром
взвода связи на Западном фронте, который был чем угодно, только не
фронтом, попал в окружение в болотах Полесья, а затем, больной и
истощенный, и в плен. Пропадал за колючей проволокой; немного придя в
себя, бежал; был пойман, доставлен обратно ("в состоянии пониженной
трудоспособности", как сказано в сопроводительной бумаге немецкой полевой
жандармерии) и отправлен в спецлагерь Вестербрюкен "на обработку". С двумя
заключенными бежал и оттуда, на сей раз удачно. Пробрался в оккупированную
Белоруссию, нашел партизан, голодал и мок, подрывал и мерз, убивал и был
ранен.
Кончилась война, вернулся в физику. Но из-за пребывания в плену к
серьезным экспериментальным работам не дали допуска; путь был открыт
только в теорию.
Как ни странно, но именно в теории поля, отвлеченной тогда области
матфизики, у него прорезались способности, получились результаты - так что
в этом случае стихии вроде бы вынесли Валерьяна Вениаминовича на хороший
путь.
Успех, впрочем, был умеренный: кандидатская диссертация и место
ассистента на кафедре физики в Харьковском технологическом. К тому же
началась кампания "русского приоритета". Он был самый что ни на есть
русский и всегда "за" - но ершист, горяч, верил в немедленную
справедливость, не страшился вступать в спор, в том числе и с начальством,
и на рискованные темы. Декан факультета обвинил его, что в диссертации он
протащил реакционную общую теорию относительности Эйнштейна и
идеалистические взгляды Дирака, а заодно - используя фамилию и не совсем
рязанскую внешность Валерьяна Вениаминовича:
прямой нос, черные в то время волосы, крутой, выразительной лепки лоб,
четкий подбородок - ив том, что он скрывает свою национальность. Уволили.
Пец подал в суд. Суд после разбирательства склонялся восстановить.
Тогда декан встал и сказал:
- Товарищи, у нас закрытая тематика. Как мы можем держать на кафедре
человека, который дважды бежал из лагерей?!
За что Валерьян Вениаминович, поддавшись порыву (опять стихии!), тут же
в кровь разбил ему физиономию, тем доказав, что держать такового Пеца на
факультете действительно не следует.
Уехал с женой в Алма-Ату, где с научными кадрами было туго и к
тонкостям не придирались. Там написал докторскую диссертацию, преподавал,
прошел по конкурсу на заведование кафедрой в пединституте в Самарканде,
перебрался туда. Он был лекарством для души - древний, видавший все и
переживший все, мудрый и скептический Восток. Валериан Вениаминович
отошел, увлекся горным туризмом, древнеиндийской и древнекитайской
философиями и даже полюбил, наконец, свою теоретическую деятельность -
скорее всего за отрешенность ее от жизненной суеты. На суету уже не
доставало ни охоты, ни сил.
Теория пространств с меняющимися квантами h была его увлечением
последних лет, сначала в Самарканде, потом в Саратове, куда пришлось
перебраться из-за ухудшившегося здоровья жены. Он строил эту "теорию"
дома, после лекций и кафедральных дел, строил для себя, для души, не
рассчитывая на признание и резонанс; даже приговаривал, адресуя себе
слова, кои в "Ревизоре" городничий высказал зарвавшемуся Держиморде: "Не
по чину берешь!" Действительно, не по "чину" ему, скромному
провинциальному профессору, была эта сверхидея для корифеев. Но что
поделать, если она пришла в голову именно ему и если в работе над ней он
более всего чувствовал себя человеком! С результатами он знакомил только
немногих людей, чье внимание ценил. Один из них, доцент кафедры
астрофизики Варфоломей Любарский, хоть и оспаривал многое, но все-таки
подбил Пеца размножить рукопись на университетском ротапринте: не
пропадать же работе!
Корнев в разговоре со Страшновым, пожалуй, напрасно аттестовал теорию
Пеца как "сумасшедшую". То есть применительно к самим идеям может быть и
так, но по отношению к автору ее - ни в коей мере. Напротив, эта теория
выражала совсем другие черты Валерьяна Вениаминовича: основательность и
скептицизм.
Взгляд, что "мировые постоянные" не всегда и не всюду постоянны,
безусловно, излишне волен для присяжного физика и преподавателя - но для
материалиста-диалектика естественен: все меняется. Основательность же
вообще была созвучна натуре Пеца; недаром и в художественной литературе он
наиболее ценил сочинения великих 'романистов, умевших так развернуть,
исследовать и исчерпать тему, что другим ничего не оставалось прибавить.
По этой же причине, когда начала приобретать сторонников в физике идея
"материи-действия", он не устремился вместе с другими - в жажде
опубликоваться и снискать - на верхние этажи строящегося здания новой
теории, а начал придирчиво простукивать у этого здания фундамент и стены:
а глубоко ли? а прочно ль? а не выйдет ли, как прежде-пока этажей мало,
идея-фундамент держит, а как нагромоздится большое скопление фактов и
несогласующихся выводов - трещина, авария, обвал? Кризис физики. И ничего,
хорошо даже, что его обобщение на случай переменного кванта пока не
злободневно: можно работать спокойно, не насилуя мозг и душу гонкой,
подгонкой и сиюминутным соответствием. Когда-нибудь и эта проблема
всплывет, окажется злой. Потомки скажут спасибо.
Валерьян Вениаминович и в мыслях не держал, что проблема окажется злой
при его жизни. Да еще так всерьез. Ну пусть бы обнаружили в галактических
просторах, в звездах какие-то там спектральные феномены, кои только и
можно объяснить через изменение кванта h; или в сверхускорителях что-то
такое мелькнуло... И того, и другого хватило бы за глаза и для признания,
и для шумихи, для избрания в Академию - и, главное, ни к чему особенному
не обязывало бы. А тут: громадный Шар, с одной стороны, опасный
катастрофами, а с другой - пригодный для устройства в нем целого НИИ...
Вот что всегда настраивало Пеца против стихий, так это отсутствие у них
чувства меры.
II
Задумавшись, Валерьян Вениаминович не сразу осознал, что шагает с
некоторым усилием и наклонясь вперед, будто поднимается в гору. Он
остановился, огляделся: да, теперь он шел в гору, хотя минуту назад
никакой "горы" перед ним не было. Серо-желтые дома массива переместились
вниз, снежное поле накренилось; два ближние аэростата грушевидно
исказились и нависали над ним.
Пец вернулся метров на пятьдесят назад, наблюдая, как все
восстанавливается в горизонтальной плоскости и в обычных пропорциях: снова
зашагал к эпицентру, туда, где снежное поле разлиновали косые штрихи и
столбы проволочной изгороди. Вскоре он ощутил, что в корпус ему ударяют
время от времени мягкие, но плотные порывы ветра, а земля под ногами
слегка покачивается. "Порывы - это перекачка, понятно. А почву что
шатает?..
Внешний ветер отдувает аэростаты, смещает сеть и Шар - и меняется
вектор гравитационного поля?.. Но почему около Шара искривляется поле
тяготения?!
Не понимаю".
Валерьян Вениаминович поднял голову, следя за стальным канатом,
уходившим откуда-то справа в серую мглу. "Этот инженер остроумно придумал
- заэкранировать Шар сетями и держать его, как бычка на веревочке. Но что
ни говори, а его сети экранируют предсказанное мною электрическое поле без
заряда, от переходной области НПВ. С этим полем у меня здорово получилось,
есть чем гордиться! Другие свойства пространства-времени с меняющимися
квантами предугадать легко, любой бы дошел, а вот поле, обнаруженное по
знаменателю формулы,- это не на поверхности. Высокий теоретический класс!"
У него поднялось настроение.
Изгородь приблизилась. Пец прочитал фанерное объявление на столбе:
ВНИМАНИЕ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА!
Проход строго воспрещен! За нарушение - штраф
Рядом за колючей проволокой ззияла метровая дыра. В нее и вела тропинка.
Валерьян Вениаминович пригнулся и осторожно, чтобы не зацепить пальто,
пролез. "Исторический момент,- иронично отметил он.- Первооткрыватель Шара
проникает в Шар".
Распрямился, сделал шаг; его качнуло. Пец остановился, осмотрелся - и
почувствовал головокружение. Мало того что оставшиеся позади дома, шоссе,
река оказались глубоко внизу и как-то расплылись, сделались
туманно-серо-желтыми, но и снежное поле впереди, еще секунды назад
поднимавшееся в гору, теперь загибалось вниз - чем дальше, тем круче. Ушло
вниз и далекое ярко-оранжевое игрушечное зданьице в два этажа, с
сарайчиками-ангарами возле, со строящейся поодаль кривой кирпичной трубой
и фигурками рабочих около. Справа и слева местность тоже заваливало.
Валерьян Вениаминович стоял, будто на пятачке, на вершине. Он сделал шаг,
другой - и чуть не упал. Идти было невозможно: это для глаз все впереди
уходило вниз, а искривленное в сторону Шара тяготение выворачивало
местность по-прежнему "вверх", на подъем. Зрительные ощущения Пеца
вступили в болезненный спор с чувством равновесия: глаза заставляли корпус
откидываться назад, а для шага надо было податься вперед.
"Что за чепуха! - Пец двинулся, сердясь на себя,- Ходят же люди, вот и
тропинка - а я что за цаца!"
В этот момент дунул ветер. Воздух шатнул Валерьяна Вениаминовича,
взметнул порошу; качнулась под ногами тропинка. Он увидел, как предметы по
стронам заколыхались, будто были погружены в прозрачное желе. "Ну и ну..."
Он сделал еще несколько шагов, балансируя руками. Снова качнуло местность.
Поле перед ним с каждым шагом запрокидывалось круче. "Все правильно, я
прохожу область краевых искажений".
Но он ее не прошел, эту область. Тело взмокло, желудок вел себя
самостоятельно, ноги дрожали, сердце замирало - все признаки укачивания.
Пец опустился на' снежный холмик: пейзаж вокруг сразу выровнялся, сделался
почти нормальным. "Ну, ясно,- он снял шапку, подставил ветру разгоряченную
голову,- у почвы кванты почти обычные, а чем выше, тем они мельче,
искажения сильнее. Здесь хорошо бы иметь глаза на ногах..."
Через минуту он пришел в себя, встал. Впечатление было необыкновенно
сильным! он будто воспарил над накренившейся и завернувшейся краями вниз
местностью. Пришлось обратно сесть.
Валерьян Вениаминович чувствовал растерянность и унижение. "И стыдно, и
смешно, и ноги не идут... первооткрыватель! Еще покачивания эти - неужели
нельзя было жестче натянуть канаты?.. И ведь я все фокусы НПВ понимаю. До
чего, оказывается, ничтожно мое теоретическое знание, если по ощущениям я
переживаю то же, что пережила бы забредшая сюда корова! Да корове и легче
бы пришлось-у нее четыре ноги, глаза ниже. Что же мне, к подчинённым на
четвереньках добираться?!"
Он рассердился всерьез, поднялся, глядя только под ноги. "Ну, хватит,
возьми себя в руки, директор! Хорошо еще, не видит никто.
Я действительно знаю, что все это иллюзии неоднородного пространства,
нет здесь ни провала, ни подъема. Я знаю и больше, что необязательно знать
в однородном мире: пространство вокруг меня и во мне, во всем - мощная
упругая среда, воспринимать как реальность надо не пустячные
неоднородности в ней - домики, поле, деревья, канавы - а его самое.
Пространство-время. Я в нем - как рыба в воде. Ну, вперед!"
Он зашагал - сначала балансируя руками, потом ровнее, спокойней.
Обморочно покачивалась окрестность, кривлялись контуры строений,
изгибалось поле... Но реальность была вокруг и в нем, основная,
постигаемая рассудком реальность.
Вскоре идти стало почти так же легко, как и перед Шаром.
"А что? - сказал себе Валерьян Вениаминович, отирая платком лицо.-Ты
полагал, что если прошел войну, сделал научную карьеру и сочинил теорию,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг