делам. Разумеется, в такой ситуации они и думать не могли: потратить
несколько земных часов на участие в похоронах главного инженера.
Появление Пеца в комнате Васюка не вызвало у инженеров заметных чувств.
Анатолий Андреевич только кивнул ему издали - может быть, несколько
глубже и замедленнее, чем обычно - и снова уперся руками в края кульмана,
нахмурил лоб, устремил глаза на эскизы. Буров подошел, поздоровался и
после немногословного мужского выражения чувства скорби сообщил, что
заключение они как раз отправили вниз, .на перепечатку. В основном, ничего
нового сверх выводов, к которым они вместе с Валерьяном Вениаминовичем
пришли еще утром, в нем не содержится. Но... но! - некоторые повреждения в
системе никак нельзя объяснить ни аварийным пробоем, ни падением кабины на
крышу: - во-первых, оплавленное оргстекло купола, во-вторых, снятые -
обычным способом, путем отвинчивания винтов и отщелкиванием затворов -
задние панели корпуса автомат-персептрона, и в-третьих, самое серьезное:
из схемы автомата удалены предохранительные реле и блокирующие микросхемы
- одни выломаны, другие вынуты из гнезд. Чего-то такое там Александр
Иванович делал... В заключение они эти факты не внесли, будучи уверены,
что Валерьян Вениаминович так решил бы и сам: Корнева это из гроба не
поднимет, а малокомпетентным официальным лицам даст повод для придирок,
кои ничем не помогут - и даже напротив. Пец задумчиво кивнул. Что же до
восстановления системы ГиМ, сразу перешел на другую тему Буров, то - с
учетом опыта эксплуатации, всех последних усовершенствований - легче и
дешевле сделать ее заново, чем ремонтировать. Там ведь нагромождали идею
на идею, а теперь пойдет в дело только самое проверенное; так гораздо
проще и быстрее. У Виктора Федоровича едва ли не вышло, что оно и к
лучшему - выход из строя старой несовершенной системы. Прямо он это не
сказал, но в интонациях что-то проскользнуло.
Ничего не ответив на его вопросительный взгляд, Пец вошел в
просмотровый зал. Увидев его, Варфоломей Дормидонтович остановил проектор
(на экране замер кадр с оранжевой звездой, окутанной плоским, слабо
светящимся шлейфом), подошел, душевно пожал руку:
- Его всем нам будет не хватать, Валерьян Вениаминович. И другого
такого мы не сыщем...- Вздохнул, помолчал и заговорил деловым голосом: -
Что же до состояния работ, то... мне лично оно напоминает состояние Европы
после второй мировой войны: масса разрушений - но тем самым и масса
возможностей для реализации новых идей, новых архитектурных проектов,
которые иначе бы остались на бумаге. Витя вам говорил о своих замыслах?
- Нет,- буркнул Пец.
- Ничего, еще расскажет... А вот, Валерьян Вениаминович, не угодно ли
полюбоваться,- Любарский указал на экран.- Думаете, это планетообразующая
звезда? Как не так, это планета, выбрасывающая из себя вещество! Только
снята при сильно ускоренном времени, поэтому ее тепловое излучение
выглядит светом. Понимаете, выходит, что между планетами и звездами в этом
отношении нет принципиальной разницы! Не хотите ли посмотреть дальше?
- Не сейчас,- качнул головой директор. (И этот отрешен, наполнен
Меняющейся Вселенной; и ему не поворачивается язык сообщить о
надвигающейся оттуда космической буре. Да и время еще терпит). "Энтузиасты
науки, куда к черту, приносящие себя в жертву Познанию Вселенной! Чем вы
лучше военпреда Волкова, готового распяться в интересах обороны?
Ограниченность, ограниченность - даже когда она прикидывается широтой и
жертвенностью... Не лучше ли ничего не приносить в жертву: ни вселенскую
отрешенность земной суете - ни ее вселенскому образу мыслей? Уметь
охватить рассудком и чувствами все - от Вечной Бесконечности, в которой
обитаем, до мелких забот о телесной жизни...
И без натуги, главное, охватывать все в действиях и переживаниях. Это -
легко сказать! Кто сумеет? Корнев не смог. Эти? Они, похоже, уже по ту
сторону, что и Корнев, хоть и на иной лад. Я? Только в мыслях, а в делах,
в жизни не лучше других. Выходит, не по силам это людям? Наш удел быть
игрушками стихий и ни черта ни понимать? Или, что не лучше,
драматизировать развенчание иллюзий, открытие истин - вплоть до
самоубийства?.."
Взгляд Пеца упал на взъерошенного Мишу, который выходил и вернулся
сейчас с кипой кассет. "У этого хоть была своя причина не участвовать в
похоронах..."
Директор подозвал его, извинился, что не помнит имени-отчества.
- Михаил Аркадьевич Панкратов,- сухо представился тот.
- Не родственник академика Панкратова?
- Нет. И самоубийцы Шиммеля тоже.
Малый дерзил, чтобы не потерять лицо: обжегся на Корневе. Самоубийца
Шиммель - это из Ремарка? К таким выпадам Пец привык - наравне с
подобострастием.
"Все-таки книги читает, молодец". Не познакомит ли его Михаил
Аркадьевич со своей установкой? Познакомить с действием установки, ответил
тот, сейчас невозможно, поскольку она паразитировала на системе ГиМ,
которая разрушена.
Можно только рассказать идею, показать, что получается.
- Пожалуйста.
Они перешли в комнату мастерской, где стояла установка. Основное - это
конденсаторы НПВ, объяснил инженер, достав из стола металлические
цилиндрики с округлым керамическим дном и игольчатым электродом внутри. Их
помещали вблизи нижней границы "полевой трубы" системы ГиМ; когда ее поле
концентрировало крутую неоднородность, то и между электродами в цилиндре
получалась такая же: по краям кванты в тысячи раз крупнее, чем вблизи иглы.
Для сохранения этого после снятия поля ГиМ достаточно было удержать
такую же напряженность внутри цилиндрика, для чего хватает батарейки.
Далее конденсатор, в котором оказывается физический объем порядка многих
кубометров, можно вместе с батарейкой перенести куда угодно. Если потом
убавлять напряжение, то микропространство как бы выходит вовне, в обычное,
выпирает крутым градиентом неоднородности. А тот может разрушать любые
непроводники. Направление и угол градиента регулируются вот этими и этими
электродами установки... Затем Миша показал образцы с дырами, которые Пец
видел вчера.
Валерьян Вениаминович слушал, смотрел, кивал, все давно поняв. Он снова
был - который раз за последние дни - потрясен до панического смешения
мыслей.
- А что произошло бы, если б от вашего заряженного неоднородностью
"конденсатора" отсоединился провод батарейки?
- А с чего бы ему отсоединиться? - опасливо покосился на него инженер.-
Клеммы под винты, схема без соплей.
- А все-таки? Выскользнула клемма, оборвался провод при переноске -
мало ли что.
- Ну... разрушение предметов вокруг. Только это маловероятно. Он и
сейчас не понимал, что изобрел ту самую "пространственную бомбу", этот
молодой, да ранний Миша, не состоящий в родстве с академиком и
самоубийцами. Лишь почуял возможный нагоняй за рискованные опыты. Он и не
думал ни о какой бомбе:
способ конденсации НПВ, накопление больших физических пространств в
малых геометрических объемах - интереснятина! Да и сам Пец, не наведи его
сегодня бдительный военпред на эту тему, не в первую и не во вторую, а
разве что в десятую какую-нибудь очередь задумался бы о разрушительных
свойствах таких НПВ-конденсаторов. Ведь здесь столько применений: не
только стены дырявить, но и туннели сквозь горы... автобус в карман
поместить можно... да что говорить! И в то же время: НПВ-бомба. При
надлежащем заряде любой город в пыль обратит. Все верно.
Он поставил инженеру "недурственно", посоветовал провести теоретические
расчеты, не тянуть с заявкой и статьей - и отпустил с миром. А сам
поднялся на крышу.
Здесь было прибрано, почти ничего не осталось от хаоса обломков, который
он видел утром. Кабина и электроды, падая, снесли ограду, лебедку и
западную часть генераторной галереи. На краю площадки в той стороне теперь
торчала только лампочка на шесте, тускло освещала ближнюю часть крыши.
Непривычной была пустота и первозданная темнота вокруг и вверху: не
тянутся к ядру освещенные прожекторами канаты и кабели, не белеют в выси
электроды и колбаски аэростатов... От кабины осталось лишь пилотское
кресло, с которого так удобно было наблюдать делающееся в MB; его вырезали
автогеном вместе с частью шасси, поставили в середине крыши.
Первые минуты Валерьян Вениаминович ходил по площадке, как по кабинету,
ничего не замечая: приводил мысли в порядок. Вся история с изобретением
Панкратова настолько быстро и слитно прошла перед его глазами, что он в
самом деле почувствовал себя наблюдающим - наверху, в кабине ГиМ - слитный
интеллектуально-эмоционально-вещественный процесс на какой-то планете. В
этом процессе несущественно было наличие определенного специалиста - с
фамилией, внешностью, беременной женой, обидой на главного инженера, как
несущественно было конкретное воплощение оборонных опасений в
полковнике-инженере Волкове, а административного начала в директоре по
фамилии Пец. Все могло быть не так - и не только в деталях, а вообще у
завросапиенсов или мыслящих крабов. Главным было утверждение себя - новой
мыслью, ревностным исполнением служебного долга, т. п.; а еще более
главным - что не могла не реализоваться созревшая идея-возможность:
сначала в изобретение, а затем, влекомая жаждой выгод и опасениями утрат,
и в различные преобразующие мир действия. "И ведь в сторону рыхления
опять-таки преобразующие, рыхления и образования пустот - мирные или
военные применения, все равно. Действительно заложено это в нас, выходит?"
Ладно. Валерьян Вениаминович вспомнил, что поднялся сюда не для
отвлеченных размышлений. Сел в пилотское кресло, разложил на коленях
графики Иерихонского, приготовился работать. В ядре Шара тускнело
фиолетовое зарево "мерцаний".
"Итак, эта заблудившаяся Метапульсация в 17.10-17.15 выпятится в барьер
на северо-западе. Вон там. Может сместить и нижние слои Шара - а этого
допустить нельзя, в них башня. Хрупнет она, как сухая палка, несмотря на
стометровую толщину и три слоя - для НПВ все равно: что бетон, что картон.
Стало быть, в момент этих родовых схваток материи надо бы перетянуть
сеть в противоположную сторону, на юго-восток. Или заранее?.. Нет, это
нельзя, сами башню сломаем. А в каком состоянии сеть в месте выпячивания?"
Справился по снимкам: с дырами. "Значит, первую заплату туда. А выдержат
ли канаты, они и так натянуты струнами?.. Нет, держать и не пущать - это
не то. Не лучше ли другой вариант, гибкий - сыграть с Метапульсацией в
поддавки? Перед ее выпячиванием осторожно поднять сети и Шар над башней
аэростатами. Метров на пятьсот... на высоту башни то есть. Пусть Шар
побесится в высоте. А потом опустить. Ох, нет, это сложно: надо
дополнительные аэростаты, чтобы поднимать ровно, не свалить башню, надо
одну сеть перевести под него... а то ведь выскочит заволновавшийся Шарик и
тю-тю. Не управимся в три нулевых часа".
"Постой...- Он всмотрелся в графики: ломаные кривые в опасном месте
подходили к краю не одним выбросом, целой серией.- Плохо дело. Тут с одной
Метапульсацией не придумаешь, как управиться, а с каскадом их... Ведь это
космические вздохи-всплески: чуть слабее дунет - ничего не произойдет,
чуть сильнее - гнилыми нитками лопнут канаты, рассыплется башня. И Шар
тю-тю... А расчет Иерихонского весьма приблизителен".
...И снова лик Вечной Бесконечности посветил на крышу, на сидевшего там
человека сизо-голубым овалом Вселенского шторма с яркими бело-синими
вкраплениями. Валерьян Вениаминович откинул голову к спинке кресла,
поглядел, смежил глаза, улыбнулся устало и грустно. Ему не надо было
смотреть - помнил:
- Первоначальный туман разделяется на рябь вытянутых всплесков-струй; в
них завиваются вихревыми светящимися кляксами с рваными краями
протогалактические воронки:
- от усиливающегося незримого напора времени-действия ядро вихря бурлит
протозвездами; затем и они разделяются на ядро-звезду и рукава
протопланетного газа; - кадр-год, кадр-год - и рукава стягиваются,
сгущаются в пульсирующие лохматые горячие тела; они
стынут-тускнеют-уплотняются, высасывают из окрестного пространства
первичный туман и рои метеоров; на немногих планетах отделяется твердь от
вод, воды от атмосферы, формируются материки и острова...
...и все это Процесс Разделения.
Затем перевал через максимум напора струй и - под горку - Процесс
Смешения.
Красивое и яркое возвращение в Ничто.
"Боже мой,- думал Пец,- сейчас там возникают мириады существ, любящих
более всего свою жизнь и оценивающих все с этой позиции. В миллионах точек
пустоты теплится и разгорается разум - охватывает мыслью больше
пространства, чем можно увидеть, больше времен и событий, чем можно
прожить, больше возможностей, чем удастся реализовать. Что это, зачем?
Возникают и рушатся цивилизации, миры, созвездия меняют свой вид... А я,
туземный вождь мелкой шараги на третьеразрядной планетке, сижу и
рассматриваю все с ничтожнейшей точки зрения: как бы от этих процессов не
лопнула сеть и канаты".
Валерьян Вениаминович вдруг понял, что ему стыдно; даже погорячели щеки.
Свечение Метапульсации накалилось и стало сникать.
"Почему стыдно-то? От двойственности? Раздираюсь между великим и
смешным, как корова на льду... Да нет же, все не так! От одного только
представления обилия миров - мерцающих точек в MB, эпох, цивилизаций
существ, которые
снуют-живут-плодятся-радуются-ужасаются-находят-теряют-познают-забывают и
так далее... уже ясно, что не может быть это ничем иным, кроме как
заблуждением. Мы - разумные подробности неразумных процессов, Корнев прав.
Под видом одного - другое. Но тогда - мои заботы и действия тоже
заблуждение? Какое же я вынашиваю "другое" под видом "одного"? А простое,
почтенный Вэ-Вэ: сохранить от разрушений вверенную тебе шарагу - откуда
может хлынуть поток новых знаний, который взрыхлит, завьюжит и, в конечном
счете, разрушит мир. Поняв первичную суть стремлений, ты все равно
следуешь иллюзорнейшему из них: чтоб было хорошо. Счастье, порядочек и
лафа.
Заблудшим простительно, знающему стыдно".
Он сложил бумаги, поднялся, спустился в коридор - и направился прямо к
лифту, не зайдя в лабораторию MB, не сообщив ее деятелям ничего. "Успею".
III
В приемной по-прежнему было пусто, только дверь корневского кабинета
приоткрыта; оттуда доносились голоса. Директор узнал тенорок референта (он
все так именовал по старой привычке своего зама Валю, хотел проследовать
дальше, но услышал слова: "Пец будет против" - и задержался у тамбура.
Интересно стало, против чего это он будет против.
- Да почему против? - басовито возразил другой голос. (Иерихонский,
узнал директор).-Ты в курсе всех дел и будешь вполне на месте, какого
рожна ему надо! "Действительно",- подумал Пец.
- А вот будет - и все, я точно чую,- снова мелодично отозвался
референт.- Вроде и конфликтовали с ним, и все делаю... а не по душе я ему,
и все.
"Разве? - мысленно усомнился директор.- А вообще говоря..."
- Ну, Валя, по душе, не по душе - это, знаешь, из области тонкой
химической психологии. Так кадровая политика не делается. Я считаю, что у
тебя все шансы. Ты Корнева чаще других - особенно последнее время -
заменял? Заменял.
Справлялся? Вполне. Без тебя и Хрыч зашился бы, как миленький... Имеешь
ученую степень, стаж. труды, партийность. Нет, я уверен, что место
главного за тобой, только не теряйся. А на Хрыча, если станет ерепениться,
и нажать можно. Слишком уж мы на него и Сашеньку молились; Да и не станет
он... ну, поершится немного, а потом махнет рукой. Он же не от мира сего.
"Хрыч - это я,- понял Валерьян Вениаминыч.- Вэ-Вэ, папа Пец, Хрыч... У
меня кличек не меньше, чем у коммунальной дворняжки!"
- Ты потише,- приглушил голос референт,- его кабинет напротив.
- Нет его там, я заглядывал. И смотри, что получается,- увлеченно басил
Иерихонский.- Ты - на вакансию главного. На твое место нашу зверь-бабу
Малюту Скуратовну. Уж кто-то, а она в оргвопросах и координации собаку
съела - так?
- Ага, а на ее место - тебя? Понял. А я думаю, чего это Шурик заботится
о продвижении начальства!
- Нет, а что же!
Оба рассмеялись.
Валерьян Вениаминович тихо прикрыл двери, направился к себе. На душе
стало тускло. Не было космического отчаяния Корнева - освободившаяся
вакансия.
Люди-волны: родиться, выдвинуться и умереть. Мчат по времени мириады
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг