Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Васюк-Басистов и Ястребов, отвернувшись (все-таки директор, неудобно),
держались друг за друга, содрогались и только что не рыдали от хохота.
   Любарский аплодировал, кричал: "Браво, фора, бис!" Корнев висел на
Бурове, глядел на Валерьяна Вениаминовича счастливыми глазами, просил,
стонал:
   - Папа Пец, еще... еще разок, а?
   - Ну, чего вы, чего? - озадаченно бормотал тот.
   - Теперь я понял, почему он так взъелся на буровский преобразователь! -
радостно орал астрофизик.- Вам же медведь на ухо наступил. Валерьян
Вениаминыч, милый!
   - Прямо уж и медведь - Потом они спорили, пререкались. "Нет, но зачем
это, зачем?;" - кричал Герман Иванович. "А эти - зачем?" - возглашал в
ответ Любарский, указывая на звезды над головой. "Эти понятно, природа. А
вот в Шаре зачем?.."
   - Валерьян Вениаминович,- доказывал Пецу Буров,- а этот способ стоит
применить и к обычной вселенной. Ведь если в ней есть области с НПВ...
   - О, нет, майн либер Витя,- ответствовал тот,- мало областей с НПВ,
надо иметь сильный барьер, где возникает электрическое поле от этого... от
знаменателя. В нашей маленькой Галактике Млечный Путь... ин унзере
кляйнхен Мильквеггалактик диезе нихт геен... это не пойдет,- Валерьян
Вениаминович неожиданно для себя перешел на плохой немецкий и обращался не
к Бурову, а к шедшему слева Корневу.- Диезе нихт геен!..
   - Папа Пец,- отозвался тот,- ты меня уважаешь? Дай я тебя поцелую!
   - Нет, но зачем!?.
   - "Кому повем печаль свою?.."
   Тянуло холодом от реки. Светили звезды. Где-то содрогалась в родовых
схватках материя, мелькали эпохи и миры. Они шагали, смеялись, пели,
спорили - люди, сделавшие дело,- и Вселенная салютовала им галактиками.
    
 
 

                                 ГЛАВА 18

 
                              ОТЧАЯНИЕ ТОЛЮНИ
 
 
   Жил долго. Одной посуды пересдавал - страшное дело. Если бы всю сразу,
то хватило бы на машину и дачу. Но поскольку сдавал малыми порциями. то
всякий раз едва хватало на опохмелку.
 
   К. Прутков-инженер. Опыт биографической прозы 
 
   Хроника шара. 1) На место Зискинда (и по его рекомендации) был принят
заслуженный строитель, действительный член Академии строительства и
архитектуры, автор проектов многих административных зданий, лауреат и
прочая-прочая Адольф Карлович Гутенмахер. Деятельность свою он начал с
того, что отселил из смежных с кабинетами директора и главного инженера
комнат наладчиков радиоаппаратуры из команды Терещенко, а на
освободившейся площади создал роскошные туалетные комнаты с ваннами. За
одну земную ночь, в порядке сюрприза. Когда же озадаченные руководители,
явившись на следующее утро, заметили ему, что это он, пожалуй, перебрал,
Адольф Карлович лирически склонил к правому плечу красивую седую, с усами
и бородой "а ля Ришелье", голову:
   - Ах, Валерьян Вениаминович и Александр Иванович! Вы по малости своего
руководящего стажа и не представляете, насколько выигрывает авторитет
руководителя от того, что подчиненные не видят его у писсуара или, боже
упаси, со спущенными ниже коленей штанами. Даже не говоря о быдловатых
номенклатурниках, от земли, от гущи, кои без этого и без персональных
машин, в принципе, неотличимы от дворника Васи,- но и людям высокого
полета:
   академикам, научным руководителям - тоже надо немного корчить из себя
небожителей...
   Житейский и строительный опыт Адольфа Карловича равнялся его
словоохотливости; чувствовалось, что он многое мог бы порассказать на эту
тему. На Пеца же и Корнева со всех сторон напирали дела - они без лишних
слов смирились. Впрочем, поскольку в течение земных суток в кабинетах
обретались (с правом главнокомандования) не только они, но и Люся Малюта,
Любарский, Бугаев, Б. Б. Мендельзон и сам Гутенмахер - все командиры,
новшество не приобрело оттенок советской ясновельможности; к тому же
твердо постановили, чтобы каждый убирал за собой. А практичный Корнев,
поняв склонность нового архитектора, заказал ему соорудить при
гостинице-профилактории "Под крышей" финскую сауну и римскую терму - с
номенклатурным шиком, но и с хорошей пропускной способностью; за что тот с
удовольствием и взялся.
   2) ...Тем более что ушедший Зискинд предвидел правильно: строительные
дела в Шаре начали затихать, его преемнику оставалось превращать
"незавершенку" в "завершенку". Разворачивались дела ремонтные: годы и
десятилетия, мелькавшие наверху за месяцы, неумолимо брали свое - от
арматуры в стенах, от покрытий, от труб, от лифтов... от всего. Поскольку
же самый "ведьминский шабаш"
   (определение Люси Малюты) творился на уровнях выше тридцатого:
испытания, эксперименты, моделирования,- то работники "низа" (Бугаев,
Приятель, Документгура, главэнергетик Оглоблин) с грустью убеждались, что
обеспечение ремонта выстроенной башни требует не меньше усилий, чем ее
возведение.
   3) Отдел кадров готовился к торжественным проводам в августе на
заслуженный отдых первых своих ветеранов. Кандидатами были бригадир
Никонов, очень уж вошедший во вкус работы наверху, и Герман Иванович
Ястребов, который, поступив прошлой осенью на работу в Институт
пятидесятипятилетним, намотал к июлю пятьдесят девять с половиной
зарегистрированных посредством ЧЛВ лет; реально же ему было наверняка за
шестьдесят.
   4) Варфоломей Дормидонтович, поддержанный Буровым, пробил обе свои
идеи: о боковых смещениях "электрической трубы" в системе ГиМ и о
"пространственных линзах". По их проекту мастерские изготовили
дополнительные электроды, кои команда "ястребов" привесила к новым
аэростатам, подсоединила к кабелям и изоляторным распоркам генераторов;
теперь предстояло все это испытать.
   5) Пец ввел - для теоретических обобщений наблюдаемого в MB - понятие
объема события, или "событийного объема". Оно охватывало как
пространственные размеры наблюдаемых событий и явлений во Вселенной, так и
их длительность.
   Это простое понятие было удобно, потому что события в Меняющейся
Вселенной вкладывались друг в друга, как матрешки: турбулентное "ядро" в
свой поток материи-действия, отдельные струи-волны - в это ядро, в них по
достижении должного напора возникали турбулентные события-галактики - и
так далее.
   Теперь для исследователей MB забрезжила возможность не только выстроить
иерархию таких событий (а тем и иерархию причин и следствий во Вселенной),
но и дать им количественную меру; чем Валерьян Вениаминович и поручил
заняться Любарскому.
    
 А вверху, непричастное к обычному, земному, ядро Шара дышало в
метагалактическом ритме, дышало глубоко и ровно.
    
 II
  
 Утро, будничное летнее утро в квартире Васюков-Басистовых.
   Подъем-туалет-завтрак, толчея в прихожей, все спешат к своим делам; а
тут еще погода испортилась, прохладно и сыро, надо все наперед
спланировать...
   Расставание:
   - Значит, договорились: Мишу ты и заберешь?.. И я тебя прошу, Анатолий:
не дави мне на психику своей растительностью на щеках, что много работаешь
и побриться некогда. Я тоже не гуляю. А на щеках у меня ничего не растет
по понятным причинам.
   Дети переглядываются, пересмеиваются: небритая мама, или даже с
бородкой (Анатолий Андреевич, случается, иной раз появляется и таким) -
это было бы интересно!
   Жена Толюни Саша, Александра Филипповна,- врач-горловик, работает в
поликлинике - красивая, уверенная в себе женщина. Анатолий Андреевич ее
любит и благодарен, что она его на себе женила; сам бы он не решился. Саша
его тоже любит и воспитывает. Правда, происшедшее в Таращанске несколько
нарушило установившиеся отношения: для нее оказалось полной
неожиданностью, что ее муж, которого она выбрала для нормальной семейной
жизни, отважился на действия весьма рискованные и, главное, не в интересах
семьи. Но - после переезда в краевой центр, в полнометражную
комфортабельную квартиру все восстановилось: получилось, что и это было в
интересах семьи. Они никогда не говорят о том эпизоде.
   ...Не говорят - но Саша помнит. Особенно момент, когда она самым
решительным образом преградила Анатолию путь к водонапорной башне, к
скобам, схватила за рукав, повысила до крика голос. И - неожиданно
получила затрещину. По левой щеке. При детях. "Ну, ты!.." - сказал ей
Толюня. (Или "Ну, ты, сучка!"?..
   Нет, для такого он, пожалуй, слишком интеллигентен, "сучка" осталось в
интонациях. Но смысл был такой.) Более всего Саше запомнились не слова, не
интонация, а лицо мужа, освещение сбоку багрово-пыльным солнцем: отрешение
и спокойно-гневное. Это был не муж, не в том состояло его назначение в
жизни:
   какой-то совсем иной человек. Он будто носком ботинка отшвыривал ее и
детей ради чего-то более главного. Настоящего, Первичного. И она на миг
действительно почувствовала себя не то сучкой, не то рабыней, готовой все
претерпеть и повиноваться.
   Об этом не говорили, Саша и детям внушила, что ничего такого не
происходило, им показалось. Толюня был прежним, тихим, покладистым, делал
все по дому, ходил в магазин, отдавал зарплату. Но она знала, что он может
быть совсем иным - и иногда, преимущественно к ночи, ей хотелось, чтобы
Анатолий оказался тем, иным. Днем же Саша понимала, что это не для быта -
разговаривала с мужем несколько покровительственно, наставительно:
сохраняла позиции.
   Прощальный осмотр: кто как застегнулся, завязал шнурки. Чмок-чмок -
расходятся. Жена провожает в школу Линку - это ей по дороге. Номинальный
глава семьи отводит в садик Мишку, это ему по дороге.
   Они шагают по тихой улочке, соединяющей жилмассив с троллейбусной
трассой; здесь, в трех кварталах, среди одноэтажных частных домов высится
здание с Зайцем, Волком и Чебурашкой на кирпичных стенах - Мишкин
детсадик. По случаю сырой погоды мама заставила Мишку надеть яркий плащ и
новенький берет.
   Миша - пятилетний румяный и красивый (в маму) мальчик; плащ и берет
набекрень ему очень идут. Он с ревнивым вопросом посматривает на редких
встречных: оценивают ли они, какой он симпатичный? Анатолию Андреевичу
тоже приятно, что у него растет хорошенький и бойкий пацан, приятно
чувствовать его теплую ладошку в своей руке - и держать ее покрепче, когда
Мишке захочется проскакать на одной ножке или пройтись по бордюру.
   Яблони за заборами гнутся от обилия плодов, вся улица напитана запахом
спеющих яблок. Туман осел на листьях и ветках бриллиантовыми капельками.
   - А вчера в мертвый час Витька, мой сосед справа, уписался,- сообщает
сын.- Лариса Мартыновна потом поставила его в круг и сказала: "Смейтесь
над ним, дети, он писун!" Было так весело!
   - Что, и ты смеялся?
   - Ага!
   - А давно ли ты сам писал в постель? Если не ошибаюсь, на прошлой
неделе?
   - Ну, пап...- Мишка явно недоволен таким поворотом темы.- Это же было
ночью!
   - А какая разница?
   - Как какая? Ночь же длинная.
   На это Анатолий Андреевич не находит, что возразить. Помолчав, все-таки
говорит:
   - Ты так больше не делай. Ничего смешного здесь нет. Ваша
воспитательница сглупила. Это... ну, неблагородно, понимаешь?
   Путь короткий, вот и садик. Сыну направо, отцу прямо. Прощаясь, Мишка
смотрит снизу вверх шкодливыми глазами:
   - Па, а можно, я скажу Ларисе Мартыновне, если она опять что-нибудь не
так... что она - глупая?
   - М-м... нет. Я сам с ней поговорю потом. Дети не должны делать
замечания взрослым.
    
 Все, интермедия обычной жизни кончилась. Последняя мысль по пути к
троллейбусу, что зря он так отозвался о воспитательнице. еще ляпнет Мишка
что-нибудь на свою же голову. Эта шкура Лариса Мартыновна благоволит к
детям только тех родителей, которые дарят ей к календарным (а иные и к
церковным)
   праздникам шампанское и коробки дорогих конфет; он этого не делал, не
сделает, да и Саша тоже. Не те у них достатки.
   Остановка. Троллейбус по-утреннему переполнен. Но все набившиеся в него
едут в Шар - теснятся, находят место и для Толюни. Кивки знакомым,
поскольку с рукопожатиями в такой давке не развернешься. И - начался,
сперва в мыслях, переход от предметно-конкретного обычного мира к
настоящему.
   ...Еще недавно он жил только в обычном. Хорошо, что теперь это не так.
Да, у него там жена, дети, знакомые, связи и обязанности - но никогда, с
самого детства, он не был там действительно своим.
   Он всегда чувствовал себя маленьким, незначительным - меньше и
незначительней всех знакомых и близких, уверенно-однозначных, точно
знающих, чего они хотят и чего опасаются, а также способы достичь одного и
избежать другого. Он уступал им в хватке, в напоре и активности. Да что о
них - перед своими детьми он чувствовал себя не совсем уверенно...
   "Смирный Толюня", "тихий Толюня", "Толюн не от мира сего" - эти
определения следовали за ним с юных лет. Задумчивый худощавый подросток,
который всем уступал, не ставил на своем, не доказывал своей правоты, ни
тем более - силы. Он отдавал товарищам книги, которые хотел бы сохранить
для себя, и отступался от девчонок, которые нравились ему. Родители,
друзья-доброхоты, а позднее и жена - все журили его за
покладистость-уступчивость, за то, что он пасует перед нахальными
дураками, изворотливыми пролазами, что не использует для успеха свои
способности и прилежание. Он огорчался выговорами, даже соглашался и
обещал, но больше огорчался не течением жизни своей, а тем, что вынуждает
волноваться и переживать за себя других. Для него самого было изначально
интуитивно ясно: дело не в том. Не нужны ему житейские успехи. Не хотелось
так жить, вот и все. И не потому, что слаб, робок, неспособен, нет -
просто ощущал он за своей житейской малостью-незначительностью большой и
мощный спокойный поток бытия. В этом была его сила - жертвенная,
несделочная сила: готовность пойти туда и сделать то, куда не пойдут и
чего не сделают люди, слишком уж знающие цену себе и своей шкуре.
   Таращанская катастрофа, а затем работа в Шаре и в лаборатории MB все
расставили по местам. Анатолий Андреевич понял то, что раньше только
чувствовал: не он мал - это его окружающие велики и значительны для себя,
лишь потому что отграничили из бесконечно-вечного, глубинно-мощного мира
свой, очень крохотный и поверхностный "мирок связей"; да и уверенность-то
их держится на том, что они ничего сверх него знать не хотят... Или просто
боятся узнать? И покой души его возрастал.
    
 Конечная остановка. Все вываливающиеся из трех дверей троллейбуса и
взгляда не бросят на апокалиптическую картину искаженного пространства
окрест и над головами - скорей к своим проходным. Толюнина "А, Б, В"
крайняя слева.
   Окошко табельщицы - показать пропуск - отбить на бланке в электрочасах
время прихода - вернуть, получить и сунуть в карман запущенные ЧЛВ -
турникет щелк-щелк - в зоне.
   ...Утренняя пульсация: втягивание Шаром и башней людей из
конкретно-предметного мира в себя - их действий, сил, знаний, энергии,
идей, чувств, мыслей. Вечером будет противоположная: откат, возврат. Все -
как там, в ядре, в MB. Все события одинаковы, только кажутся разными.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг