решенных предыдущих,- ничего не оставалось, как карабкаться на новый холм.
Это всегда выручает, движет всеми нами: больше пройдено, меньше
осталось...
Меньше осталось! Как будто может остаться меньше в соревновании
конечного с бесконечным.
ТРИ АКСИОМЫ КОРНЕВА: 1) У нас достаточно места, чтобы сделать все как
следует; 2) у нас достаточно времени, чтобы сделать все как следует; 3)
(появлению ее предшествовал визит в Шар представителей Министерства
стройматериалов и конструкций, во исполнение той прощальной идеи Зискинда:
их она тоже пленила, они на все согласились, все обещали - уж когда
везет, так везет): у нас достаточно средств, чтобы сделать все как следует.
...Прав оказался мудрый Зискинд, молодой, да ранний Юрий Акимович: не
для архитектурных совершенств предназначалась башня, не для технической и
коммерческой выгоды - хотя возводили ее, казалось, для этого. Но и неправ,
скажем это, забегая вперед, оказался Юрий Акимович на все 100%: стоило,
очень стоило ему не пороть горячку, дождаться возникновения новых идей в
Институте - хотя бы только этой одной.
Всю следующую неделю НИИ НПВ лихорадило как никогда. И Бугаев не мог
пожаловаться на Альтера за сбои в грузопотоке или на Люсю Малюту за плохую
координацию; равным образом и прораб монтажников товарищ Бражников не мог
заявить протест, что прораб высотников товарищ Плотников при
попустительстве начплана перехватил материалы, переманил людей и т. п.
Претензии негде было высказать, так как научно-технические совещания не
собирались; их и не имело смысла высказывать, ибо все делалось по
распоряжениям сверху - в прямом и переносном смысле слова: директор и
главный инженер всю эту неделю ниже двадцатого уровня не спускались.
Даже жене Пеца Юлии Алексеевне пришлось на эти дни перебраться в башню,
на самую верхотуру - кормить и обихаживать супруга, а заодно и всю честную
компанию: Корнева, Любарского, Васюка-Басистова, Бурова, Ястребова -
стихийно образовавшийся штаб проекта. Многие из часто сменявшихся
монтажников и наладчиков не знали, что эта улыбчивая простая женщина -
жена их директора, член-корреспондентша, думали, что она для того и
находится на крыше, чтобы обращаться к ней по обиходным делам: "Мамаша,
как насчет чайку?", "Мамаша, зашейте..." и т. п.
Толчея идей, толчея людей - турбуленция... Грузы неслись наверх. На
экранах координатора, показывающих, что делается на крыше, в лаборатории
MB и экспериментальных мастерских, искрилось расплывчатое, трудно
поддающееся контролю мельканье. Проектировщики гнали чертежи для
двенадцатого - уже! - варианта системы электродов и экранов. Лаборатория
моделирования, спешно развернутая в конференц-зале. Проверяла в
ваннах-бассейнах конфигурации алюминиевых лепестков, отбраковывая девять
из каждого десятка.
...Поднимался на крышу, распространяя аромат сигары, Бор Борыч
Мендельзон, доказывал весомо, что одними полями они не совладеют с
барьерами неоднородностей, слишком широк диапазон величин квантов. Под
влиянием его сочинили компромиссный вариант - с механическим перемещением
наблюдательной кабины внутри "полевой трубы". Он погиб в расчетах,
получалось слишком инерционно для того спрессованного до масштаба
"год-микросекунда" времени, с которым предстояло работать.
- Все-таки самым безынерционным прибором является электронная лампа,-
задумчиво молвил Толюня, когда мудрили-гадали, как быть.
И - сначала в воображении, затем в расчетах, чертежах и модельных
прикидках - начал утверждаться образ полутора километровой "электронной
лампы" с кольцами и лепестками выжимающих пространство, ускоряющих время,
выравнивающих и управляющих электродов и экранов. Только вместо стекла ее
ограничивали баллоны аэростатов. Кабина должна была, раз поднявшись,
зависнуть в полутора километрах над крышей, а все регулировки времени и
расстояний (они уже без содроганий употребляли эти понятия) будут делаться
из нее поворотами ручек, нажатием кнопок и клавиш.
...То Варфоломей Дормидонтович начинал смущать народ, что-де они зря не
предусматривают заранее возможность поперечной регулировки НПВ - для
сноса, слежения. "Верно: и всего-то потребуется легкая система над
верхними электродами, несколько дополнительных!" - поддерживал его Буров.
"Нет,- осаживал обоих Пец,- сейчас могут пойти в дело только упрощающие
предложения, а не усложняющие. Прекрасная идея, но... имейте терпение, мы
к ней вернемся". Валерьян Вениаминович старался держать вожжи как можно
крепче - иначе обилие инициативы понесет, запутает, опрокинет все.
Наконец приступили к сборке. Громоздкие генераторы Ван дер Граафа не
умещались на крыше; для них создали кольцевую галерею. Там же разместили
станцию зарядки аэростатов. Смонтированные боки электродов цепляли к
баллонам, поднимали над башней, где - согласно 1-й аксиоме Корнева - места
было достаточно. Издали верхушка башни теперь походила на малыша с
шариками, собравшегося на первомайскую демонстрацию.
Точность монтажа проверяли пробными включениями, а возросшую
неоднородность между электродами - бросанием туда разных мелких предметов.
Последнее у работающих на крыше даже превратилось в не слишком корректную
забаву:
швырнуть вверх, в обведенное белым кругом электродов пространство
чью-то (разумеется, не свою) туфлю или пластиковую каску - ив нескольких
метрах над головами ее бесшумно разрывало в клочья, затем и клочья - в
пыль.
Казалось невозможным, что там под напряжением в миллионы вольт уцелеет
кабина и люди в ней.
За земную неделю, которую длилась эпопея создания системы ГиМ, для
работавших наверху минуло примерно по году: для творческих работников
побольше, для исполнителей поменьше. Биологически и по ЧЛВ - год, а
психологически все-таки семь дней, в которые они выполнили громадную
интересную работу. Никакими бухгалтерскими комбинациями, ни законными, ни
сомнительными, невозможно было оплатить сделанное людьми. Да и счет шел не
на заработок, не на производственные заслуги - все были охвачены порывом,
чувствовали себя чудо-богатырями. Спроси самых рядовых монтажников, зачем
они вкалывают во всю силу, выкладываются, они затруднились бы ответить -
настолько само собой разумелось, что если у человека есть мозг и руки,
знания и мастерство, то для исполнения таких проектов.
...Пошел последний этап: развертка и свертка. Вся система, увлекаемая
аэростатами, вытягивалась на полтора километра вверх, к черному ядру,
подергивавшемуся мутью "мерцаний". Выглядела она блистательно и дико - как
в предутреннем сне интеллигентного пьяницы, по определению Корнева:
сверкали в свете прожекторов конусами сходящиеся в перспективу алюминиевые
дуги электродов, стеклянные чаши высоковольтных изоляторов растягивались
между ними гирляндами, выстраивались в многоугольные фигуры керамические
распорные балки, матово лоснились серые бока аэростатных баллонов, от
натяжения капроновых тросов вокруг кабины веерами растопыривались
выравнивающие пластины. Извивались, тянулись ввысь, как змеи у факиров,
синие толстые кабели; пели лебедочные моторы, выпрастывая канаты; вблизи
медных шаров генераторов Ван дер Граафа круто искажалось пространство,
шипел тлеющий разряд.
Кабина ушла вверх без людей. Все стояли на крыше, задрав головы.
Ястребов покрутил шеей, сказал: "Действительно, не дай бог - приснится..."
И было пробное включение. По мере увеличения поля на нижних электродах
кабина вместе с несущими ее аэростатами съежилась сначала до игрушечных
размеров, затем и вовсе сошлась в точку - и исчезла, не удаляясь. Когда
поле ослабили, она так же внезапно, за секунды, возникла из ничего,
разбухла до прежних размеров, оттесняя баллонами и прозрачными гранями во
все стороны чистую черноту пространства.
Все выходило по расчетам.
ГЛАВА 17
"ДЕВЧОНКУ ЗВАЛИ ДЕЗДЕМОНА"
Пьянство - самая распространенная в России форма демократии и
социального протеста. Самый распространенный в ней способ борьбы за
экономическую справедливость - воровство.
Записки иностранца, XIX век.
Все выходило по расчетам, все было правильно: к ядру должна протянуться
"электрическая труба". Громадная - из тех, что порождают молнии,-
напряженность поля в ней сделает распределение квантов очень крутым и,
соответственно, дистанцию до MB короткой. Внутри "трубы" по
пространству-времени будет сновать, не сдвигаясь с места, кабина с
наблюдателями... И тем не менее в последний час приготовлений Пец и Корнев
избегали разговаривать, даже смотреть друг на друга, чтобы не выдать своих
чувств. Оба вдруг утратили уверенность. "Что за нелепость, как это можно
убрать пространство - да еще исчисляемое килопарсеками! - подумывал
Валерьян Вениаминович.- Теория теорией, но..."
Корнев суетился, что-то проверял, приказывал, прогонял с площадки
лишних, шутил и - чего за ним прежде не замечалось - сам первый смеялся
своим шуткам. А Пец стоял на краю, смотрел вниз, на дикий пейзаж вокруг
башни - с навеки застывшим багровым солнцем, опрокинутыми домами и
замершими машинами - и желал лишь, чтобы все скорее осталось позади: успех
- так успех, провал - так провал. Никогда он не думал, что может так
трусить.
- Ну,- произнес наконец Александр Иванович шатким голосом,- кто в бога
не верует, детей осиротить не боится... прошу! Карета подана.
Сказано это было так, для куража, потому что заранее решили, что в
первую вылазку отправятся трое: он, Пец и Любарский.
На площадке у контрольных приборов остался Толюня. Возле лебедок с
инструментами дежурили Ястребов и два его помощника. У оградки на краю
крыши стояла Юлия Алексеевна. На кольцевой галерее похудевший, с опавшими
щеками Буров хлопотал у генераторов.
Они поднялись в кабину (которая тоже изрядно усовершенствовалась со
времени первых путешествий). Любарский занял кресло у телескопа - он,
астрофизик, играл по-прежнему роль главного наблюдателя. Пец сел поближе к
экранам - ассистировать. Корнев устроился у пульта ПВР -
пространственно-временной регулировки; рядом с ним, по правую руку была
панель буровского светозвукового преобразователя.
За полчаса, пока развертывалась по высоте система и кабина выходила к
верхней отметке, не было произнесено ни слова. Варфоломей Дормидонтович
время от времени подавался туловищем к окуляру, смотрел, откидывался к
спинке кресла. Пец регулировал настройку на экранах, где клубились в
разных участках спектра пятна и мельтешили точки нового цикла "мерцаний".
Корнев следил, как по сторонам располагаются электроды и экраны системы
ГиМ; вверху они очертили ребристым светлым кольцом круг тьмы с синевой и
вихриками, по бокам огородили кабину стеной с продольными прорезями... но
воспринимал все с оттенком нереальности, будто телевизор смотрел.
Наконец покачивания прекратились. "Подъем весь",- молвил Корнев,
вопросительно взглянув на астрофизика. Тот нагнулся к окуляру: по
известным ему признакам он хотел выбрать "вихрик", который бы дошел до
крайней - звездной - стадии галактической выразительности.
Признаками было скорее нарастание яркости и смещение спектров на
экранах вправо, к жестким лучам.
- Валерьян Вениаминович,- негромко сказал Любарский,- подстрахуйте меня
на правых экранах. Если за секунды переходит от ультрафиолета на ближний
рентген, это - кандидатура.
Минут пять сосредоточенного молчания.
Только Корнев нетерпеливо поворачивался то к телескопу, то в сторону
экранов.
- Эта подойдет? - спросил Пец.
- М-м... нет,- мотнул головой астрофизик,- велика скорость сноса, не
угонимся. Надо такую, чтобы шла на нас.
- Долго вы еще будете возиться? - не выдержал Корнев.
- Но мы же не сами их делаем, Александр Иванович,- кротко заметил
Любарский.
Пец хмыкнул. Напряжение в кабине спало.
- Ага! - изменившимся голосом сказал астрофизик.- Это, похоже, она. Как
у вас, Вэ-Вэ?
- Вижу на всех экранах,- сказал Пец.- Яркость нарастает.
- Давайте помалу, Александр Иванович. Старайтесь больше временем, чем
пространством.
- Сейчас...- Корнев склонился к пульту.- Не ошибиться бы для начала.
Включаю.
Он медленно вводил напряжение на верхних и нижних электродах. Валерьян
Вениаминович почти чувственно представлял, как кабину с ними
спрессовываемая полями неоднородность выталкивает, выносит наверх, в
микроквантовое пространство, в MB. И точно: кольца белых электродов,
смутно белевшие над куполом, стали быстро расширяться - и сгинули в
темноте. Они остались, какими и были, понимал умом Пец, это съежилось
пространство-время внутри; кольца теперь охватывают не десятки метров, а
миллиарды километров.
Одновременно вверху Меняющаяся Вселенная, вот только сейчас еще
представлявшая собою обозримую взглядом область волнующегося светлого
тумана с вихревыми вкраплениями, разрасталась во все стороны над куполом,
разрасталась величественно и прекрасно. Туман таял, очистившееся
пространство открыло головокружительные дали: мириады галактик мерцали и
роились там, будто снежинки у фонаря!
Корнев наддал еще - и вихревое "мерцание" в центре неба, на которое
нацелил кабину Любарский, стало стремительно надвигаться и расти. Сначала
это было вьющееся - блестящей воронкой в черной воде - переливчатое
свечение; от него отделился и сносился влево завиток. По мере
нарастания-приближения исчезало впечатление потока с круговертями - образ
вихря становился трехмерным, застывшим. Вот сплошное свечение его
разделилось, начиная от середины, на множество колышущихся и мигающих в
сложном ритме черточек: пошла стадия звездообразования. Теперь сверху
надвигался пульсирующий звездный шар с размытыми краями, который обнимали
три далеко уходящих в черноту, искривленных и нестерпимо блистающих рукава.
- Временем больше, Саша, временем. - приказывал и молил Варфоломей
Дормидонтович.
Тот подбавил поля: черточки наверху из голубых стали белыми,
сократились до ярких точек. Вращение вихря прекратилось. Галактика,
трехрукавная спиральная галактика надвигалась на купол из тьмы
несчитанными миллиардами звезд, необычным, ни с чем не сравнимым светом
озаряя обращенные к ней лица троих.
- Стоп! - сказал Пец (у него сильно билось сердце).- Что на приборах,
Саша?
- Еще не исчерпали и половины возможного: на электродах "Время" по
четыреста пятьдесят киловольт на каскад, на пространственных - по пятьсот
киловольт.
Двинула дальше?
- Давайте,- поддерживал Любарский.
- Только помалу, с паузами после каждой сотни киловольт,- дополнил
директор.- И... не более восьмисот на каскад.
Корнев тронул рукоятки, стрелки киловольтметров поползли вправо.
Электрические поля наращивали и напрягали незримый "пространственный
шприц", который теперь прокалывал почти весь барьер неоднородности. Вне
"шприца"
физические расстояния от них до башни соизмерялись с галактическими.
Кабина в верхнем кончике электрической "иглы" воткнулась в MB, в Галактику.
Кабина входила в галактику - и та теряла образ цельного вихря,
растекалась во все стороны необозримо. Унеслось влево ее звездное ядро,
отмахнул за купол один рукав. Вошли во второй - и развернулось вверху
звездное небо, на первый взгляд чем-то даже подобное видимому над Землей.
Как и в обычном небе, здесь тьму разделяла наклоненная и размытая полоса
из множества звездных точек: проекция плоскости вихря, здешний млечный
путь. Яркие близкие звезды образовали характерные фигуры, хотелось даже
поискать среди них Орион, Плеяды, Медведиц, Кассиопею - или, не обнаружив,
дать название здешним созвездиям: вот Паук, вон Ожерелье, Ромб, Кленовый
Лист, Профиль...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг