пей, вся потом выйдет. А здесь... три чашки - и баста.
- Хлорируют сильно, перестраховочно,- отозвался хозяин.- Если несколько
человек умрет от какой-нибудь заразы - скандал на весь Союз. А что хлорка
отнимает у каждого горожанина пару лет жизни, это медикам все равно. За
это их наука не ответственна.
- У них, как у всех, Валерьян Вениаминович.
- Да... Так что же вы не выступили со своим сообщением? Интересно и
стоило.
- А по причине, которую вы и сами заметили: слишком прикладной,
приземленный характер носила конференция. Будто и не из космоса залетел к
нам Шар, будто его на заводе в Мытищах сделали... помните, как та газетка
писала! - и надо эксплуатировать. Не в тон попало бы мое выступление.
- Ну, знаете, в тон, не в тон! Эдак если ждать... Готовьте статью,
дадим в сборник "Проблемы НПВ". Кстати, Варфоломей Дормидонтович,- Пец
поглядел на гостя со значением,- многие делегаты интересовались условиями
работы, перспективами, высказывали намерение перебраться к нам... А?
- Что? - не понял тот.
- Так ведь - займут все хорошие, интересные места. Любарский наконец
сообразил, рассмеялся со вкусом:
- О, Валерьян Вениаминович, да у вас, оказывается, хватка! Не просто
переходи, мол, к нам работать - а затронули самое ретивое научного
работника в современной гонке. Раньше вы таким не были... Астрофизик я,
что мне у вас делать!
- Астро-, тепло-, электро- и тому подобное - лишь приставки к слову
"физик", которое означает, если помните, "исследующий природу вещей". Вы
физик - и с ясным мышлением, широкими взглядами. Нам таких надо... Хорошо,
искушать не буду, но подумайте.
Любарский поблагодарил за чай, вылез из-за стола. Валерьян Вениаминович
на правах хозяина собрал чашки, блюдца, остатки снеди, чтобы, не тревожа
жену (она, наверное, легла), отнести все на кухню. Когда он вернулся,
Варфоломей Дормидонтович, наклонясь над его рабочим столом, рассматривал
что-то в папке.
- Не совсем удачные снимки, но угадать можно,- сказал он Пецу.- Ну-ка...
ага, это галактика из созвездия Рыб, хоть и немного смазанная. А это.-
он взял другой снимок, повернулся к свету,- м-м... скорее всего М-81. Хотя
у той нет такого бокового завитка... Странно!
- О чем вы? - не понял директор.
- Квалифицированный астроном обязан узнавать галактики - во всяком
случае, ближние - как старый морской волк корабли. А с этой у меня осечка,
не могу опознать. Занятно: явно ближняя, снимок крупный, такие все
наперечет. А эта?
О, да у вас здесь их много! Я и не знал, что вы астрономией
увлекаетесь, Валерьян Вениаминович.
Пеца будто по голове ударило. Он как стоял с двумя чайниками в руке,
так и сел на стул, который перед этим занимал гость: челюсть у него
отвалилась, заварка из чайника полилась на ковер. Там, немыслимо далеко, у
рабочего стола, доцент Любарский рассматривал фотоснимки "мерцаний",
сделанные Васюком для его доклада. Валерьян Вениаминович не смог их
использовать:
оказался великоват формат, в кассету эпидиаскопа снимки не всовывались.
Он оставил их в папке.
После первых секунд оглушения все в голове Валерьяна Вениаминовича
начало быстро, даже поспешно как-то, с лихорадочным пощелкиванием
упорядочиваться и яснеть. "Вихревые "мерцания" - это галактики в ядре
Шара. А штриховые и вибрионные...- назвали же! - отдельные звезды,
оказывающиеся близко к нам.
Время "мерцаний" - это время существования там звезд и галактик,
миллиарды и десятки миллиардов лет. Соответственно и (щелк, щелк!) глубины
Шара простираются не на тысячи, даже не на десятки тысяч физических
километров - там сотни тысяч килопарсек! Размеры побольше Метагалактики...
И до самых глубин непрерывно убывает квант действия в переходном слое, до
немыслимо малых величин - иначе не вместилось бы там все ни в
пространстве, ни во времени. Поэтому так и быстры "мерцания" -
галактики-события и звезды-события. Поэтому же... щелк-щелк! - и феномен
непрозрачности Шара, его ядра: попробуй просвети прожектором Вселенную,
просмотри ее насквозь в телескоп, прощупай локатором... попробуй пролети
ее снежинка или дождевая капля! И пучкообразное схождение гравитации от
той же причины. Очень просто:
поле тяготения распределено равномерно вокруг Земли: чем больше участок
пространства, тем больше в него попадает силовых линий. А из-за
неоднородности выходит, что в Шаре даже на высоте нескольких километров
пространства больше, чем в иных местах над целым краем, даже над материком.
Вот он и втягивает силовые линии, собирает их, будто колосья в сноп.
Но...
боже мой!"
Валерьян Вениаминович поставил чайники на пол, провел ладонью по лицу.
Не было никакой радости в том, что он понял. Напротив, было жутко, брала
оторопь. И еще чувствовал он себя бесконечно униженным, просто
уничтоженным.
Природа нашлепала его и поставила носом в угол... И он еще сетовал на
сотрудников, что они-де мало думают над общими проблемами Шара, мельчат -
а сам!.. Лучше вовсе не думать, чем думать так: составил в уме уютный,
кабинетный образ Шара - в самый раз для подтверждения теории и умеренных
практических дел. Когда установили, что до центра не менее сотен
километров, отнесся скептически: что-то больно много намеряли! А как он
позавчера засомневался в сообщении Корнева: уж прямо и тысячи
километров!.. А сотни тысяч килопарсек - не желательно? Ускорения времени
в тысячи, в десятки тысяч раз тоже представлялись ему чрезмерными, их ведь
и практически использовать нельзя.
А ускорения, при которых звезды-солнца, рождаясь и живя там, мелькают
метеорами, а галактики взметываются и рассыпаются ракетами-шутихами,- не
желательно?.. Микросекунды и века, микроны и килопарсеки. 1038 и 10-38
- что природе эти интервалы и числа, меры нашей конечности!
- А вот это я и вовсе не понимаю,- не унимался Любарский.- На полях
пометки "Телеск. Максут., выдержка 0,2 сек.". Что за чепуха! Во-первых,
такие снимки можно получить только на телескопах-рефлекторах с диаметром
зеркал от пяти метров и более. Во-вторых, экспозиция должна быть не две
десятых секунды, а несколько часов. Обычно держат всю ночь, поворачивая
телескоп за небосводом... А эти черточки, которые можно истолковать лишь
как собственные движения звезд в галактике,- такое и вовсе возможно
заметить только за десятки лет наблюдений!.. Валерьян Вениаминович, не
томите мою астрофизическую душу, объясните, что это: имитация,
мистификация?..
- Не имитация и не мистификация,- сказал Пец глухим голосом.- Это
"мерцания". Сняты действительно через телескоп Максутова.
- Вот это да!..- пролепетал доцент, поднял глаза на хозяина, лицо у
того было страшное. Тоже сел, держа снимки в руке.
Минуту оба сидели в оцепенении. Валерьян Вениаминович вспомнил, как
вчера с Васюком-Басистовым и Терещенко поднимался в аэростатной кабине к
ядру.
Поднимался, прямо сказать, как директор, чтобы ознакомиться с новым
участком исследований. принять новый объект. Он и до этого разок наблюдал
"мерцания"
- с крыши, в бинокль. В кабине, когда баллоны подняли ее на полтора
километра, он несколько раз приложился к окуляру телескопа, отлаженного на
автоматическую наводку и слежение... Но и тогда его занимало не
сомнительное сверкание в облаке тьмы над головой, а куда больше: как ловко
организовали механики и инженеры, что за мелькнувшим с метеорной скоростью
светлячком-"вибрионом" можно проследить в телескоп! Дал Васюку задание на
снимки - и вниз, к делам.
"Все было перед глазами - только не трусь мыслью, держись на уровне
своих же идей! Плохо, когда человек не умеет держаться в жизни на уровне
своих сильных идей, лучше ему и не выдвигать такие... Ум мой был далеко, и
я не видел, ум мой был далеко, и я не слышал, - вспомнил Пец
староиндийское изречение, покачал головой.- Не так: ум мой был мелок - и я
не видел".
Валерьян Вениаминович поднялся, раскрыл одежный шкаф, достал рубашку.
- Так. Вы, Варфоломей Дормидонтович, располагайтесь в гостиной, там Юля
вам постелила, отдыхайте. А я поеду, погляжу все это в натуре,- и взялся
за телефон, вызвать машину.
- То есть как?! - Доцент тоже встал - красный, растерянный, гневный.- А
я...
а меня? Да я вас... да я вам завтра яду в чай подсыплю!
И вид у него был такой, что действительно - подсыплет.
IV
Так в ночь с восьмого на девятое апреля завершился первый этап в
исследовании Шара, этап, в котором они нашли то, чего не искали.
...И текла эта знаменательная ночь над Катаганью рекой тьмы и прохлады,
рекою без берегов. Серыми мышками шмыгали по улицам автомобили и последние
троллейбусы. Люди спали в домах, люди видели сны, всхрапывали или стонали
от страсти, люди шли на ночную смену, люди гуляли в обнимку по весенним
бульварам, разговаривали, целовались. Типографические машины с пулеметной
скоростью перерабатывали рулоны бумаги в кипы завтрашних газет, в пекарнях
автоматы быстро выпекали и укладывали в лотки хлеб наш насущный, а также
насущные булочки, кренделя и пирожные.
Отсветил ежевечерний накал верхних уровней ("наконечника") башни,
запасших дневное тепло,- башни, бетонного дерева, выросшего в Шар и
распространившего по земле корни-коммуникации. И мчались по ним - по
шоссе, по рельсовым, воздушным и водным путям - материалы и приборы,
метизы и механизмы, деловые бумаги и продукты... все то, посредством чего
рутинная жизнь - озабоченная, уверенная, целеустремленная - накладывает
лапу на Неизведанное-Необычное, подчиняет его своим нуждам.
А по сторонам от путей и городов лежали степь и горы, река Катагань
вместе с другими потоками впадала в море, оно сливалось с океаном. И над
всем этим:
над городами, реками, степями, горными хребтами, над материками и
океанами, укрытыми тонким одеялом атмосферы с пушинками облаков, над
ночной и дневной частями планеты, разделенными закатно-восходным обручем
терминатора,- плескалась мирами Вселенная! Ходуном ходили туманности,
взбухала галактиками темная мощь пространства, сгущались в них и начинали
ярко пульсировать звезды.
- Где, в Шаре?
И в Шаре тоже.
КНИГА ВТОРАЯ
Не для слабых духом
...Я видел, что происходят факты, доказывающие существование
враждебных, для человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти
гибельные силы сокрушают избранных, возвышенных людей. Я решил не
сдаваться, потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во
внешних силах природы и в нашей судьбе,- я чувствовал свою особенность
человека.
Андрей Платонов "В прекрасном и яростном мире"
ЧАСТЬ III
В ПРЕКРАСНОМ И ЯРОСТНОМ МИРЕ
ГЛАВА 14
НАБЛЮДЕНИЯ ИЗДАЛИ И ПОСПЕШНО
От нуля до бесконечности
Мы проходим все по Вечности.
С бесконечности и до нуля
Мы проходим ею, тру-ля-ля!
Фольклор доведического периода.
Небо было с овчинку, даже с кулачок - звездное небо в Шаре. По мере
подъема оно разрасталось, оттесняло в стороны тьму - или это сами
наблюдатели съеживались в высотах НПВ? - но все равно оставалось обозримым
для взгляда.
Как облако. Только "мерцания" там накалялись все ярче.
Кабина подрагивала на неровно вытравливаемых канатах. Внизу они
раскручивались с барабанов лебедок с бешеной скоростью, но здесь ее
съедало ускорение времени; последним сотню метров они едва ползли. Только
на приборном щите в окошечке цифрового индикатора выскакивали все более
впечатляющие числа: 100 000, 500 000, 800 000 - затем пошли со степенями:
106, 3х106... На предельной высоте ускорение времени составило 1,1Х 107
- время текло в 11 миллионов раз быстрее. За микросекунду Земли (за такое
время электронный луч на экране телевизора вычерчивает половину строки
развертки) здесь можно было произнести небольшую речь.
Но речей пока не произносили. Корнев сидел в правом пилотном кресле
возле пульта управления. Любарский находился в центре, в жестко связанной
с телескопом люльке. Валерьян Вениаминович полулежал в левом кресле
напротив экранов. Они не впервые поднимались к ядру Шара с той памятной
ночи на 9 апреля - как втроем, так и в иных сочетаниях: Корнев - Любарский
- Буров и Васюк-Басистов, Любарский - Буров - Мендельзон, Пец - Любарский
- Люся Малюта... Варфоломей Дормидонтович был теперь не заезжий
астрофизик, а руководитель лаборатории исследований MB; она, потеснив
гостиницу-профилакторий и иные службы, развернула работы наверху, в самом
"наконечнике". Все сотрудники новой лаборатории избегали расшифровывать
предмет своих исследований - видимо, чтобы не пугать других и себя. MB и
MB.
Другие исследуют полупроводники или рентгеновские спектры, а они вот MB
- Меняющуюся Вселенную.
...В эти дни с Валерьяном Вениаминовичем иногда случались приступы
отрешенности. Слушал ли он сетования Альтера Абрамовича по проблемам
снабжения, доклад ли Бугаева о грузопотоке или еще чей-то о чем-то - и
вдруг переставал воспринимать, видел только лицо с шевелящимися губами.
Накатывало: "А там сейчас рождаются и умирают галактики, вспыхивают и
на лету гаснут звезды!.." И подъезжая утром к своему НИИ, он новыми
глазами смотрел на Шар, на купол экранной сети над ним: это Вселенная
разбила шатер подле Катагани, Меняющаяся Вселенная!
Когда на следующее утро после их рискованного подъема к ядру (по ночному
времени не нашли никого, кто бы подстраховал их на крыше у лебедок) Пец на
НТСе в новом зале координатора сообщил о своих с Варфоломеем
Дормидонтовичем выводах о природе "мерцаний" (постеснявшись назвать
открытием то, что месяцы маячило перед глазами), а равно и о вытекающих
отсюда новых представлениях о размерах и структуре Шара,- что-то
пошатнулось в умах всех, дрогнуло. - Мышиной возней на задворках Вселенной
показалась всем их хлопотная ответственная деятельность. Минуты две
командиры башни молчали.
- А что? - молвил Толюня с еще более удлинившимся от восторженного
удивления лицом.- К тому шло!
Корнев хлопнул ладонями по бортам кожаного кресла, звучно, со вкусом
рассмеялся. Все посмотрели на него.
- А мы-то, Анатолий Андреич, мы-то - прожекторами туда светили! Это
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг