Бенедикт Сарнов.
Юра Красиков творит чудеса
----------------------------------------------------------------------
"Пионер", 1969, NN 8-10.
OCR & spellcheck by HarryFan
----------------------------------------------------------------------
"ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ПАПА ЮРЫ КРАСИКОВА..."
Черная "Волга" мчалась по Ленинградскому шоссе. Притормозила перед
дорожным указателем, на котором было написано длинное непонятное слово
"ВНИИФТХИУ", развернулась, вновь набрала скорость и полетела по узкой,
прямой, асфальтированной дороге. Справа и слева темнел лес.
Между деревьями показался фасад огромного современного здания. "Волга"
скользила вдоль него, не тормозя. Автобус с надписью "Служебный" уже
дважды останавливался, выпуская одних пассажиров и беря других, а здание
все тянулось и тянулось...
Проехав его из конца в конец, "Волга" остановилась. Высокий моложавый
мужчина лет пятидесяти вышел из машины и скрылся в подъезде.
Коридор был такой длинный, что по нему надо бы не ходить пешком, а
ездить на мотоцикле. На массивной двери золотом по черному стеклу
сверкнула надпись: "ДИРЕКТОР ВНИИФТХИУ, ДОКТОР ХИМИЧЕСКИХ НАУК,
ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ЧЛЕН АКАДЕМИИ НАУК СССР В.П.КРАСИКОВ".
Человек, приехавший на "Волге", так решительно распахнул эту строгую
дверь, что сразу же можно было догадаться: это он самый и есть - академик
Красиков.
- Аллочка, привет! - сказал академик хорошенькой секретарше. -
Кто-нибудь звонил?
- Елена Николаевна, - ответила Аллочка. - Просила позвонить, как только
придете.
Академик торопливо подошел к одному из телефонов, взял трубку, но тут
же, раздумав, положил ее на место.
- Ладно, потом, - сказал он хмуро, - вызовите ко мне Карташова и
Феднера.
Он прошел в свой кабинет, бросил портфель в кресло, подошел к столу.
Вошли вызванные сотрудники. Один - почтенный, седовласый человек лет
шестидесяти, другой - совсем молодой, с коротким ежиком светлых волос.
- Ключ от семнадцатой лаборатории будет у меня в сейфе! - сказал
академик седовласому.
- Слушаю, Виктор Петрович, - почтительно поклонился тот.
- Ампулу с веществом "Це" я забираю домой!
- Хорошо, Виктор Петрович.
- Вы распорядились, чтобы приготовили портативный контейнер?
- Все готово, Виктор Петрович.
Седовласый подал академику небольшую, но, как видно, очень тяжелую
коробку.
Виктор Петрович отпер сейф, достал оттуда стеклянную колбочку,
наполненную прозрачной жидкостью. Проверив, хорошо ли завинчена
металлическая крышка, он бережно уложил колбочку в контейнер, а контейнер
спрятал в портфель.
- Спасибо, Леонид Карлыч, у меня все.
Еще раз почтительно наклонив голову, седовласый бесшумно вышел из
кабинета.
- Шеф, не томите! - сказал молодой. - Вся эта таинственность вам не к
лицу. Говорите скорее: когда? Завтра?.. А может, прямо сейчас?
- Вы с ума сошли, Коля! Такие вещи так просто не делаются. Я вообще
сомневаюсь, имеем ли мы право...
Он не успел закончить свою мысль, потому что дверь внезапно отворилась,
и на пороге появилась хорошенькая Аллочка.
- Виктор Петрович, возьмите городской!
- Кто?! - раздраженный тем, что его прервали, резко спросил академик.
- Елена Николаевна.
Сразу сбавив тон, академик покорно взял трубку.
- Да?.. Прости, Ляленька, никак не мог... Я был занят... Но я же
все-таки на работе... О господи!.. Ну, и что я должен сделать?.. Об этом
не может быть и речи!.. Ну, Ляля, ну, сама подумай, что ты говоришь!
Завтра у меня ученый совет, потом министерство. А вечером... Ты с ума
сошла! Как я могу отменить ученый совет?!
Академик беспомощно отвел трубку от уха, как видно, пережидая какой-то
очень темпераментный монолог, и страдальчески посмотрел на Колю. Переждав
немного, он снова приложил трубку к уху и заговорил уже в другом тоне,
обретя вдруг удивительное сходство с седовласым, который только что вышел
из его кабинета.
- Хорошо, Ляленька... Я что-нибудь придумаю... Да, Ляленька...
Обязательно, Ляленька... Ну, конечно, Ляленька... Ну, целую тебя!
Швырнув трубку на рычаг, Виктор Петрович мрачно объяснил насмешливо
улыбающемуся Коле:
- Опять мой Юрка проштрафился. Придется поехать в школу, ничего не
поделаешь... Вот что, Коленька! Не будем комкать этот разговор. Тут в двух
словах не скажешь. Приезжайте-ка лучше завтра вечером ко мне домой. Ладно?
Договорились? Ну, вот и отлично!..
Постучав согнутым пальцем в невзрачную, обшарпанную дверь и услышав
обычное "Войдите!", Виктор Петрович испытал вдруг какую-то робость.
"Ну, погоди, мерзавец!" - подумал он, имея в виду своего сына Юру,
непосредственного виновника предстоящего визита.
Однако деваться было некуда.
Виктор Петрович решительно отворил дверь и вошел.
- Здравствуйте, я папа Юры Красикова! - волнуясь, сказал он полной
женщине, сидящей за столом. И оттого, что впервые за много лет его фамилия
прозвучала без имени-отчества, без привычного обрамления из уважительных
эпитетов и высоких званий, волнение его усилилось.
На миг ему даже представилось, что он больше не Виктор Петрович
Красиков, академик, профессор, почетный член Британского королевского
общества, доктор "Гонорис Кауза" Принстонского университета и все такое
прочее... Он снова Витя. Ему тринадцать лет. Он получил двойку по алгебре
и потерял дневник.
Женщина, сидящая за столом, сказала:
- Каждый день! Каждую минуту! Каждую секунду мы с ужасом ждем
какой-нибудь очередной выходки Красикова!
Услышав свою фамилию в таком необычном сочетании слов, Виктор Петрович
испуганно втянул голову в плечи. Он уже окончательно забыл, что речь идет
не о нем, а всего-навсего о его сыне, что Юрка - тоже Красиков.
- Так трудно переводить школу на новые рельсы, - продолжала женщина,
сидящая за директорским столом. - Это ведь был не обычный урок. Впервые в
нашей школе урок географии на английском языке. Вела его практикантка,
студентка из государства Зимбабве... И вот на этом ответственнейшем уроке
ваш Юра берет в рот лезвие безопасной бритвы и делает вид, что хочет его
проглотить!..
При этом сообщении Виктор Петрович в ужасе закрыл глаза.
- Если бы это произошло на моем уроке или на уроке другого нашего
учителя... Мы все знаем Юру, мы привыкли, что с ним постоянно надо быть
настороже... У меня есть педагогический опыт, я бы нашлась, что-нибудь
придумала... Но девушка-практикантка растерялась! В конце концов ее даже
нельзя в этом винить. Она иностранка. Она вообще еще плохо ориентируется в
жизни нашей страны... Она испугалась, завизжала... Короче говоря, урок был
сорван. И все это исключительно по вине вашего сына.
- Видите ли, Евгения Ивановна, я... - Ошеломленный Виктор Петрович
попытался что-то сказать, умоляюще приложив руку к груди, но Евгения
Ивановна не дала ему продолжать.
- Да, я знаю, - сказала она. - Вы очень заняты, у вас совершенно нет
времени, воспитанием сына занимается жена. Все это мне известно. Я уже не
раз беседовала с вашей супругой, но, к сожалению, безрезультатно. У меня
не было другого выхода. Я просто обязана была вызвать вас...
- Дело в том... - сказал Виктор Петрович.
- Поймите меня правильно, - снова перебила его Евгения Ивановна. - Так
больше продолжаться не может. Это была последняя капля!
- Я вас понимаю, но...
- Вы скажете: "Но что я могу поделать?" Действительно, случай трудный.
Но я не могу себе представить, чтобы интеллигентные родители не смогли
как-то воздействовать на своего сына. Поймите и наше положение...
Заглянув в лежащую перед ней записку, Евгения Ивановна стала
перечислять:
- Двадцать восьмого февраля Красиков принес на урок ботаники живую
мышь... Третьего марта Красиков на уроке геометрии вытащил из парты живого
котенка... Ну, что это? Вчера он принес мышь, сегодня кошку, завтра он
приведет с собой в школу живого льва!
Виктор Петрович подобострастно хихикнул этой незатейливой шутке, но
Евгения Ивановна не склонна была шутить.
- Необходимы самые крутые меры. Если в течение ближайшей недели Юра
решительно не изменится к лучшему, я буду вынуждена поставить на педсовете
вопрос о переводе его в другую школу.
Она встала, давая понять, что разговор окончен. Растерянный Виктор
Петрович тоже встал. В глубине души он был счастлив, что неприятный
разговор позади, и изо всех сил старался изобразить на лице сознание
максимальной родительской ответственности.
У дверей школы Виктора Петровича ждала жена. Увидев его, она испуганно
вскинула голову:
- Ну? Что?!
- Пытался проглотить лезвие безопасной бритвы! На уроке практикантки из
государства Зимбабве! - Все это Виктор Петрович выговорил крайне
раздраженным тоном, словно обвиняя жену: "Вот, пожалуйста, плоды твоего
воспитания!"
- Какой кошмар! - вскрикнула жена. - Ребенок мог покалечить себе все
внутренности!
- Ребенок! От этого ребенка стонет вся школа! Черт знает что! По
меньшей мере двадцать лет я не чувствовал себя таким идиотом! Почтенный,
во всем мире уважаемый ученый должен сидеть, как школьник, как мальчишка,
и покорно выслушивать пошлые нотации: "Неужели вы, интеллигентный человек,
не можете воздействовать..."
- А кто в этом виноват? - перешла в атаку жена. - У мальчика переходный
возраст. Моя власть над ним кончилась. Ребенку нужен отец! А ты ни о чем,
кроме своей науки, знать не желаешь!
В ее голосе задрожали слезы, и Виктор Петрович мгновенно струсил.
- Ляля, успокойся, перестань. Ну, я прошу тебя! Ты же знаешь, что я
бесконечно занят... У меня сейчас особенно трудный момент...
- У тебя всю жизнь трудный момент! Когда мы поженились и я хотела
поехать на две недели в Гудауту, у тебя тоже был трудный момент! Когда у
Юрика была корь и я сходила с ума, у тебя был особенно трудный момент! Ты
всю жизнь думаешь только о себе, о своих критических точках! Но пойми! Они
же мертвые! А тут живое существо. Твой родной сын... Он гибнет! Если
сейчас не вмешаться, будет поздно. Все будет кончено!
Она заплакала уже по-настоящему, навзрыд.
- Ну, Ляля, ну, перестань! Ну, я прошу тебя! - суетился вокруг нее
напуганный неожиданной сценой Виктор Петрович. - Кто гибнет? Откуда ты
взяла? Ну, хорошо, я обещаю тебе... Каждый вечер я буду играть с Юрием
партию в шахматы... Мне будет трудно, но я постараюсь... Я выкрою время...
- Две партии! - сказала жена, постепенно успокаиваясь. - И не только в
шахматы... Ты должен беседовать с ним. О жизни...
- Да, да, конечно, и беседовать тоже! - согласился Виктор Петрович,
радуясь, что так дешево отделался. По давнему опыту он знал, что могло
быть гораздо хуже.
"ДЖИНН" ВЫХОДИТ НА СВОБОДУ
Домашний кабинет академика Красикова напоминал обиталище средневекового
алхимика.
Стеллажи вдоль стен вместо книг были сплошь уставлены всевозможными
колбами, пробирками, ретортами. Такие же колбы и реторты загромождали
узкий и длинный стол на тонких металлических ножках. На другом столе,
более массивном, разместилась всевозможная аппаратура: термостат,
крохотные аптекарские весы, микроскоп.
Виктор Петрович и Коля продолжали разговор, начатый в институте.
- Если даже один процент подтвердится!.. Ого-го! - сказал Коля.
- Какой там процент, что вы! Я не сомневаюсь, что все мои прогнозы
подтвердятся полностью, - ответил Виктор Петрович.
В то время как ученые вели этот, пока еще не очень понятный нам
разговор, дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Юра. Он был с
шахматами.
- Здрасьте, - сказал он, обращаясь к Коле.
Отдав эту необходимую дань вежливости, Юра повернулся к отцу:
- Мама сказала, что ты хочешь поиграть со мной в шахматы.
- Я? Хочу?! - искренне удивился Виктор Петрович. - Ах да, верно... Я
давно хотел поиграть с тобой в шахматы. Вот что, Юрий! Ты садись и
расставь пока фигуры, а мы тут должны закончить один очень важный
разговор...
Юра сел на тахту - единственный предмет в комнате, на котором не было
колбочек и приборов, - и неторопливо стал расставлять на доске шахматные
фигуры. На лице его было написано: "Мне-то это ни к чему, но если вам с
мамой так хочется, - что ж, пожалуйста, я могу и потерпеть..."
К разговору взрослых он почти не прислушивался, тем более что весь этот
разговор казался ему состоящим из многократного повторения одних и тех же
непонятных слов:
- Флюктуация...
- Экстраполяция...
- Сублимация...
- Телепортация...
Юра скучал. А разговор все продолжался, и Юра поневоле начал
вслушиваться в этот разговор, сначала просто так, а потом все с большим и
большим интересом.
Особенно заинтересовала его одна Колина фраза.
- Скажите, шеф, - спросил Коля. - Это случайно не вы пишете под
псевдонимом братья Стругацкие?
- Вы зря смеетесь, - ответил отец. - Все это вовсе не так уж
фантастично. Науке давно известно о существовании отдельных индивидуумов,
наделенных способностью простым усилием воли передвигать в пространстве
различные мелкие предметы.
- Ну да, телекинез.
- Я находился под воздействием препарата каких-нибудь несколько секунд,
но не дай вам бог пережить то, что пережил за эти секунды...
Виктор Петрович отпер бюро, достал контейнер, открыл и вынул из него
маленькую стеклянную колбу с завинчивающейся металлической крышкой.
- Один глоток этой жидкости, - задумчиво сказал он, - и мы с вами стали
бы чудотворцами в самом прямом, буквальном смысле этого слова...
- Какого же черта мы ждем?! - взорвался Коля. - Надо срочно ставить
эксперимент!
- Я боюсь, - тихо сказал Виктор Петрович, ставя колбочку на стол.
"Так я и знал! - с отчаянием подумал Юра. - Струсил! Эх! Ученый
называется! Люди прививали себе чуму и не боялись. А тут... Чего
испугался?!"
- Я боюсь выпустить джина из бутылки, - сказал Виктор Петрович Коле.
- Но это просто смешно! - возмутился Коля. - Проверить-то надо? Если вы
боитесь доверить мне, выпейте сами! Себе-то вы доверяете?
- В том-то и дело, что нет, - грустно сказал Виктор Петрович. - Как же
вы не понимаете? Это такая штука, что я даже самому себе боюсь
довериться...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг