- У вас два выхода: либо вы остаетесь на троне и в качестве послушного
орудия главного раввина, пользуетесь всеми преимуществами монарха.
- Либо?
- Отречься от престола, вам не дадут, стало быть, вы должны бежать,
подготовив почву для своего преемника.
- Кто же будет моим преемником?
Типяра потупил глаза.
- Однако, - сказал я, - скромность далеко не главная черта вашего
характера, господин фельдмаршал.
- Ваше величество, на днях мне должны сделать пластическую операцию.
- Зачем, у тебя вполне терпимая рожа. Я, во всяком случае, могу смотреть
на тебя достаточно долго и не блевать при этом.
Он уже знал, подлец, что придется подменять мое величество. Ну что ж,
хвала и честь ветеранам военно-морского флота Израиля. Бравый десантник
неплохо изучил мой характер и был почти уверен, что я сломаюсь. Я мог бы,
конечно, проявить себя как тиран и наказать заговорщиков, но кроме
Вероники мне не нужны были ни корона, ни трон. Все эти закулисные интриги
только раздражали меня. Я понимал, что не создан для дворцовых
переворотов, и мое истинное назначение любить и служить любви: настоящей,
чистой и красивой.
Весь остаток жизни я буду рабом моей королевы.
Я не мог вообразить себе большого счастья в этом мире, чем возможность
обожать ее ежечасно и ежесекундно. Как хорошо, что в сутках двадцать
четыре часа, все это время я могу думать только о ней.
Тип явно обиделся за рожу, но не подал виду.
- У народа не должно возникнуть подозрений: после операции я буду похож
на вас как две капли воды. А вам достану билет в Штаты.
- А Вероника?
- Я не забыл о ней. Вероника Абрамовна прибудет к вам через неделю.
Все продумал и за меня тоже, стратег хуев, ничего не скажешь! А может оно
и к лучшему, чем быстрее наступит развязка, тем скорее я помогу ей забыть
кошмар, который она перенесла, бедняжка.
Глава восемнадцатая
Царевна Несмеяна
Всю неделю я томился в ожидании Типа. Это было непросто - ждать. Я весь
истомился. Отвратительные сцены насилия оставили во мне неизгладимое
впечатление. Хоть это было и противоестественно, но в некотором смысле они
меня возбуждали необычайно.
Что ни говори, а рав проявил себя в этом деле выдающимся специалистом,
далеко заткнув за пояс меня и, полагаю, добрую половину мужского населения
моей страны.
Слава Богу, что Вероника лишилась чувств, иначе, несмотря на весь ужас
ситуации, она бы, несомненно, сделала сравнение, далеко не в мою пользу.
Днем и ночью я разрабатывал планы мести. В воспаленном воображении, я
бесконечное количество раз четвертовал и колесовал старого сластолюбца и
законспирированного атеиста.
Государственные дела я возложил на плечи премьер-министра.
В первые несколько дней я не смел звонить Веронике: боялся, что не
выдержу и разрыдаюсь в трубку от жалости и любви к ней.
В четверг, наконец, я решился.
Она сделала попытку рассказать мне о происшедшем, но я, сдерживая
волнение, и понимая ее состояние, прервал ее.
- Не надо, милая, я все знаю.
- Я не переживу этого, Ваше величество, я не смогу...
- Ну что ты, милая моя затворница, это жизнь, а в ней всякое бывает.
- Меня будто грязью вымазали.
- Прекрати называть меня величеством. - Потребовал я, пытаясь отвлечь ее
от дурных мыслей.
- Но почему, Ваше величество?
- Потому что с этой минуты ты моя царица, а я твой раб и ты можешь
приказывать мне все, что угодно. Даже повеситься я готов для тебя.
- Не говорите глупостей, Ваше величество, только этого мне сейчас не
достает!
- Прости, Вероника, я безнадежно поглупел, в тот самый момент, когда ты
появилась в моей жизни, царица моя!
Раз моя смерть пугает ее, значит, она не равнодушна ко мне.
- Меня никогда не называли царицей. Я была девушка по вызову. Ваше
величество, зачем я вам?
- Не смей говорить так, ты была, и вечно будешь моей царицей Несмеяной, -
сказал я, пытаясь развеселить ее, - ты ведь у меня никогда не смеешься.
- Меня всегда унижали и покупали, - голос у нее задрожал, - а это совсем
не смешно, Ваше величество. До сих пор я была вещью, у которой есть своя
цена, а теперь...
- А теперь ты моя повелительница и я твоя вещь.
В ответ я услышал тихое всхлипывание.
Вероника плакала, ее горькие и очищающие душу слезы, вселяли надежду в
мое истерзанное горестными думами сердце.
Глава девятнадцатая
Права и обязанности царя
Шли дни. Тип, казалось, исчез навсегда.
Наступила осень. За окном завывал ветер и изредка хлестал по стеклам
холодный дождь.
Пасмурная погода усугубляла мою тоску по Веронике. Я звонил ей в
последнее время все чаще и чаще. Мы говорили часами, и об этом, кажется,
стали шушукаться дворцовые сплетники. Опасаясь, как бы наше невинное
занятие не дошло до рава, я стал общаться с ней только по ночам. Залезу в
постель, натяну одеяло на голову и начинаю говорить ей о своей любви.
Точно так же в детстве я читал книги под одеялом и мама, потом искала по
всем углам мой фонарик, чтобы отвадить меня от этой вредной привычки.
В один из таких грустных дней ко мне явился премьер-министр Самир.
Вечную сонливость его как рукой сняло. Походка у него на сей раз, была
вперевалочку, и я понял, что и он увлекся гиревым спортом.
- Какую гирьку носишь, премьер? - без обиняков спросил я.
- За триста грамм перевалило, - сказал он с гордостью.
- Ну и как?
- Нет слов! Потенции заметно поприбавилось.
Несмотря на бравый вид и веселое расположение духа, он был, кажется,
чем-то весьма озабочен и, видимо, хотел, но не решался открыться мне.
- Смелее, смелее, господин премьер, - подбодрил я его, - что-нибудь не
так на международной арене?
- Там, как раз, временное затишье, а вот внутренняя политика...
- Выкладывай, не тяни!
Я приготовился к худшему.
- Ваше величество, кабинет министров уполномочил меня заняться вашими
семейными делами.
- С какой это стати, вы и кабинет считаете себя вправе совать нос в мои
личные дела? Меня, например, нисколько не интересует, что и как вы
проделываете со своей законной женой. Хотя, судя по весу вашей гирьки, у
нее есть основания, жаловаться на вас.
Премьера явно огорчило мое раздражение, и он попытался пустить в ход всю
дипломатию, на которую был способен.
- Ваше величество, - сказал он, раздувая, по своему обыкновению, щеки,
что еще более делало его схожим с грызунами, - со своей законной женой я
давно уже пришел к полной половой гармонии, а вот ваши жены обратились в
правительство с жалобой на отсутствие внимания со стороны августейшей
особы.
- Что это значит?
- А это значит, что августейшая особа, то есть вы, пренебрегаете вашими
прямыми супружескими обязанностями.
- Импотенты грязные! - заорал я, но тут же взял себя в руки. - Какое дело
моим монстрам до моих супружеских обязанностей?
Называя так своих министров, я хотел побольнее пнуть премьера, но он
оставался невозмутим, будто и не заметил моей подколки. Улыбка у него была
такой же круглой и идиотской, как и его заспанное лицо:
- Заблуждаетесь, Ваше величество, согласно галахическому постановлению
рава Оладьи, супруга может требовать развода, если супруг не выполняет
своих законных прав.
- Ну так пусть себе и разводятся на здоровье. Лично я всегда готов!
- Легко сказать, - Ваше величество, - вы ведь лицо легендарное и не зря
молва приписывает вам силу и мудрость. А тут вы с женами никак не
поладите. Это может привести к тому, что авторитет ваш в глазах народа
резко падет, а он, ведь чего доброго и свергнуть вас может.
- Ну и хрен с ним, пусть свергает.
- Я не знаю с кем он, хрен-то этот, - укоряюще заметил премьер, - но к
женам вы входить обязаны, это постановление рава Оладьи.
Я тут же вспомнил предупреждение Типа - "Вероника жива, пока вы ладите с
равом" и поспешил согласиться с ним.
Пообещав премьеру отнестись к данной проблеме с подобающей серьезностью,
я отослал его ко всем чертям и дал волю своему гневу. Ну вот, достал таки
меня, курва марокканская! Я тебе припомню это старый развратник.
И все-таки, куда же запропастился Тип. Я уже физически ощущал потребность
в нем. Все застопорилось, запуталось и зашло в тупик. И развязки без этого
пройдохи в галифе я не видел на горизонте.
Я позвонил Веронике и рассказал ей о коварных замыслах рава:
- Не смейте препятствовать ему, - заволновалась Вероника, - это такой
мерзопакостник! Вы просто не представляете себе, какой он страшный человек.
- Что он может мне сделать?
- То же самое, что сделал своим слугам - поотрезал им языки, чтобы не
выносили сор из избы.
- Господи, что же с ними стало?
- Они от него поубегали к вашему предшественнику Соломону Второму.
Только теперь я понял, почему вся придворная челядь у меня немая. Мой
предшественник, видимо, тоже нуждался в людях, которые умеют молчать.
- Сегодня же войдите к женам, - настаивала Вероника.
- О чем ты говоришь, лапонька, я не собираюсь изменять тебе!
- А я не хочу терять вас.
- Это ты серьезно?
- Да, вы первый человек, которому я это говорю.
- Знай же, девочка, что и ты первая женщина на Ближнем Востоке, которую я
по-настоящему полюбил.
- Я рада это слышать.
- Я тоже рад, и все-таки ты требуешь невозможного. Я не привык предавать
тех, кто мне дорог.
- Умоляю вас, сделайте это. Не выполнить требование рава, означает
погубить себя и меня.
- Но я люблю тебя, Вероника. И не хочу видеть рядом с собою никого кроме
тебя.
- Умоляю вас, Ваше величество!
- И не проси, коснуться другой женщины для меня невыносимая мука.
Я уж столько раз касался других, любя ее, что даже не покраснел,
утверждая это.
- Сделай это для меня, Шура! - неожиданно произнесла она, - я умру, если
ты не сделаешь этого.
Не ослышался ли я? Она впервые назвала меня по имени.
- Конечно, конечно, родная, я всегда готов сделать все, о чем ты
попросишь.
Глава двадцатая
Оргия
Я действительно готов был сделать для Вероники что угодно, даже Это, и
поэтому дал команду премьеру:
- Подберите мне кандидатуру на ночь, я намерен приступить к своим
обязанностям.
Премьер, однако, злорадно заметил, что одной кандидатурой тут, пожалуй,
не отделаться и, кроме того, право выбора в данном случае не входит в его
функции, подыскивать подруг я обязан сам.
- Через час они соберутся у бассейна, - сказал хомячок, - и вы сделаете
свой выбор.
В указанное время огромная толпа юных жен действительно дожидалась меня у
бассейна.
- Австралийский набор, - сказал хомяк, усаживая меня в кресло, - если
желаете, я приглашу жен из Южной Африки.
- География в данном случае меня не интересует, - отвечал я, принимая из
рук прислуги чашечку кофе и вафельное печенье.
В принципе я, конечно, был за общую между половыми партнерами
ментальность и этническое происхождение, но меня уже разбирало любопытство
и я сгорал от нетерпения узнать, чем это австралийки отличаются от наших
русских баб.
- О'кей! - сказал хомяк и неожиданно рявкнул в микрофон, - Фельдфебель,
подавай фрукты!
Приказ этот был отдан тягучим, густым басом, который я не слышал у него
раньше.
Я просто не ожидал от этого неуклюжего толстяка с вечно сонным выражением
лица такого беспрекословного командирского тона.
Несмотря на все мои тренировки, выработать у себя подобные интонации мне
по-прежнему не удавалось. Нет, некоторых успехов я, в общем-то, добился,
но случаев, когда скрипучий писк мой неожиданно срывался на жалкий
фальцет, было неизмеримо больше. Это обстоятельство отравляло мне жизнь, и
я не мог спокойно слышать низкие баритоны своих подчиненных.
К бассейну подошла разжалованная мною старушка с корзиной яблок.
Поглядывая на меня исподлобья, она небрежно положила у моих ног корзину с
фруктами. Похоже, она по-прежнему злилась. Ведь по существу, я испортил ей
жизнь. Сейчас, когда глаза наши встретились, я вдруг понял, что где-то уже
видел ее раньше. Но где?
- Вы можете идти, Изольда Михайловна, - распорядился хомяк. Было видно,
что некогда они были в хороших отношениях и ему не хочется унижать бывшего
сотрудника в его нынешнем положении. Повернувшись ко мне, хомяк продолжил:
- Вы должны бросить в Бассейн дюжину яблок, кому они достанутся, тот и
получит право провести с вами ночь.
Фи, как банально! То же самое в свое время делал, кажется, эмир
Бухарский. Воистину, нет ничего нового под луной.
- Зачем мне дюжина жен? - попытался противиться я.
- Этого требует Закон, - неумолимо произнес премьер, - а мы строго
придерживаемся его буквы.
Мне подали корзину с яблоками. Я размахнулся и зашвырнул ее в бассейн.
Боже мой, что тут поднялось! С диким визгом жены посыпались в воду и стали
вырывать яблоки друг у друга. И все же австралийки темпераментнее наших. В
пылу общей свалки несколько девушек, получив удары по голове, стали
тонуть. Я дал команду спасателям, и тонущих вмиг вытащили из воды.
Двенадцать довольных, хотя и заметно расцарапанных жен, прижимая яблоки к
блестящим от капель грудям, подошли ко мне и поблагодарили по-английски:
- Ваше величество, спасибо за оказанную честь, мы постараемся оправдать
ваше доверие.
Да, но оправдаю ли его я, вот в чем вопрос?
Я продолжал принужденно улыбаться счастливым девушкам, чувствуя, как
холодеют у меня яйца.
Перед тем как приступить к выполнению обязанностей, я позвонил Веронике:
- Поверь мне, я иду к ним как на эшафот.
- Не думай об этом, - главное, что ты любишь меня и готов для меня на
жертвы.
Конечно же, она храбрилась, но меня не так-то легко было провести, я
чувствовал боль в ее голосе. Нет, не просто, далеко не просто было ей
принуждать меня к выполнению моих супружеских обязанностей. Да, она уже
знала мои слабые стороны и в нужный момент сумела воспользоваться ими: до
сих пор я не мог прийти в себя оттого, что она обратилась ко мне по имени
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг