- О ней забудь. Она человек способный и я намерен лично заняться ее
политической подготовкой.
- Я никуда не двинусь без нее!
- Ну и дурак. Видимо, мои уроки воспитания не пошли тебе впрок. Я давал
тебе шанс. Ты им не воспользовался, а теперь сгниешь в тюрьме.
Глава двадцать третья
В застенке
По приказу маршала меня отвели в камеру, где моим соседом оказался
плешивый политик.
- А, монарх вонючий, - приветствовал он меня, - насосался крови народной?
- Заткнись! - Оборвал я его.
В свое время я спас этого человека от смерти и теперь он платил мне
черной неблагодарностью.
Три дня, которые я просидел с ним, были сущим адом. Он бесконечно травил
и попрекал меня монархическим прошлым. Несколько раз я бил котелком от
супа по его плешивой головке. Он начинал визжать, в камеру врывались
тюремщики и избивали нас обоих.
На четвертую ночь, когда я спал, он подло ударил меня осколком бутылки в
шею и тяжело ранил.
Я потерял сознание.
Очнулся я за городом, заваленный кучей мусора. Скорее всего, меня приняли
за мертвеца, вывезли из тюрьмы и бросили на свалку. Ну что ж, политик,
сам, не ведая того, ты отблагодарил меня за мой поступок. Теперь мы квиты.
Придя в себя, я отполз от груды мусора и пролежал рядом с останками
разлагающейся рыбы более суток, пока меня не подобрали местные арабы.
Подлечившись, я задумал пробраться к Веронике, но вдруг увидел в
газетах, что моя возлюбленная торжественно назначена главной и любимой
женой царя Соломона. Я представил себе на мгновение как Тип, не снимая
сапог, с грубым и необузданным натиском овладевает ею сзади, и холодный
пот выступил у меня на лбу.
Горю моему не было предела. Немного утешило меня известие о смерти рава
Оладьи. Поговаривали, что старик умер от дряхлости, но я был уверен, что
тут не обошлось без козней маршала и его подручных из канцелярии тайной
полиции.
Во время похорон рава разразился страшный скандал. Выяснилось, что он не
прошел обряда обрезания во младенчестве, и с марокканскими евреями, точно
так же как и с русскими, не имел ничего общего. Для "марокканцев" это был
большой удар, для "русских" - подавно.
Его похоронили без почестей и вместо надгробного камня поставили на
могилу двухпудовую гирю. Народная молва гласила, что это был его личный
рекорд, и он носил на своих причиндалах именно такой вес. Я не верю в это,
хотя всякое бывает, человек он все же был неординарный и если бы ни его
безвременная кончина, кто знает, по какому пути пошла бы страна в
грядущем, двадцать первом веке.
Премьер-министром назначили мою бывшую жену. Это было совершенно
неожиданно для меня и делало честь ее уму. Из третьеразрядной фаворитки
возвыситься в чиновное лицо столь высокого ранга отнюдь не просто.
Плешивый политик попал под амнистию, и, выйдя из стен тюрьмы, ушел в
глубокое подполье, пытаясь сколотить вооруженную оппозицию.
Глава двадцать четвертая
Письмо от любимой
Сначала я обманывал себя тем, что Вероника, наверное, так же как и все,
приняла маршала за меня. Но ведь она знала о его затее. Я ничего не
скрывал от нее. И потом, разве можно спутать мои чувства к ней с тем, что
мог дать ей маршал?
Конечно, он предлагал ей немало, но вряд ли это стоит той любви, которую
я испытывал к ней.
Так я терзался, пока однажды не получил письмо и чемодан набитый
долларами.
Чемодан принесли арабы, подобравшие меня. Один из них был придворным
поставщиком ослиного молока, в котором, для омолаживания, купались царские
жены. Через него Вероника вышла на меня. Кроме денег я обнаружил в
чемодане письмо. Писала моя любимая. Она умоляла меня покинуть страну:
"Твое сходство с маршалом беспокоит его. Он не пожалеет сил, чтобы найти
и уничтожить тебя"
В тот же вечер я позвонил ей. Она расплакалась, услышав мой голос.
- Нас могут подслушать, ты должен немедленно уехать, немедленно, ты
слышишь?!
- Ты ведь знаешь, я и в первый раз остался из-за тебя.
- А сейчас ты сделаешь наоборот: уедешь ради меня.
- Я люблю тебя.
- И я тебя, милый. Только ты один и никто больше не был в моей жизни.
Это были последние слова, которые я услышал от нее.
В тот же день я уехал и это спасло мне жизнь, потому что ночью за мной
уже пришли агенты тайной канцелярии.
А через год монархия в Израиле была свергнута.
Тип бежал в неизвестном направлении. Жен распустили, а религию отделили
от государства.
Премьером был избран плешивый политик. Он стал национальным героем:
оппозиция, которую он сколотил в подполье, сыграла свою роль, приведя к
свержению монархии.
Я несколько раз обращался в посольство с прошением вернуть мне
израильское подданство, но каждый раз мне вежливо отказывали. Новый
премьер считал, что я злейший враг еврейского народа и могу способствовать
реставрации монархии. На самом же деле, Плешь не мог простить мне, то, что
я бил его в камере котелком по лысине.
О судьбе Вероники я долгое время ничего не знал, и только недавно (через
бывшего придворного поставщика ослиного молока, которому я был обязан
жизнью), мне удалось раздобыть документы, подтверждающие, что она была
уничтожена в день нашего последнего с ней телефонного разговора.
Подлый маршал, как всегда, перехватил нашу беседу и убил ее, послав своих
агентов по моему следу. Мне удалось, не без помощи моих спасителей,
ускользнуть от него.
Как я люблю тебя Вероника!
Глава двадцать пятая
Тюфяк
10 марта 1977 года.
Я уже два года в Штатах. Забрался в захолустье, подальше от
цивилизации. Смаковать свою тоску мне хотелось в одиночку за поеданием
дешевых сосисек из поддержанного холодильника; так мне было легче и
привычнее переносить горе.
Сегодня в местной лавке продавец-индеец с удивлением спросил меня:
- Ведь вы покупали утром спички, сэр, зачем вам еще?
Я не обратил внимания на его вопрос, а потом заподозрил неладное. "Может
быть это Тип, ведь мы теперь двойники?"
Чтобы не напугать продавца, я не рискнул ни о чем расспрашивать, но стал
ждать появления маршала.
И он появился, под ручку с моей "Бывшей". Она перекрасила волосы,
намалевалась так, что ее невозможно было узнать, и нацепила на глаза
солнечные очки.
Я выследил их, узнал номер телефона и позвонил. Трубку взял маршал.
- Поздравляю, сказал я, - вы назначены царем Соломоном.
Он помолчал немного, видимо, разнервничался.
- Значит, ты жив, дружище? - сказал он, - как поживаешь?
- Твоими молитвами.
- Заходи, будем рады тебе, - сказал он и положил трубку.
Я знал, что он будет убегать сейчас же (не теряя времени и, несмотря на
поздний час), и уже ждал его в подъезде. Он, видимо, хотел скрыться без
нее, но она, почувствовав это, выбежала за ним, и я встретил их
бранящимися у самого выхода.
Увидев меня, он вытащил нож:
- Ты был не очень способным учеником, - сказал он, - до сих пор я щадил
тебя. Надеялся, что возьмешься за ум, но ты неисправим. Придется от тебя
избавиться, как это не больно, я ведь в тебя не мало труда вложил.
Пока он разглагольствовал, я спокойно подошел и ударил его кулаком в
висок. Тип не ожидал этого. Он был вооружен, а я нет. И он, видно,
подумал, что и на сей раз, сломил мое сопротивление.
Я вложил всю силу и ненависть в этот удар. Он упал, как подрубленный. Моя
бывшая жена с визгом бросилась к Типу, но я знал, что он мертв.
- Что ты наделал, ничтожество! - закричала она. Но я знал, что она не
права, и она тоже знала об этом. Только ей от этого было тем более горше,
а я почувствовал внезапное облегчение. Теперь то я умею постоять за себя.
Ей я не сказал ни одного слова. Я не стал даже убегать после убийства. Я
уходил от них медленно с достоинством.
Когда я открыл двери, она вдруг окликнула меня:
- Тюфяк!
Я обернулся. Она сняла очки, и к своему ужасу я узнал Веронику. Как мог я
принять ее за свою жену?
- Да, - сказала она, с трудом сдерживая ярость, - ты - Тюфяк! Таких как
ты не любят, потому что ты видишь и жалеешь в этом мире только себя.
- Вероника!
- И даже в женщине ты любишь и жалеешь только себя. У тебя нет сердца, ты
озабочен только самим собой и своими проблемами. Будь ты проклят,
ничтожество и червяк!
И вот здесь я не выдержал. Ужас и страх охватили меня. Я не верил своим
глазам. Нет, это не правда, я ослышался.
- Милая, - сказал я, - я искал тебя, я люблю тебя!
- Прочь! - сказала она, - и в любви ты в первую очередь любишь самого
себя.
- Вероника!
- Прочь! - Она вытащила из сумочки пистолет.
- Убей меня, - сказал я.
Я хотел умереть у ее ног. Перспектива эта вдруг показалась мне заманчивой
и желанной.
- Прочь, тюфяк, - она отмахнулась от меня как от мухи, - на таких как ты
пули жалко.
Раздался выстрел, и она упала на безжизненное тело Типа.
"Чем не Ромео и Джульета, - пронеслась у меня кощунственная мысль, -
Шекспира на вас нет, педерасты"
Боже, неужто она так любила его? Опять ложь, опять обман. Зачем мне жить,
если она не со мной?
Я схватился за голову, и, завыв в отчаянии, как дикий зверь в ловушке,
пошел в темную глухую ночь, навстречу своему одиночеству.
Эпилог
Сегодня вся мировая прогрессивная общественность отмечает годовщину
свержения монархии и религиозного засилья в Израиле.
Я сижу в своей холодной квартире в Лос-Анджелесе и смотрю по Си-Эн-Эн
празднества, проводимые в стране по случаю освобождения еврейского народа
от догмы.
По случаю праздника с торжественным воззванием к народу выступает
премьер-министр государства:
"Граждане Израиля! - говорит он, - демократия неизбежна, как восход
солнца! Поздравляю соотечественников с завоеванным нами, в долгой и
упорной борьбе, правом сочетаться гражданским браком!"
Рядом с ним много иностранных гостей и местных политиков.
И вдруг я вижу... Нет, этого не может быть! По правую руку от премьера
появляется - О, боже! Ведь это Тип с Вероникой!..
Я снял очки, потом снова надел их. Все верно: это Тип, а рядом Вероника.
Ведущий знаменитого телеканала представляет Его, как нового министра по
делам религии государства Израиль, а Ее, как очаровательную супругу
"перспективного министра". Далее (какой сюрприз) почти вплотную к
блистательной супружеской паре стоит сама госпожа Ротенберг с
развевающимися на ветру седыми буклями.
Прислушавшись к политическим прогнозам словоохотливого комментатора, я
узнаю, что моя бывшая неудавшаяся любовница ушла в свое время с "Плешивым"
в глубокое подполье, и после вооруженного переворота вознеслась с ним на
вершины власти. Она же "убедила" новый парламент уважать традиции
древнего народа, и не преследовать опальных религиозных деятелей; а также
не отделять религию от государства, и вернуть в кабинет министров их
наиболее ярких представителей, не запятнавших себя кровью борцов,
сражавшихся в рядах глубокого подполья.
На последних выборах, Плешь (как оказалось, выходец из Марокко),
навострился ходить на праздники к евреям - выходцам из Украины: теперь они
уже были большинством в стране, и электорат требовал, чтобы Плешь
официально подался в "украинцы". Для этой цели он отрастил запорожские
усы, натянул шаровары и выучился танцевать гопака. А когда дело дошло до
выборов, изображая Тараса Бульбу, он зычно кричал в сторону портрета с
изображением Соломона Третьего (то есть, моего изображения) - "Я тебя
породил, я тебя и убью!" Таким образом, он хотел показать избирателям, что
главная заслуга в свержении монархии принадлежит все же ему.
Как в этой компании снова оказался Тип, я не знаю, но подозреваю, что,
удачно разыграв меня в Лос-Анджелесе, он вернулся в страну, где Изольда
Михайловна, на правах героической подпольщицы, составила ему протеже перед
бывшим оппозиционером и ныне продажным премьером.
Тип отрастил усы и бороду, чтобы уменьшить сходство со мной.
Он стоял на трибуне и вежливо махал ручкой в камеру, и я вдруг понял,
что машет он не народу Израиля, а именно мне. Рядом с ним улыбалась его
жена, и я почувствовал, что и она улыбается не кому-нибудь, а лично мне.
Как она все-таки красиво "застрелилась" на моих глазах, подлая. Недаром
ведь спала с режиссером, артистка, роковая женщина... Вот только
издеваться надо мной, им не стоило бы. Впрочем, ведь я побежденный, а с
такими не церемонятся.
Но, кажется, она что-то говорит мне, я вижу, как она шевелит губами, как
бы приветствуя публику на площади царей Израилевых. "Что ты хочешь
сказать, Вероника, ты жалеешь, о том, что произошло?"
По движению губ я угадываю то заветное слово, которое она произносит -
"Тюфяк!" Да, я не ошибся, она обращается ко мне и мною хочет быть услышана.
Господи, и впрямь тюфяк я. За что, Господи, за что ты сделал меня
тюфяком? За что отнял у меня любовь? Нет, не то все это, не то я говорю.
Прости меня, Вероника! Я благодарен тебе, Господи, за то, что любовь эта в
жизни моей была. Я люблю, и любил Веронику, но не эту, которая на экране,
а ту, которая искренне (она не могла меня обманывать) отвечала на мои
чувства.
Что, что с тобою случилось, девочка моя, почему ты предала меня?
Я люблю мою прежнюю Веронику - чудную добрую славную женщину, которую
знал и боготворил. И никой Тип никогда не отнимет ее у меня.
Да, в жизни она умерла для меня, но она живет в моем сердце.
И что только женщины находят в таких как Тип? Будь ты проклят, Типяра, на
веки вечные! Не потому что причинил мне страдания, а потому что отнял у
меня женщину, которую я любил больше жизни.
Любовь моя, Вероника, я думаю о тебе всечасно. Я не верю, что ты способна
на предательство. Как всегда, ты пожертвовала собой ради меня. Я очень
тоскую по тебе, родная. Но не отчаивайся, голубушка, мы обязательно будем
вместе. Мы увидимся очень скоро. Я не заставлю долго ждать тебя, родная.
Верь мне моя единственная и последняя любовь. Я приготовил для тебя и
твоего мужа хорошую бомбу. Сегодня я уже получил разрешение на въезд в
страну. Ты даже не успеешь ни о чем подумать, счастье мое. Все случится
очень быстро. Это потом в газетах скажут "Террорист был связан с арабскими
экстремистами", но это не экстремисты, родная, это ребята, которые
подобрали меня на свалке.
Знай, моя радость, мы вновь скоро будем вдвоем, и ты поймешь, наконец,
что я уже давно не тюфяк, и никто, слышишь, никто и никогда больше не
посмеет разлучить нас.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг