- Это невозможно, - сказал Цилиндр, - я говорил вам, что за вами
сохраняется право явиться на свет заново, но - другим человеком.
- Если я лишаюсь памяти, мое возвращение теряет всякий смысл.
- Сожалею, но таковы правила игры. Я не могу просто так пускать вас в
Мир. Не забывайте, он объективен и в нем нет места сказочным явлениям.
Прежде всего, вы должны родиться...
- Пока я достигну юношеского возраста, моя жена будет глубокой
старухой...
- Поэтому я предлагаю вам другую жизнь и другую женщину...
- Мне не нужна другая женщина!..
- Не упорствуйте, Кадишман, на свете много достойных женщин...
- Нельзя ли для меня сделать исключение, господин конструктор?
Кадишман ненавидел в эту минуту Цилиндра. Как смел этот подонок,
предлагать ему другую женщину?
- Не торгуйтесь, сэр, вы не на базаре, а...
- В кабинете Вседержителя. - Насмешливо сказал лейтенант, понимая, что
терять ему нечего, а разочек поставить этого умника на место очень даже
приятно.
Вседержитель не уловил насмешки.
- Как вам угодно, - серьезно отвечал он.
- Могу я сохранить память в другом обличье?
- Об этом не может быть и речи!
- В таком случае я прошу меня уничтожить, сэр...
- Мы это не практикуем.с...
- Но я не могу жить без нее...
- Упрямец, - сказал Цилиндр и сочувственно улыбнулся
- Мне бы только увидеть ее, - сказал Кадишман, и надежда снова зажглась в
его сердце. Нет, не даром Цилиндр так загадочно улыбается. Он, кажется,
растрогался и вот-вот расколется.
- Вы дурак, Кадишман, - вдруг ошарашил его Цилиндр, - а дураки моя
слабость. Без них мне скучно...
- Рад, что сумел угодить, - льстиво подпел лейтенант, все еще рассчитывая
на благосклонность Вседержителя.
- Я, пожалуй, вселю вашу душу в таракана и сохраню вам память?
Сердце Кадишмана радостно запрыгало. Проняло, наконец, это чучело.
- О, благодарю Вас, господин, благодарю... Вы очень добры ко мне, но...
Цилиндр насторожился.
- Что еще не так?
- Если вы прямиком забросите меня в город, меня раздавят люди, и я буду
вынужден вернуться к вам.
- Не понимаю вас...
Неожиданное тупоумие Цилиндра озадачило Кадишмана: у божества, пожалуй,
если сей хлыщ является таковым, должно быть куда более сообразительности.
- В нашем мире тараканы по тротуарам не разгуливают, - сказал он, - и
домой на такси не возвращаются...
- А вы не такой уж и дурак, - рассмеялся Цилиндр и забарабанил по
клавишам компьютера, - сегодня посидите в карантинной, а завтра вас
доставят домой...
В кабинет, виляя бедрами, вошла белозубая Дафна. Ласково улыбнувшись ему,
она взяла его за руку и повела в приемную. "Одиночный мир" стал
наполняться людьми, такими же симпатичными, как секретарша. Это был
обнадеживающий симптом, и он с надеждой ждал перемен к лучшему. Одну из
таких перемен он уже ощутил в себя: в нем неожиданно пробудилось мощное
сексуальное чувство. Кадишман послушно шел за молодой женщиной и
представлял себе ее узорчатые черные трусики, которые в прошлый раз ему
удалось узреть на мониторе Вселенского компьютера. "Интересно на ней они
теперь или нет?" После того как он услышал голос самодовольного хрипуна в
трубке, его уже не оскорбляли размышления о трусиках, которые не
принадлежали Берте.
Вскоре Дафна ввела его в просторный зал до отказа набитый такими же, как
и он, духовными субстанциями.
* * *
Спустя сутки после скандального бегства с герцогом Ривка Вольф позвонила
комиссару полиции:
- Здравствуй, милый, - сказала она, - это я. - Иуда Вольф вспотел от
неожиданности:
- Дорогая, - взволнованно прошептал он, - ты в порядке?
- Разумеется, - умиротворенно сказала Ривка. Зная свою супругу, комиссар
догадался - кто был причиной ее умиротворения...
- Вернись, Рива, - униженно попросил он.
- Мне хорошо с ним, - возразила Ривка, - а тебе хорошо со студенточкой,
не так ли, дорогой?
- Это смешно, наконец, Рива!..
- А бегать за молодыми давалками в твоем возрасте не смешно?
Комиссар едва сдержал себя:
- Знаешь, Ривка, - сказал он примирительно, - министр обещал мне пост
генерального инспектора полиции...
Напрягшись, он ждал ее реакции, но она молчала:
- Ты должна мне помочь, дорогая...
- Я не буду Его сдавать - предупредила она решительно, - он не сделал мне
ничего дурного, напротив, был очень даже... на высоте.
- Могу себе представить...
- Да, милый, и даже обещал, что я стану герцогиней, а это, как ты
понимаешь, куда заманчивее, чем быть женой уличного регулировщика...
- Шлюха, - сказал Вольф, скрипнув зубами...
- А ты деспот и торговец старьем!
- Никогда им не был...
- Был! Ахмад не станет врать...
- Ахмад - не более чем безмозглый труп...
- Твой, между прочим, труп, глупо отрицать это, милый.
- Заткнись, я не могу отвечать за то, что был когда-то старьевщиком и не
по своей вине.
- Не смей на меня орать, я тебе не студентка с юридического факультета.
- А я говорю тебе, что ты...
- Не бесись, дорогой, - вдруг смягчилась Ривка, - до сих пор тебе было не
до меня, разве не так, потаскушек надо было охаживать, покупать им дорогие
подарки... Ты вспомни, подонок, когда ты мне в последний раз цветы дарил?
- Хорошо, - забормотал неожиданно сникший комиссар, - я был не прав,
дорогая, и мучил тебя понапрасну.
- Теперь уже это не имеет никакого значения, дорогой!
- Могу я, по крайней мере, звонить тебе изредка?
- Звони, - милостиво разрешила Ривка, - но без твоих идиотских шуточек,
предупреждаю.
- Шуток не будет, - твердо пообещал комиссар, - но я хочу, чтобы ты
устроила мне встречу с герцогом, дорогая.
* * *
Оглядевшись в карантинной, Кадишман узнал много знакомых лиц. Это были
известные деятели культуры и искусства, умершие незадолго до того, как он
попал в Одиночный мир. Один из них грустно напевал что-то под
аккомпанемент разбитой гитары, но его почти не было слышно, будто оператор
забыл пустить фонограмму. Лейтенант признал в поющем знаменитого артиста,
умершего недавно от наркотиков. Потом, правда, выяснилось, что повышенную
дозу ему впрыснула любовница, которая решила таким вот образом избавиться
от прилипчивого ухажера.
Рядом с артистом за небольшим журнальным столиком что-то сосредоточенно
писал на смятом листе бумаги толстый человек с тяжелой челюстью гангстера.
Дописав записку, он лихорадочно запечатал ее в самодельный конверт и,
озираясь по сторонам, будто кто-то зарился на его творение, аккуратно
надписал его. Кадишману удалось подсмотреть адрес, и он с удивлением
прочитал. "Господу Богу, лично в руки!"
Не сразу он узнал в гангстере заместителя комиссара полиции майора
Петербургского. Месяц назад тот был зверски убит герцогом, но никто в
управлении не жалел об этом. Придирки этого гнусного доносчика надоели
всем. Это был холодный мизантроп, который не любил женщин, подчиненных и
подследственных, но больше всех он не любил Иуду Вольфа, на которого завел
специальное досье, чтобы скорее вытеснить его "с незаслуженно занимаемой
им должности".
Давид Петербургский был суровый законник и педант, своими требованиями -
повсеместно уважать Закон, изводивший всех сотрудников Главного
управления.
"Слава Богу, что он умер, - подумал Кадишман, - но ведь и я умер и никто,
между прочим, этому не радуется. Грешно радоваться смерти ближнего. А
вдруг, кто-то рад моей смерти, точно также как я обрадовался смерти
Петербургского? Впрочем, если верить Вседержителю, я скоро оживу, и может
быть, даже увижу Берту"
Отделение, в котором сидел бывший заместитель и поющий без фонограммы
артист называлось - "Жертвы злодейских убийств" Кадишман из вежливости
поздоровался с Петербургским, но скоро пожалел об этом:
- А, это ты, - холодно сказал бывший заместитель Вольфа, - ну как там
этот?..
Он не назвал никого конкретно, но было видно, кого сей нудный сутяга,
имеет в виду.
- Я тут жалобу на него накатал, - сказал он с упрямым блеском в глазах.
- Кому накатали то? - спросил Кадишман, хотя знал, кому адресован
конверт.
- Господу, конечно, кому еще, ведь нет правды на земле, - заговорил он
словами Сальери...
- Но правды нет и выше, - напомнил Кадишман.
С русской классикой Петербургский не знался, так же, впрочем, как и
Кадишман, и непроизвольное цитирование ими Пушкина было не более чем
случайным совпадением.
- Скажите, почему вы спасли своего начальника? - спросил Кадишман. Его,
так же как и всех в управлении озадачил, и удивил странный поступок
Петербургского.
- Положено по уставу, - скучно отвечал Петербургский, - я всегда твердил,
что надо жить по уставу, а вы все отступали от него, но я добьюсь, чтобы
было иначе...
- Да какой вам еще устав нужен, командир, и так ведь все ясно...
- А вот и неясно, сержант.
- Лейтенант я, - угрюмо напомнил Кадишман. Но Петербургскому было все
равно, в каком звании собеседник.
- Помнишь в прошлом году, Вольф, твой любезный, пользуясь служебным
положением, вызволил из карцера трех арестантов арабского происхождения
для производства ремонта своего особняка?
- Не помню.
- Врешь, помнишь, но боишься босса, а ведь твой гражданский долг заявить
по инстанции, что Иуда Вольф, комиссар тель-авивской полиции, использует
служебное положение в корыстных целях, а это ничто иное, как грубое
попрание существующего законодательства.
- Может быть и попрание, шеф, да мне то что от этого, пусть они сами там
и разбираются. И вам бы пора уже остепениться и отойти от земной суеты...
- Отдыхать мне некогда, сержант, вот представлю Господу список
коррумпированных лиц в полиции, а там посмотрим.
"Один раз в жизни человек совершил красивый поступок, - подумал
Кадишман, - да и то потому, что так полагалось по уставу"
Он отошел от бывшего начальника, продолжавшего наводить порядки даже в
загробном мире.
Беседа с Петербургским взволновала его. Он надеялся встретить еще
знакомых и не ошибся. Карантинная оказалась просторным помещением,
вмещавшим многочисленное общество известных "Субстанций". Сортировку по
секциям производил, очевидно, Цилиндр. "Вожди племен", "Монархи",
"Исторические деятели " и "Выдающиеся политики" - это был лишь небольшой
контингент лиц, с которыми Кадишман столкнулся в первые минуты. Почти все
политические деятели были углублены в чтение газет, выискивая и не находя
в них сообщения о своих персонах. Все они, так же как и Кадишман, шли "По
второму кругу", и готовились к будущей новой жизни на земле.
Он остановился перед вывеской "Тираны и завоеватели всех времен и
народов" и среди присутствующих выделил хмурого человека в высокой соболей
шапке, красном халате и мягких ичигах, натянутых на кривые ноги.
"Чингисхан" - догадался он и стал приглядываться к другим завоевателям.
Узнав Тамерлана и Александра Македонского, он приблизился к Адольфу
Гитлеру, который с большим энтузиазмом убеждал в чем-то сидевшего подле
него Иосифа Сталина. Кадишман подошел ближе и прислушался.
- Иосиф Виссарионович, - с элегической грустью в голосе вещал Гитлер, -
ведь даже Вам, отцу народов, не удалось кардинально решить еврейский
вопрос.
- Я не замарал руки еврейской кровью, - гордо сказал Сталин, безуспешно
пытаясь зажечь спичку над затухшим соплом длинной трубки.
- Ой ли? - иронически сказал Гитлер, услужливо чиркнув зажигалкой у
трубки анемичного генералиссимуса.
* * *
Кадишман отыскал отделение с вывеской "Борцы за мир, лауреаты
Нобелевской премии" и вскоре увидел человека, которого искал. Это был
бывший премьер Израиля, павший от рук фанатичного убийцы. Он одиноко сидел
в сторонке, углубившись в газету (как и все в этом собрании
знаменитостей), выискивая и не находя заметки о своей персоне. "Странно -
и сюда доходит пресса? " - подумал Кадишман и вежливо кивнул премьеру:
- Здравствуйте, господин Рабин, - сказал он.
Ицхак Рабин оторвался от газеты и с улыбкой приветствовал полицейского.
- Ты куда собрался? - спросил он.
- Возвращаюсь на родину, - улыбаясь, сказал Кадишман.
- Счастливчик, - печально вздыхая, произнес премьер, - а я вот отказался
наотрез, - не могли оценить меня соотечественники, а ведь я искренне
боролся за мир...
- Вы могли бы сделать еще попытку, господин премьер, тем более что после
вашей трагической кончины у нас почти ничего не изменилось.
- Я бы и рад вернуться, но Цилиндр предложил мне родиться председателем
Организации Освобождения Палестины.
Кадишман даже не удивился тому, что бывший премьер назвал франта с
бабочкой "Цилиндром"
- Не все ли равно, в каком качестве бороться за мир? - сказал он
равнодушно.
- Да, но в этом случае я бы боролся за то, против чего воевал в
предыдущей жизни, а это в некотором смысле не совсем этично, майор.
- Вы уже сделали выбор? - в упор спросил политика Кадишман, уже не
удивляясь, что все, будто сговорившись, величают его майором.
- Разумеется, - завтра появлюсь на Белый Свет...
- В Иерусалиме?
- Нет, в Африке в семье вождя туземного племени, который передаст мне
власть по наследству.
Кадишман хотел посочувствовать мученику и национальному герою, но понял,
что тот доволен предстоящей миссией в тропических джунглях.
- Профессия вождя мне известная, - сказал он с гордостью, - думаю, что
справлюсь...
- А не предлагал ли вам Цилиндр вернуться домой в обличии животного?
Рабин обиделся:
- Чтобы родиться животным, дорогой друг, надо прожить жизнь эгоистом, -
наставительно сказал он, - а я, как вам известно, любил человечество!
* * *
Скоро в карантинную плавной походкой вошла Дафна. На этот раз она
закуталась в длинное желтое кимоно, вероятно, для того, чтобы отвадить
неучтивых политиков, заглядывать ей под юбку.
- Господин Кадишман, - официально сказала она, - приготовьтесь,
пожалуйста, к эвакуации...
- Я готов, - сказал Кадишман, с грустью подумав о том, что за такой
непробиваемой бронею, как японское национальное одеяние, вряд ли
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг