господина Эпштейна показался всем верхом глупости. Авторитетное собрание
не читало научные труды Сидора Ашкенази. Все недовольно уставились на
своего коллегу и с видом глубокого осуждения молчали до тех пор, пока
министр по внутренней безопасности, в сердцах назвав главу абсорбции
крупным идиотом двадцатого столетия, не заметил, что здесь не место и не
время для проведения дебатов дилетантского характера.
- Вопрос господина Эпштейна неуместен, - сказал он, - никому из нас и в
голову не приходит подвергать сомнению новейшие изыскания профессора
Хульдаи.
- Но вспомните, - упорствовал Эпштейн, - совсем недавно профессор
Хульдаи подвергал уничтожающей критике исследования Сидора Ашкенази, а
гипотезу, выдвинутую им о посмертном сохранении нематериальной субстанции
личности назвал даже шарлатанством.
- Я попросил бы не вводить аудиторию в заблуждение, - сказал профессор
Хульдаи, - называя господина Ашкенази шарлатаном, я имел в виду его теорию
о том, что в принципе можно вполне сохранить после смерти психическую и
интеллектуальную сущность человека, но это не имеет ничего общего с моей
теорией о переселении душ.
- Как же не имеет, если вы сами утверждали...
- А я сказал, что не имеет, или может быть, вы считаете меня плагиатором?
- Ни в коем случае, профессор.
Министр абсорбции дал задний ход. Словесная дуэль, в которой Хульдаи
одержал столь убедительную победу, окончательно склонила сомневающихся на
его сторону, и собранием кабинета министров овладело вдруг юморное
настроение. Каждый делал игривые предположения - кем он, в принципе, мог
быть в предыдущей жизни. Один из них решил, что он был, вероятно,
персидским шахом, поскольку ему нравилась идея многоженства, другой -
великим полководцем, так как у него всегда чесались кулаки, когда он
слышал реплики своих политических противников. И лишь депутат от русской
фракции Мария Колодкина, не поддержав общее веселье, с кислым выражением
лица заметила, что третьего дня контролеры городской экологической станции
зарегистрировали едва уловимый серный запах, быстро распространившийся по
южному Тель-Авиву.
- Запах довольно специфический, - сказала она, - но к нему скоро
привыкаешь. Многие даже и не почувствовали его, жаль, что министр экологии
не нашел нужным выяснять причины его внезапного возникновения.
- А вот и нет, - колко отозвался министр экологии, - по моим сведениям,
впервые запах появился на рынке Шук а-Тиква, но там всегда масса
всевозможных запахов. Что вы хотите, госпожа Колодкина, восточный рынок -
всегда клоака и зловоние на любой вкус...
- Почему обязательно надо экстренное собрание кабинета превращать в
дискуссию по проблемам восточного базара, - сказал министр по внутренней
безопасности, уже в который раз безуспешно пытаясь призвать к порядку
возбужденных коллег и особенно министра абсорбции, вообразившего, будто в
прошлой жизни он был великим Эйнштейном.
- Это вполне возможно, - подыграл ему министр обороны, - и сейчас разрыв
между вашими фамилиями составляет не более чем в одну букву.
Министр сельского хозяйства, бывший генерал с вечно мрачной физиономией,
едко заметил:
- Если вы, господин Эпштейн, были Энштейном, то я, пожалуй, был - Папой
Римским...
- Что вы хотите этим сказать? - оскорбился министр абсорбции.
- Ничего особенного, - сказал министр сельского хозяйства, - кроме того,
что я подвергаю сомнению вашу способность вообще быть папой...
- И все-таки, господа, - не успокаивался министр обороны, - я хочу
знать, кто виноват в данном случае конкретно.
Ему очень хотелось, чтобы виноватым был признан его вечный политический
противник Эммануил Когаркин, но тот был начеку.
- Теперь это уже не имеет никакого принципиального значения, - сказал он,
- один из участников названного эксперимента, проявив своеволие и вопреки
инструкции Института Времени, остался в прошлом, послав к нам аборигена в
облике упомянутого выше герцога.
- Называйте, пожалуйста, вещи своими именами, - потребовал профессор
Хульдаи, - не один из участников данного эксперимента, как вы изволили
выразиться, а пресловутый зять академика Ашкенази по кличке "Маэстро"
- Бывший зять! - почти заорал министр, - пора бы вам запомнить это,
господин профессор.
- Я просто констатирую факты. - Упрямо произнес профессор, - это долг
любого серьезного исследователя...
- В настоящее время полиция Тель-Авива пытается изловить вышеупомянутого
герцога, - официальным тоном продолжал Когаркин, не обращая внимания на
надоевшего уже всем нудного профессора, которого он и сам не очень то
жаловал, - но пока безрезультатно, вас это устраивает, господин Мордехай?
Министр обороны безнадежно развел руками, всем своим видом показывая, что
у него нет иного выхода, кроме как принять к сведению ничего не
прибавляющую к делу о покойниках, сомнительную информацию товарища по
коалиции.
Глава 35
С драгоценной ношей на плече, герцог спокойно вышел из дома
Заярконского, неторопливо повернул в сторону старого Яфо, но тут дорогу
ему внезапно преградил Иуда Вольф.
По плану, разработанному в Главном управлении полиции, комиссар должен
был перехватить рыцаря при выходе из логова, в котором обитали
"путешественники". Именно это обстоятельство имел в виду Чомбе, когда
помешал Васе добить герцога. Задержание опасного преступника Вольф как
всегда решил провести самолично, чтобы обеспечить себе назавтра утраченное
внимание прессы, не очень то жалующей его в последнее время.
- Я Иуда Вольф, - грозно сказал он герцогу и лихо вскинул оружие, -
подними руки, мистер, и не двигайся, если хочешь жить!
Герцог, сметавший обычно все на своем пути, на сей раз, как-то странно
замешкался:
- Иуда Искариот?!. - воскликнул он в изумлении и остановился.
- Моя фамилия Вольф, - высокомерно сказал комиссар, вряд ли знавший
своего легендарного тезку, - освободи девушку немедленно, если не желаешь
заработать пулю в живот!
Комиссар привык, что при звуке его голоса преступников охватывает мелкая
дрожь, но на сей раз, все было иначе: грозные интонации "начальника"
только разозлили герцога:
- Дьявол! - громовым голосом воскликнул рыцарь.
Удивлению и ярости его не было предела. Он опустил девушку на землю,
чтобы расправиться с тем, кто, по его мнению, предал Иисуса Христа.
Несмотря на солидное брюшко и толстые ляжки, комиссар живо забежал за
мусорный контейнер и, заняв здесь удобную позицию, открыл огонь на
поражение. В руках у него был добротный русский автомат, доставшийся ему
год назад в кровопролитном бою с террористами. Питавший страсть к
коллекционированию, Иуда Вольф держал трофей в своем кабинете в качестве
декоративного украшения, но сегодня что-то подсказывало ему, что он может
вполне сгодиться в деле, и предчувствие не обмануло его.
Комиссар стрелял без промаха, чем всегда бахвалился перед подчиненными,
но сразить "объект" сходу, как он не раз делал это в подобных переделках,
сегодня ему не удавалось: непробиваемый герцог все шел и шел навстречу
изумленному Вольфу, игнорируя пули, насквозь прошивавшие его
бесчувственное тело. Когда он почти вплотную приблизился к комиссару,
случилось то, что тот потом долго не мог забыть: вдруг из темноты
пустынного двора выскочил коренастый, коротконогий мужчина в маскировочном
плаще и по-детски стал бить герцога кулаками в грудь. Комиссар не сразу
узнал в незнакомце майора Петербургского. Появление этого безоружного
кретина было столь неожиданно и глупо, что Вольф не успел даже удивиться.
Чудаковатый заместитель начальника Главного управления сам вызвался
участвовать в необычном захвате, и вел себя при этом так, будто собирался
после операции получить звание окружного комиссара как минимум. Великий
правдолюб Петербургский считал всегда несправедливым, что триумфальные
поимки шеф обычно оставляет за собой, не желая ни с кем делиться славой.
Майор Петербургский, ненавидел Вольфа всеми фибрами своей канцелярской
души, но, несмотря на это, заслонил его грудью в минуту смертельной
опасности. Этот склочник бросился на герцога как на амбразуру, не имея в
руках никакого оружия. Никто позже (майор был посмертно удостоен медали
"За отвагу") не мог понять мотивов его странного поступка; зачем ему надо
было высовываться из укромного места именно в тот момент, когда
систематически разоблачаемое им "коррумпированное начальство" готовилось
отдать Богу душу?
В одно мгновение герцог расправился с Петербургским, свернув ему шею
одним лишь мощным движением руки. Этого мгновения комиссару было
достаточно, чтобы бросить ставший ненужным автомат и, пользуясь темнотой,
скрыться в соседнем переулке.
Герцог побежал, было, вслед за презренным предателем, но на полпути
раздумал почему-то и вернулся к бесчувственной Алис. Бережно подняв
девушку на руки, он быстро ушел лабиринтом проходных домов в сторону Яффо.
Комиссар, не веря, что отделался легким испугом, вместо того, чтобы
оказать помощь своему героическому заму (который, возможно, был еще жив),
проворно забежал в темный подъезд, и, вторгшись в квартиру Заярконского,
торжественно объявил:
- Господа, убит мой заместитель Давид Петербургский, пал смертью храбрых,
так сказать.
- Наши вам соболезнования, господин комиссар, - скорбно отозвался Цион.
- Пули этого мерзавца не берут, - констатировал Иуда Вольф без всякой
связи со своим первым сообщением
- Что, значит, не берут пули, - нахмурил брови Василий, - ты же сказал,
что его прикончили?..
- Я говорю о герцоге, - нетерпеливо отвечал комиссар, - я стрелял в него
в упор из автомата...
- Не боись, командир, - сказал Василий, - я Дубровский.
- Что ж ты притворялся де Хаимовым, сволочь, - насторожился комиссар, -
уж не заодно ли ты с этим придурком из прошлого?
Циону пришлось прочитать Вольфу пространную лекцию о творчестве
Александра Сергеевича Пушкина, пока тот понял, наконец, кого имел в виду
Василий, публично заявляя, что он гвардии корнет царской армии Владимир
Андреевич Дубровский. Хорошо зная революционные гимны второй половины
девятнадцатого столетия, комиссар имел смутное представление о знаменитых
героях великого русского классика, и в этом, пожалуй, был самый серьезный
пробел его образования, концентрирующего в себе некий стандартный набор
сомнительных ценностей тоталитарного режима.
- Не понимаю, как это ему удалось пройти незамеченным, - недоумевал Иуда
Вольф, - мы перекрыли все подступы к дому?
- А у тебя под носом целый полк можно провести, конспиратор ты
задрипанный, - сказал Василий и горько пожалел о том, что дал этому гаду
герцогу увести Алис
Глава 36
Экстренное заседание Комитета по национальной безопасности длилось
более шести часов. Все уже порядком подустали, но никто не думал
расходиться. Члены комиссии не были едины в главном вопросе - не является
ли все то, что происходит сегодня в Тель-Авиве результатом диверсии со
стороны иракских соседей?
Более всех упорствовал в своих, надоевших почти всем сомнениях, министр
обороны Ицхак Мордехай.
- Я могу показаться коллегам навязчивым, - уже в который раз подступал он
к профессору, - но готовы ли вы с абсолютной уверенностью исключить на
сегодня применение вышеназванного газа Изатрон?
Профессор Хульдаи недовольно поморщился, но попытался обратить все в
шутку:
- Мой коллега Сидор Ашкенази, - сказал он, - любил говорить в таких
случаях - "Господа, сколько можно крутить муму " - мы, кажется, уже
обсудили данный вопрос со всех сторон.
- Я, конечно, дико извиняюсь, - смутился министр обороны, - но тот же
доктор Ашкенази сказал...
- Господин Мордехай, - внезапно вскипел Хульдаи, - доктор Ашкенази в
данном случае частное лицо, тогда как я возглавляю Государственную
комиссию по...
- Это всем известно, профессор, - с тупым озлоблением прервал ученого
министр обороны.
- Что ж вам еще надо, недоверчивый вы мой...
- Я просто хотел сказать, что никто не имеет право сбрасывать со счетов
мнение столь авторитетного специалиста, как доктор Ашкенази...
- В любом случае мнение это остается суждением частного лица, пусть и
блестящего специалиста, а доводы, представленные мною есть результат
исследований целого коллектива, не менее авторитетных специалистов...
- Да, конечно, нехотя соглашался министр обороны, и, тем не менее,
доктор Ашкенази в своем выступлении сегодня по радио заявил, что
выдвинутая им гипотеза о возможности посмертного сохранения психической и
интеллектуальной сущности человека никакой связи с происходящими событиями
не имеет, тогда как вы...
- Послушайте, господин Мордехай! - профессор Хульдаи не на шутку
разозлился, - у доктора Ашкенази семь пятниц на неделе, то он носится со
своей сомнительной идеей о посмертном сохранении духовной сущности
человека, теперь, видите ли, он ее всенародно отрицает...
- Да, но и вы, кажется, прежде отрицали...
- Неправда! - вскипел Хульдаи, - при переселении душ, согласно моей
теории, память человека уничтожается, а это автоматически исключает
сохранение психической сущности человека после его смерти. Теория
профессора Ашкенази ошибочна и порочна. Я утверждаю, что о посмертном
сохранении не может быть и речи, сохраняется лишь нематериальная
субстанция, именуемая душой, все прочее меняется и психика, кстати, тоже.
- Да, но доктор Ашкенази...
- Вам, господин министр, кажется, доставляет огромное удовольствие
стравливать меня с доктором Ашкенази?
- Отнюдь, господин профессор, - совсем уж спасовал Ицхак Мордехай, - моя
задача, как профессионала, состоит лишь в предотвращении вполне реальной
военной угрозы, нависшей над нашим славным отечеством.
- Подите вы все к черту! - вдруг взорвался профессор Хульдаи, - если
аудитория не созрела еще для восприятия объективных фактов, мне, господа,
ничего не остается, как откланяться.
- Профессор, в этом нет особой необходимости, - сделал кислую гримасу
Когаркин, - господин Мордехай просто перестраховывается.
- Выбирайте выражения, Когаркин, - возмутился Мордехай, - это вы у нас
великий перестраховщик и любитель перекладывать с больной головы на
здоровую.
От затевающейся очередной перебранки давних соперников, аудиторию избавил
помощник министра по внутренней безопасности. Это был низкорослый,
плюгавый человечек с крупной головой и треугольными ушами. Стремительно
войдя в дверь конференц-зала, он бочком, между креслами, протиснулся к
захваченному перепалкой шефу и горячо зашептал ему что-то на ухо. Всем в
зале стало ясно, что ушастый пришел с важным делом. Выслушав озабоченного
помощника, министр стремительно вскочил с места и почти побежал за своим
подчиненным. Лишь только он вышел из кабинета, ему тут же подали в руки
мобильный телефон:
- Алло, - сказал Когаркин в трубку и услышал ликующий голос комиссара
полиции.
- Говорит Иуда Вольф, шеф, мне удалось взять Ахмада в дискотеке.
Новость показалась министру незначительной и неуместной на фоне тех
серьезных вопросов, которые обсуждались в его кабинете. Не выбирая
выражений, он стал упрекать комиссара в отсутствии умения принимать
самостоятельные решения:
- Комиссар, - язвительно сказал он, намереваясь как можно больнее поддеть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг