подставить собственный лоб под пулю и разом решить все проблемы...
Говорят, женская любовь неисповедима. Иной раз женщины любят почему-то
слабых и беззащитных - материнский инстинкт или что-то в этом роде. В
популярных статьях на темы психологии этому даже пытаются дать объяснение:
мол, сильная женщина должна любить слабого мужчину, а сильный мужчина -
слабую женщину. И таким образом в перспективе происходит некое
выравнивание вида. Потомство у разных пар будет примерно одинаковым и с
равными возможностями. В тот вечер победил Зарецкий. Зарецкий и получил в
компенсацию Марину. Может, именно потому, что сам не мог стать Онегиным?
- О чем вы думаете?
- Простите, Флора. О разном. Если вам что-то в моем поведении кажется
обидным, скажите прямо. Вы отличный секретарь. И очень мне помогаете. А
когда закончите университет, то станете хорошим журналистом. Я в этом
уверен. Кроме того, вы мне чисто по-человечески симпатичны. Просто эта
история с голосами вышибла нас всех из колеи. Как видите, даже в наши
времена случаются вещи загадочные.
- Вы давно знакомы с Мариной Петровной?
- Когда я ее впервые увидел, мне было столько, сколько сейчас,
наверное, вам. Пусть ее появления на корпункте вас не тревожат и не
смущают.
- Меня ничто не тревожит, - сказала Флора. - Но я думаю, может быть,
нам съездить к той женщине, о которой я вам говорила?
- В Закарпатье? Зачем? Не напридумывали ли мы сами бог знает чего?
- Нет, - сказала Флора. - Ничего мы не напридумывали. Безголосые
стали петь - это факт. Я не смогу спокойно спать, пока не пойму, откуда
такое взялось. А вдруг существует какой-то инженер или врач, который
проделывает такие фокусы?
- Допустим. Но отыщем ли мы его?
- Обязательно! Вас, если уж вы что-то решили сделать, ничем не
удержать.
- Помилуйте, Флора, вы завышаете мои возможности!
- И не думаю! Ведь я каждый день печатаю ваши статьи, веду дела...
Это дает мне право.
- Так чем же я отличаюсь от Вячеслава Александровича, который работал
здесь раньше?
- Вячеслав Александрович был высок, добр, мягок в обращении и очень
улыбчив, - сказала Флора. - А вы какой-то дикий...
- Что? - спросил я. - Да вы все сговорились обзывать меня диким!
По лицу Флоры пробежала тень.
- Я ни с кем не сговаривалась.
- В чем же моя дикость?
- Я сегодня перечитала еще одну вашу статью об инженере с завода
мотоциклов. Зло и честно написано. Вы даже об обычных фактах говорите так,
что, когда читаешь, становится почему-то тревожно. Вы должны, вы обязаны
расследовать историю с певцами.
Флору прервал звонок у двери.
Оказалось, к нам пришли Марина и Николай Николаевич.
- Ну так что же истина? - спросил Николай Николаевич, не
здороваясь. - Познаем мы ее или нет?
- Нет, не познаем. Пора возвращаться к реальности. К нормальной жизни
со вкусом, с цветом, с запахами. От того, что кто-то хорошо или плохо спел
Роберта, в мире мало что изменится. Электростанции будут вырабатывать
столько же энергии, сколько и вырабатывали, хорошее пиво будет так же
приятно отдавать горьковатым солодом. В последнее время мы все слишком
много говорим.
- Можно и возразить. Нынче такое время... Время говорливых людей, -
сказал Николай Николаевич, усаживаясь. - Сейчас я работаю над повестью...
- А я над статьей, - не слишком вежливо прервал я его. - И давайте
заниматься своими прямыми делами.
- Прямыми делами? - переспросил он. - Какие дела надо считать
прямыми, а какие нет? Пойди разбери!
- Мои прямые дела - писать статьи. Хотя бы те, которые внесены в
квартальный план редакции.
- В вас играет желчь, как было принято говорить в старину, - сказал
Николай Николаевич. - Выражение с медицинской точки зрения, может быть, и
бессмысленное, но образное.
Марина сидела рядом с Николаем Николаевичем и молчала. И молчание это
было почему-то зловещим. А Флора так и осталась у машинки. Длинная нога с
высоким подъемом, короткая юбка из странной ткани в клетку и блузка в
горошинку. Я точно впервые заметил ее. Был себе секретарь корпункта со
странным именем, с непонятными речами о давно уехавшем Вячеславе
Александровиче. Не то мебель, не то обязательное приложение к
выстроившимся на стеллажах папкам с архивами. Кого же в эту минуту она
напоминала? Когда-то я придумал, что она напоминает продавщицу цветов из
комедии Бернарда Шоу "Пигмалион", которую безумный профессор Генри Хиггинс
"выучил на герцогиню". Но ведь настоящей Элизы Дулиттл никто из нас не
видел и видеть не мог. Она жила лишь в воображении самого Шоу. А те
актрисы, которые пытались Элизу изобразить, лично меня только раздражали.
Может быть, есть роли, которые не следует играть, и пьесы, которые не
следует ставить на сцене? Доводилось ли вам хоть однажды встретиться в
театре с Чацким, который показался вам именно таким, каким представлялся
при чтении пьесы?
- Вы сегодня не в духе, - заметил Николай Николаевич. - Между тем мы
тут для серьезного разговора.
Марина поднялась и подошла к окну. Понятия не имею, что интересного
она могла увидеть в нашем унылом дворике-колодце, но всем своим видом она
давала понять, что наша с Николаем Николаевичем беседа ей неинтересна и
она не намерена терять время на пустое времяпрепровождение. И вообще, в
самом визите Марины и Николая Николаевича было нечто нарочитое, может
быть, даже заранее продуманное.
- Я много думал над всем тем, о чем мы говорили в последнее время. -
Николай Николаевич снял очки и принялся тщательно протирать их кусочком
замши. - Поначалу и у меня самого возник соблазн принять участие в
розысках таинственного человека, дарящего другим голоса. Но сейчас, по
зрелом размышлении, я предпочел бы...
- Мне надо уйти, - сказала вдруг Флора. - Если понадоблюсь, звоните.
Ее каблуки простучали через холл, хлопнула входная дверь.
- Если бы молодость знала, если бы старость могла! - ни с того, ни с
сего произнес Николай Николаевич; впрочем, эта реплика наверняка имела
какое-то отношение к Флоре. - В своей повести мне хотелось бы поднять
проблему права каждого человека на талант.
- А кто это право оспаривает?
- Сама жизнь. Мало просто объявить всех равными перед законом. Дело в
том, что у нас возможности неодинаковы. Один в силах стать творцом
космических кораблей, другой - рекордсменом по прыжкам в высоту, а
третий - ни тем ни другим. Так вот, мы должны стремиться к тому, чтобы
"третий" не был лишним, не был обделенным. Недаром в популярной песне
поется: "Я не третий, я не лишний, это только показалось..." Крик души!
Кто из нас думал хоть однажды, что он тот самый лишний, без которого можно
было бы и обойтись? Хотя, с другой стороны, мы, как часть природы, не
вправе вопрошать: зачем мы? Природа так задумала, не спросясь у нас. И
каждый обязан терпеливо нести свой крест...
В те минуты я очень терпеливо нес свой крест: выслушивал
витийствования классика областной литературы, считал в уме до ста, потом
до двухсот - только бы не затеять спор и не наговорить чего-нибудь
лишнего. Кроме того, я не мог понять поведения Марины. Отчего она стоит,
заложив руки за спину, у окна? Кто инициатор этого разговора - она или
классик областной литературы?
- В тот вечер, - спокойно продолжал Николай Николаевич, - в тот
вечер, когда я провожал Марину к корреспондентскому пункту...
- Так это вы были в белом плаще?
- Не помню. У меня три плаща. Разного цвета. История с розысками
волшебника, дарящего людям голос, как вы отлично понимаете, бред, ересь,
химеры, пригрезившиеся в тяжелом предутреннем сне. Поиграли мы с вами в
фантастику - ну и хватит. Никто не ждал, что вы с такой истовостью
возьметесь за дело. В том числе и я - хотя бы в тот день, когда беседовал
с вами в кафе. Если бы знал, что дело примет такой оборот, поостерегался
бы откровенничать... Вся эта история неприятна Марине. И я испытываю
чувство вины перед нею.
Тут Марина наконец отошла от окна.
- Думаю, будет лучше, если мы побеседуем с глазу на глаз, - сказала
она.
- Со мною? - Николай Николаевич выглядел ошарашенным: такой поворот
дела был для него явной неожиданностью.
- Нет. С ним.
Я отметил про себя это "с ним". Оно не предвещало ничего приятного.
Но счел, что уклоняться от разговора тоже было бы неверным.
- Подождать внизу?
Мне очень хотелось сказать: "Как в тот раз. Вам не привыкать". Но
сдержал себя. Марина успокоила Николая Николаевича, объяснив, что разговор
будет коротким.
- Итак? - спросил я, когда дверь за Николаем Николаевичем закрылась.
- Сигарету!
- Гляди, научишься курить.
- Да уж все равно. Свое я оттанцевала, как та стрекоза. А педагогу
хорошее дыхание уже ни к чему. Ты не мог бы отсюда уехать?
- С какой стати?
- Действительно. Я говорю глупости. Должность, зарплата, положение и
прочее.
- Зарплата и положение тут ни при чем. Но, согласись, не каждый день
хорошие знакомые просят кого бы ни было уехать из города.
- Мне уже почти сорок лет. Это осень. Надеяться, как в юности, что
явится голубой принц, смешно. И все же у каждого из нас есть какие-то
иллюзии. Мы в них верим даже в очень зрелом возрасте. До самой смерти. Ты
умеешь отбирать эти иллюзии. Каким способом, не знаю. Но Юре своим уходом
из театра ты оказал медвежью услугу.
- Я ушел из театра потому, что считал это правильным. При чем здесь
Юра?
- Можешь себе представить, сколько горьких минут довелось пережить
Юре, ведь у него данные были много хуже твоих. А он остался. И пел. А это,
если хочешь, требует мужества. Сейчас ты начал расследование, которое
никому не нужно...
- Позволь, но ты сама просила... С твоей легкой руки все началось!
Марина бросила сигарету рядом с пепельницей, прямо на стол. Руки ее
дрожали.
- Откуда я знаю, чего я на самом деле хотела? Узнала, что ты
возвратился, пришла сюда... Пришла, чтобы поговорить о многом. И о Юре
тоже. Вернее, о себе и о нем... Да и о тебе. Показалось, что ты меня сразу
не узнал... Потому и разговор пошел у нас сразу же глупый. Мы с тобой в
конце концов станем врагами. Может быть, мы всегда втайне друг друга
недолюбливали.
Я поднялся.
- Тебе, Марина, пора идти. Тебя внизу ждут.
- А ведь есть выход, - сказала Марина.
- Не понимаю.
- Я спущусь вниз и скажу Николаю Николаевичу, чтобы он шел себе
домой. Молчишь? Раз так, мы с тобой, наверное, больше не увидимся.
- Что-то я не вижу логики в твоем поведении.
- Эх, ты! - сказала вдруг Марина совсем просто, даже с какой-то
будничной, кухонной интонацией. - Эх, ты! Ведь все мы люди, все мы чего-то
ищем, мечемся... Тогда я говорила искренне. И сейчас тоже. Мне кажется,
что это расследование ненужная штука. Как будто с нас со всех одежду
сдирают... Всех тебе благ! И уезжай, если можешь...
Долго я сидел у стола. Я действительно чего-то важного не понимал. По
крайней мере, тех страстей, которые движут и Мариной, и Николаем
Николаевичем. Юра и Ирина - тут все как будто ясно. Но Марина... Что ей
нужно?
Внезапно позвонила Флора. Я ждал ее звонка, но, конечно, никак не мог
предположить, что наш разговор с ней будет таким добрым, легким. Он мигом
смыл тяжесть с души.
- Ушли? - спросила Флора.
- Давно.
- Они вас мучили бессмыслицей и сомнениями?
- Что-то вроде этого.
- Когда же мы поедем в Закарпатье? К той самой певице, знакомой моей
сестры... Адрес я узнала.
- А вы считаете это необходимым?
- Еще бы! Если не докопаемся до сути дела, то так и будем всю жизнь
ходить испуганно-удивленными, как эта ваша Марина и писатель в очках.
Завтра я приду без пяти девять.
5
В придорожном кафе, у села со странным названием Тухолька, мы выпили
кофе. Флора села за руль. Серпантин карабкался к вершине горы, поросшей
серо-голубым лесом. Это была знаменитая карпатская смерека - родная сестра
наших елей и сосен. В прохладные дни карпатские леса стыдливо кутались в
туманы, а в жаркие, как сегодня, над ними висело голубоватое марево. В
окно рвался горячий пряный воздух. Было душно, и клонило ко сну.
- Пристегните ремень! - сказала Флора.
- На этой дороге автоинспекторы редкость.
- И все же пристегните. Я не такой опытный водитель, как кажется.
Почему она сказала "как кажется"? Угадала мои мысли? Вела она машину
отлично. Не лихо, а разумно. Сбрасывала обороты именно там, где нужно
было, в повороты вписывалась аккуратно, не пересекая белой осевой линии.
День был не просто жарким - он душил жарой. Воздух казался липким.
Сосредоточенное лицо Флоры не давало мне покоя. Очарование молодости? У
Флоры дерзкий взгляд и дерзкий язык. И удивительно длинная шея, мягко
переходящая в плечо. Даже не определишь, где кончается шея, а где
начинается плечо.
- С какой стати вы так подробно меня рассматриваете? - заметила
Флора. - Что, у вас не было времени сделать это раньше?
- Извините, - смутился я. - Но еще древние греки, а может, кто-нибудь
еще и до них открыл объективную ценность женской красоты. Да и вообще, мне
дозволены некоторые вольности в разговоре. Я ведь вам в отцы гожусь.
- В слишком молодые отцы... Да и к тому же в приемные.
- Ну а в ином качестве я, кажется, никому никогда не годился.
- Вспомнили, что были когда-то Онегиным? В каждом Онегине, если к
нему хорошенько присмотреться, сидит и пылкий Ленский, и рассудочный
Гремин. Полагаю, сегодняшний Гремин был бы подписчиком журнала "Здоровье"
и охотно помогал бы жене по хозяйству.
- Долго вы все будете меня корить Онегиным? Я ведь сам, добровольно
ушел со сцены. Повинную голову меч не сечет.
- В том-то и дело, что речь надо вести не о повинной голове. Вы тогда
просто струсили.
- Почем вам знать, струсил я или не струсил? Вы тогда пешком под стол
ходили!
- Побоялись быть певцом средней руки. Вот и все дела.
- Не побоялся, а не захотел. И дело не в гордыне. Но всегда считал,
что делать все надо максимально хорошо. Великолепно сработанная табуретка
так же совершенна, как любая из пьес Шекспира. Честный и хорошо работающий
столяр может на равных говорить с кем угодно - от Магомета до Гете
включительно.
- И в журналистике вы надеетесь все делать максимально хорошо?
- Во всяком случае, стремлюсь к этому.
- Верно! - неожиданно согласилась Флора. Во время всего разговора она
ни разу не обернулась в мою сторону, казалось, ее занимают только крутые
повороты дороги, ведущей к перевалу. - Вы, конечно же, сказали правду. Но
нельзя ли попроще?
- Вы, Флора, слишком современны и решительны в словах и поступках.
- А разве лучше быть архаичной, как Марина? Послушайте, на
корреспондентском пункте единственными реальностями были я сама да еще тот
кофе, который я вам ежедневно варила... А все остальное - суета, чепуха и
словоблудие.
- Флора, вам сейчас придется выслушать мои отеческие наставления.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг