Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
дождь?  Переждите в подземном переходе. Нет переходов? Постойте в подъезде
какого-нибудь дома...  И  вообще,  были бы  дети здоровы!  При  чем  здесь
дождь?.."
     Я засыпаю, но не надолго - до первой воздушной ямы.
     Ну  а  потом был  аэропорт,  такси,  гостиница,  обед  в  гостиничном
ресторане.  И певец на эстраде,  утверждавший,  что "города, конечно, есть
везде" и  что  "каждый город  чем-нибудь известен...".  Пел  он,  закрывая
глаза,  прислушиваясь  к  звукам  собственного  голоса.  Слова  произносил
странно, пропуская и коверкая гласные:

                        Но ткого не найти ныгде...
                        Та-тай-да-ра-ра...
                        Как моя крсавица Адесса...

     На  певце  была  рубашка в  полоску,  костюм  в  полоску и  галстук в
полоску,  и странным казалось на таком фоне его совершенно нормальное,  не
полосатое лицо.
     Через час я отправился к Юре домой. И вот я у подъезда. Написанное от
руки  объявление:  "Сдаются  комнаты  для  студентов.  Мраморный  подъезд,
сетевой газ  и  прочие удобства".  Впрочем,  подъезд был не  мраморным,  а
выкрашенным масляной краской.
     Я ждал этой встречи и немного боялся ее.
     На звонок вышел сам Юра.  Все такой же тоненький, с осиной талией, но
с грудной клеткой кузнеца.  Видно, он только что принял ванну. Волосы были
еще влажны и уложены с помощью сеточки-невидимки.
     - Коля! Ты к кому?
     Более нелепого вопроса задать он, конечно, не мог.
     - К тебе.
     - Ко мне? Но каким образом? Почему?
     - Ты не рад встрече?
     - Да нет... Совсем не то. Заходи... Налево... Тут темно. Не ударься о
вешалку. Кстати, я читал твои статьи. И не только я. Мы все гордились...
     - Чем?
     - Ну,  что ты из наших...  Был обычным певцом -  и вдруг статьи.  Мне
скоро на спектакль. Как ты узнал мой адрес?
     - Мне дала его Марина.
     - А-а, -  протянул он. -  Тогда вот что... Ты пока молчи об этом. Все
объясню позднее.
     - Я приехал послушать тебя в спектакле. Может быть, напишу статью.
     - Обо мне?
     - А почему бы и нет?
     - Странно. Не верится. Садись сюда.
     И  тут  в  комнату вошла она.  Протянула мне  руку.  Рукопожатие было
жестким.  Я  бы  сказал,  что в  этой женщине все было графичным.  Никаких
полутонов и  полуоттенков.  Четко  она  говорила,  прямо  глядела  в  лицо
собеседнику.  Твердо ходила по комнате.  Темные волосы, темные глаза, чуть
заметный пушок над верхней губой. Высокие и сильные, как у прыгуньи, ноги.
     - Это журналист и  музыкальный критик. -  Юрий назвал меня по имени и
отчеству. - Приехал писать обо мне. Моя жена Ирина.
     Я понял,  что и здесь придется подчиняться правилам не очень понятной
мне игры.
     - Статья или рецензия?
     - Видно будет, - уклонился я от прямого ответа.
     - Это единственная цель вашего визита? -  спросила Ирина. -  В  таком
случае мы с вами отправимся сегодня в театр. Юра поет в "Иоланте". Если вы
напишите рецензию, мы будем вам весьма благодарны. И билеты на спектакли с
нашим участием всегда будут в вашем распоряжении.  А пока, учитывая жаркий
день, разрешите предложить компот из холодильника...
     Это "учитывая жаркий день" окончательно сразило меня,  и я понял, что
с темноволосой дамой шутки плохи.
     Позднее, сидя рядом с Ириной в ложе, я вспомнил этот суматошный день.
Самолет...  полосатый ресторанный певец...  компот из холодильника... Ради
чего я все это затеял?
     Свет  в  зале  погас.  В  саду  короля Ренэ появились рыцари Роберт и
Водемон.  Голубой Водемон нюхал цветы и восторгался всем на свете. Позднее
завел пространные речи о любви.  И Роберт, воспользовавшись случаем, решил
рассказать, наконец, о своей возлюбленной.

                  Кто может сравниться с Матильдой моей?
                  Играющей искрами черных очей,
                  Как на небе звезды осенних ночей...

     Ария  эта  трудна.  Можно  сбиться с  темпа,  запеть  так  называемым
"горловым" звуком.  В  свое  время  в  консерватории я  немало  помучился,
разучивая ее.
     А  Юрий пел  легко.  Чувствовалось,  что  у  него хорошо поставленное
дыхание,  он легко брал высокие ноты.  Звучали они звонко, не затуманенно.
Но  было  в  самом тембре голоса нечто странное и  ненатуральное.  Дело не
только в том,  что голос был не богат обертонами, хотя достаточно крепок и
силен. Почему-то хотелось назвать этот голос стеклянным.
     Я закрыл глаза,  чтобы не видеть певца. Зрительный образ часто мешает
точно оценить характер и особенности голоса.  И вдруг мне показалось,  что
поет  не  человек,  а  какой-то  механизм -  пусть  какой-нибудь  сложный,
сверхсовершенный магнитофон,  уж  не  знаю,  что именно.  Но ощущение было
точным:  голос не живой.  В нем не хватало,  может быть, самой малости той
безумной неправильности,  которая,  как  считал  Герцен,  присуща  каждому
таланту.
     Когда я открыл глаза,  то заметил,  что Ирина с тревогой наблюдает за
мной. Аплодировал я, пожалуй, чуть энергичней, чем требовалось.
     - Вот и  все, -  сказала Ирина. -  Теперь у  него несколько реплик во
втором акте. Будем ждать? Вечер тих. На улицах сейчас приятно.
     Мы вышли из театра.  В сквере,  несмотря на поздний час, бегали дети.
Какой-то мальчишка на самокате чуть было не врезался в нас.
     - После спектакля Юра поедет домой, - сказала Ирина.
     И я понял,  что так было задумано:  Ирина должна поговорить со мною с
глазу на глаз.
     Мы  спустились по лестнице к  порту,  по набережной вышли к  лодочной
станции. Сторож уже уносил в будку весла.
     - Поздно! - сказал он мне. - Завтра,  завтра...  Но,  увидев в  своей
руке  трехрублевку,  вздохнул: - Ладно.  Я подожду.  Только недолго.  Если
водная  милиция  остановит,  скажите,   что   взяли   лодку   засветло   и
задержались...
     Город навис над бухтой. Он был освещен так ярко, что луна над заливом
казалась лишь тусклым фонарем.  Голубой,  алый, желтый неоновый свет лился
по волнам и слепил. Я повернул лодку кормой к берегу.
     - Вам помочь грести?  Мне показалось,  что у  вас нет навыка.  Сейчас
тихо. Можно опустить весла. Так как же вам пение Юры?
     Ну вот и началось главное.  И сегодняшний вечер, и прогулка по морю -
все это достаточно странно.  Но вероятно,  мы оба испытывали неловкость, а
потому и совершали диковинные поступки. Зачем эта лодка? Ведь побеседовать
можно было и на бульваре.
     - Почему вы молчите?
     Я решил играть ва-банк.
     - В голосе Юры мне почудилось что-то странное.
     - Вы приехали от нее?
     - Кого вы имеете в виду?
     - Конечно,  Марину.  Кого же еще? И теперь внимательно выслушайте то,
что я скажу.
     - Выслушаю. Но не совсем понимаю, в чем вы меня подозреваете.
     - Я  подозреваю, -  ответила  она,  что  вы  подосланы  Мариной.  Она
неудачница.  Вы должны понимать,  что неудачники -  люди опасные. Неуемное
честолюбие...  Чаще всего ничем не подкрепленное. Сначала мечты, сетования
на  то,  что  мир  стал жесток и  невнимателен к  гениям.  Затем поездки в
Коктебель.  Есть  такой  поселок.  Около  Феодосии.  Он  теперь называется
Планерское.
     - Знаю.
     - Там горы маленькие, но с виду вполне настоящие. Только в десять раз
ниже.  Милый  залив.  Дом  творчества писателей.  Правда,  писатели там не
очень-то творят.  Все больше писательские семьи отдыхают.  Да и  можно  ли
разводить писателей в таких вот прибрежных инкубаторах? Они же не цыплята!
Я там была. Знаю. Видела. Но это - любимое место Марины. Говорит, что, как
выйдет  на пенсию,  там поселится.  Так вот,  в этот Коктебель каждое лето
съезжаются неудавшиеся Шаляпины,  Пушкины,  Гоголи,  Ползуновы, Скрябины и
даже Наполеоны.  Собирают на берегу камешки,  ходят в горы.  Да и почему в
эти горы не пойти,  если они как холмы?  По Потемкинской лестнице  труднее
взойти. Там они сопят, как при гриппе, вдыхают запах моря и гор и говорят,
что эти запахи врачуют их душу...  Нет,  настоящим Гоголям,  Ползуновым  и
Скрябиным там делать нечего!
     - Вы,  Ирина,  злой человек.  Хотя в том,  что вы говорите, есть доля
правды.
     - Все,  что я говорю, правда. А если я стала злой, то по единственной
причине. Я отбиваюсь.
     - От кого?
     - Ну,  в данном случае от вас. А вообще не знаю, от кого именно... От
многих.  Понимаете,  настали времена всеобщего равенства.  И это равенство
часто понимают как-то механически.  Если кто-то кем-то стал,  значит, и ты
имеешь на  это  право.  Но  ведь  не  каждый может стать Эдитой Пьехой.  И
вратарем  Третьяком  с  бухты-барахты  не  станешь.  Вы  заметили,  что  в
последнее время  в  компаниях перестали просить спеть или  почитать стихи?
Знаете почему?  Считают,  что и сами умеют не хуже.  Одна девица - кстати,
моя подруга -  чуть не расплакалась,  когда ей сказали,  что ленинградский
бас  Борис  Штоколов лучше  нее  поет  партии басового репертуара...  Она,
видите ли,  не могла согласиться даже с тем, что у женщин не бывает басов.
Она хотела во всем, совершенно во всем быть лучше других...
     ...Примерно такие же  мысли несколько часов назад блуждали и  в  моей
собственной голове! Сейчас нельзя было перебивать Ирину. Нужна была пауза.
У  журналистов это  называется "вытягиванием" собеседника.  Только что был
общителен,  разговорчив, а затем внезапно умолкаешь. В разговоре возникает
некая пауза, вакуум. Если выдержать характер и не броситься его заполнять,
то, как правило, нервы сдают у собеседника. Он начинает говорить - спешно,
лихорадочно.  Сам  эту  поспешность ощущает  и  бывает  ею  недоволен.  Но
замолкнуть уже не может. И обязательно что-нибудь существенное выболтает.
     Лодку почти совсем прибило к  причалу.  Огни набережной нависли прямо
над нашими головами.
     - Марине предстоит вести жизнь обычной женщины.  И ее возмущает,  что
Юрия ждет другое.  Вот она и плодит не просто сплетни,  а какие-то кошмары
из сказок Гофмана:  мол,  не было голоса, а теперь появился. Что за ересь!
Заблудший Мефистофель взял душу и подарил вместо молодости талант?
     - Да! -  сказал  я  возможно  тверже. -  И  фамилия  Мефистофеля  мне
известна.
     - Будем считать, что вы пошутили.
     Но я не шутил.
     Она молча глядела на меня.  И  было в этом взгляде нечто тревожащее и
заставлявшее вспомнить,  что даже опереточные злодеи возникли не только по
капризу авторов либретто. Многие из них имели реальных прототипов в жизни.
Ведь существуют где-то и  честолюбцы,  способные на что угодно,  только бы
прославиться,  и завистники,  и мистификаторы. В уме мы соглашаемся с тем,
что мир пестр и мозаичен.  Но всякий раз удивляемся,  если узнаем, что наш
сосед по лестничной клетке -  великий честолюбец,  а  старинной знакомой в
сладких предутренних снах мнилось,  что  она стала королевой какого-нибудь
далекого полудикого острова...
     - С какой стати Марина вмешивается в частную жизнь других? Почему она
разрешает себе распускать слухи?  Какой такой Мефистофель, дарящий голоса?
Нельзя же терять чувство реальности!
     - Но ведь для некоторых оперная сцена -  жизнь, реальность. И я лично
знаком с  человеком,  который помог и  вам,  и  Юре,  и еще кое-кому,  так
сказать,  найти свой голос.  И  был это вовсе не педагог-вокалист.  Вы это
знаете не  хуже моего...  Вот  список фамилий тех,  кто  так  же,  как вы,
получил в  подарок голос.  Как вы понимаете,  с некоторыми из этих людей я
уже беседовал. Они были откровеннее вас...
     Вдруг огоньки опрокинулись,  и  я  почувствовал,  что лечу в  высокое
небо. Туда, где звезды. Но это были не те огни и не те звезды, что светили
вверху.  Это были другие звезды и  другие огни -  отражавшиеся в спокойной
воде.  Было  неглубоко -  по  горло.  Я  услышал стук  каблуков по  доскам
причала. А к месту происшествия уже бежал сторож.
     - Эй! Что? Она вас ударила?
     - Веслом.
     - Может, вы нарушали галантность?
     - Галантность здесь ни при чем.
     - Ну ладно, давайте руку!
     До полуночи пришлось просидеть в сторожке,  пока просохла одежда.  Мы
ели знаменитую малосольную скумбрию и запивали ее ароматным чаем.
     - Отчего же дамочка вас топила?
     - Случайность.
     - Ну,  пусть будет так...  Странно, отчего нас женщины то спасают, то
топят?  Я так мыслю:  она хотела сделать вид, будто это несчастный случай.
Лодка перевернулась -  гражданин от испуга утонул.  Просто и ясно. Никакой
следователь не докопается.
     Видно, что сторож был любителем детективных романов. Но бог с ним, со
сторожем.
     Я  обсох,  обрел дар речи и способность передвигаться.  Пробыл в этом
городе еще неделю.  Даже звонить в редакцию не стал. Попал на спектакль, в
котором пела Ирина. Было ли это уже игрой воображения или правдой, но и ее
голос показался неживым,  с  такими же  холодными,  "стеклянными" верхними
нотами.
     В атмосфере этого города -  сонной,  томной, где воздух напоен йодом,
запахом  водорослей и  акаций, -  мне  стало  казаться,  что  я  занимаюсь
чепухой,  глупостями,  погоней за  миражами.  А  такое в  наш мускулистый,
энергичный и  напористый век совершенно недопустимо и,  если хотите,  даже
преступно.  Разрешаю себе этакие вольности - болтаюсь по чужому городу без
определенной цели, наконец, без командировочного удостоверения в кармане.
     По асфальту шелестели праздные толпы.  Лица были открыты и оживленны.
Никто никуда не  спешил.  Но  и  эти люди были на  что-то  нацелены -  они
пытались как  можно лучше провести свой  профсоюзный отпуск.  Ели,  пили и
смеялись,  знакомились,  чтобы обменяться поцелуями или  адресами,  а  при
расставании,  может быть, даже всплакнуть. Я отмечал собственное отражение
в  витринах  магазинов.  Взъерошенные волосы,  мятая  рубашка,  блуждающий
взгляд, бледные, незагорелые, какие-то канцелярские руки. Да полно, что со
мной?  Надо забыть всю эту историю.  И  уж во всяком случае,  не ходить по
вечерам в театр, не пытаться снова повидаться с Ильенко.
     И  вдруг  я  увидел  афишу,  извещавшую  о  двух  гастролях  заезжего
дирижера,  того  самого,  который  некогда уговаривал меня  не  уходить из
театра.  На  фотографии он  выглядел  солидно,  настоящим  маэстро.  Да  и
званиями и  наградами,  как явствовало из афиши,  за последние годы не был
обделен.  Игорь - так звали дирижера - остановился в той же гостинице, что
и  я.  Мы  долго  мяли  друг  другу  бока,  хохотали,  радовались встрече,
вспоминали минувшие дни и  общих знакомых.  Душным вечером,  когда даже не
открывали окон -  казалось,  что в  номере прохладнее,  чем на улице, -  я
рассказал Игорю в деталях обо всех событиях, приведших меня в этот город.
     Он  слушал,   зажав  подбородок  в  кулак.  Потом  о  чем-то  всерьез
задумался.
     - Да помню я эту Марину, -  сказал он наконец. -  Отлично помню. Даже
лучше,  чем Юрия.  Мне она никогда не  нравилась.  Ни как человек,  ни как
балерина.  Было у меня такое ощущение,  будто невзаправду она живет.  Сама
себя вообразила человеком необычным.  А в чем эта необычность, одному богу
известно!  Почему она  решила сыграть с  тобой  в  неузнавание -  загадка.
Впрочем,  от взбалмошной женщины всего можно ожидать... Послушай, а может,
она чего-то боится?
     - Тогда уж не чего-то, а кого-то. И этот кто-то, видимо, я. А меня ей
бояться ни к чему.
     - Бояться можно и тебя.  Бояться можно и себя самой. А люди, склонные
жить в  мечтах и  иллюзиях,  попросту боятся правды и ненавидят реализм во
всех его проявлениях.  Аллах с нею, с этой Мариной. Выяснится со временем.
Что же касается "внезапно запевших", то, поверь мне, тут какой-то бред или
мистификация.
     - Я и сам поначалу так думал.  И все же ты послушай Юрия. Помнишь его

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг