Максим Самохвалов
ЧЕРТОВО ОЗЕРО
Озерцо у нас непростое, с двойным дном. То есть, настоящее
дно там одно, но в середине плавает слой торфа
Если нырнуть слишком глубоко, то пробьешь торф и окажешься
там, откуда уже не возвращаются.
Вчера утонул Нестор, пасечник, у которого мы покупали мед.
Я и думаю, как можно купаться в озере, где уже столько мертвых
людей? А ведь идут и идут. Из нашей деревни, из соседней.
Весело кричат, перекидывают мячики, плавают наперегонки, а
там, в глубине, распухшие мертвецы! Я никогда не пойду
купаться на это озеро.
Вечером, за ужином, моя двоюродная бабка сказала,
разламывая хлеб:
- На кладбище синие цветы появились. Озеро "исть" хочет.
Мне стало страшно, тем более, опять выбило пробки в
деревенском распределителе, так что ужинали при свете
керосинки. Мой двоюродный братец уставился на бабку, а потом
спросил:
- А почему на кладбище растут синие цветы?
- Рано такое тебе знать.
Я вспомнил, что точно также, лет пять назад, бабка мне
ответила, когда у Речниковых умер дед. Бабка попросила меня
зайти к ней и сказать "когда гроб привезут на тракторе".
- А что такое гроб? - спросил я тогда.
- Рано тебе это знать, - ответила она мне.
- Туда кладут мертвых людей, - сообщил мне братец на ухо.
Когда привезли тот самый гроб, солнце отразилось в
струганных досках, я испуганно смотрел, как сверкает в кузове
трактора эта страшная вещь. То ли утренний дождь намочил
дерево, то ли свежие сосновые доски умеют отражать свет, не
знаю. Было страшно. Даже цветы в палисаднике, и деловитые
толстые шмели не вызывали у меня радость в тот день, все
казалось перечеркнутым смертью, случившейся у
Речниковых.
Я прибежал к бабке в покосившийся дом, долго стучал, но
она не открывала. Тогда я пошел через двор, стараясь не
смотреть в ту сторону, где около лестницы стоял розовый
памятник с могилы моего деда. Когда памятник сгнил,
родственники заказали в мастерской металлический, а этот
привезли и поставили бабке во двор. Памятник был сколочен из
ящичков разного размера, раньше так делали. Например, в самом
низу был широкий ящик, выше чуть меньше, вроде как тумба с
наклонными стенками, а еще выше маленькая коробочка. А на
коробочке металлический крест с двумя перекладинами. Самая
нижняя - косая, я где-то читал, что она одним концом указывает
на землю, а другим на небо. Мне было страшно смотреть на этот
памятник.
Когда я застучал кулаком в обитую черным войлоком дверь,
бабка долго не открывала, а потом, наконец, вышла.
- Привезли? - строго спросила она у меня.
- Привезли, - я кивнул.
А еще мне казалось страшным то, что гроб привезли именно
на тракторе. Я тогда не сообразил, что в деревню не всегда
проедешь по раскисшим дорогам, казалось, что это специально.
И теперь мы сидели около керосиновой лампы и ели суп.
Мои тетки, обычно разговорчивые за столом, молчали. Только
когда принесли картошку, я понял, что еще кто-то утонул.
После ужина братец мне сказал, что утонул Витька.
Витьке было двадцать лет, он каждый день бегал до самой
Листвянки, тренировался. И еще он молотил кулаками ствол
засохшей яблони, нарабатывая мускулы. Мне казалось диким, что
такой здоровяк мог так просто утонуть.
- А он тоже не смог пробить торф? - спросил я у братца.
- Может и смог бы, но водоросли на нижнем дне могли
опутать его ноги, не пустить наверх.
- Там и водоросли есть?
- Конечно. Ты слышал, что бабка сказала? Озеро есть хочет.
Кто там, по-твоему, ест? Водоросли и едят.
- Зачем тогда ты ходишь туда?
- Главное не нырять, - ответил братец, - правда, из-за
холодной воды может свести ногу.
- И что тогда?
- Ничего! Утонешь и все. И водолазы не достанут. Потому
что второе дно.
Вечером я сидел на скамейке перед домом, и слышал, как
разговаривают тетки на веранде.
- Это озеро надо вообще засыпать.
- Засыпали уже. Земля проваливается. Пять самосвалов в
прошлом году вывалили, и как не бывало.
- Пять это мало.
Ночью меня разбудил братец. Он светил в глаза своим дурным
фонарем, да еще стучал указательным пальцем по моему лбу.
- Пойдем на озеро, сходим.
- Пошел к черту!
- Нет, мы не полезем в воду. Там, говорят, ночью, из озера
руки высовываются.
- Чьи руки? - я окончательно проснулся.
- Тех, кто утонул. Говорят, один мужик погиб, а у него на
руке часы были. И эти часы видели. На руке.
- Кто видел?
- Степан.
- Он алкоголик.
- Он уже давно не пьет. Пошли. Вставай же, ну!
- Пошел к чертям свинячьим! Никуда я не пойду!
- Тогда ты предателем будешь, понял!?
- Я сейчас всем расскажу. Теток разбужу, они тебе покажут.
- Попробуй.
Я услышал, как братец собирается у вешалки. Моргает
слабенький фонарик. Громыхают сапоги.
- Ты идиот? - шепчу я громко.
- Спи, спи, предатель.
Через двадцать минут, мы идем к озеру. Ночь холодная,
светит луна. Около озера очень тихо. Блестит черная вода.
- Нет тут ничего!
- Надо подождать.
Мы ждем, сидя на берегу. На мостки я отказался идти. Не
знаю, какие там руки, и могут ли они утянуть под воду, но
поскользнуться можно запросто. И в одежде ухнуть прямехонько
под второе дно. Если у братца нет мозгов, то у меня они есть.
Один раз из воды вырвался воздух. Сначала загудело, а
потом громко булькнуло. И шипение.
- Это руки через второе дно тянутся. - говорит братец.
- Это там гниет что-то, - отвечаю.
Несмотря на отсутствие рук, на воду было страшно смотреть,
потому что сразу думалось о мертвецах, которые заперты втором
дном. Может, это они выпускают воздух? Я поделился этой
догадкой с братцем.
- Ясен пень, - ответил тот.
Ждали мы с час, замерзли, и отправились домой.
- Говорил что ничего там нет.
- Просто сегодня не такой день.
- А какой им нужен?
- Я завтра спрошу у Степана.
Утром шел сильный дождь. Тетки ушли к родственникам
Витьки, а бабка отправилась в лес за еловыми ветками. Их
будут разбрасывать перед пустым гробом. Водолазы из областного
центра отказались погружаться в наше озеро.
В этот день, естественно, на озере никто не купался.
Днем починили трансформатор, но на душе все равно неуютно.
Я сидел на чердаке и слушал, как по шиферу стучит вода.
Рядом со мной, в лунке из опилок, тихо лежала курица,
высиживая своих цыплят. Мне было жаль ее, так как не успеют
цыплята вылупиться, как придет бабка и отнимет яйца, подложив
курице деревянный облом, на котором сколько хочешь сиди, все
равно ничего не получится. Курица иногда наклоняла голову и
беспокойно на меня поглядывала.
- Цып, цып, - сказал я печально.
Курица не отреагировала. Правильно, сиди себе, пока не
трогают. А то братец придет, может и пнуть.
А вечером мы узнали, что на озере утонула тетка из
Рябиново. Точнее, толком еще не ясно, откуда она, но Степан
сказал, что из Рябиново. Тетка пришла купаться вместе со
своими родственниками, и они теперь стоят на берегу озера с
черными лицами. Так сказала бабка. А еще она сказала, что
посередине озера плавает надувной мяч, который принесла
утонувшая.
Я представил, как разноцветный мяч плавает на воде, и
передернул плечами. Жутковато.
- Пошли мяч смотреть, ночью, - шепнул мне братец.
- Пошел к черту! - заорал я, топая ногами.
Последнее время братец очень сильно злил меня, своей
идиотской манерой ходить и смотреть на чужую беду. Как что
случится: "пошли смотреть", "пошли смотреть". Помню, когда на
трассе автобус задавил мужика, то он тоже тянул меня смотреть,
мол, кто-то положил на глаза мертвеца монеты. Я тогда месяц
думал, зачем глазам монеты, но ничего не придумал, а спросить
не решился.
- Тише вы! - шикнула на нас бабка, - у людей горе, а вы
кричите.
Я неожиданно разозлился и на бабку. Все лето у кого-то
горе, и все лето надо сидеть тихо, потому что кто-то утонул. Я
не помню, когда последний раз хоть кто-нибудь в нашем доме
смеялся. Нет, один раз смеялась тетка, когда ей за шиворот
упала сороконожка, но она это делала не от радости, а от
щекотки. Прыгала по комнате, и смялась. А теперь не смеется.
Сидит вся такая расстроенная, попивает чаек с сушками, чмокает
губами. И бабка сидит, тоже тянет чай. Размочит в нем печенье,
посапывает в кружку, и ничего ей не надо, лишь бы тихо было и
печально.
Пошел на кухню и налил себе этого дурацкого чаю.
Буду и я, сидеть грустный, отхлебывать из кружки. Раз все
так делают.
На следующий день утонули сразу двое. Причем, из нашей
деревни. К Исаевым из города приехали родственники, пришли
ранним утром с ранней электрички, и чтобы не будить никого,
решил искупаться в озере. Вот и искупались. Только две кучки
одежды остались на берегу, да несколько чемоданов.
Исаевы долго не могли понять, кто именно из городских
родственников утонул, долго вызванивали с почты, а потом,
когда разобрались, на них, как сказала бабка, "не было лица".
Я даже один раз видел, как у одного мужика, которому
лошадь ударила в лоб копытом, исчезло лицо. Но это, конечно,
совсем не то.
В этот же день хоронили Витьку, точнее пустой гроб, внутри
которого стояла трехлитровая банка с водой из озера.
Я не пошел, у меня болит живот, когда я слышу как кричат
родственники. Мне их очень жалко в такой момент, внутри все
сжимается, и я чувствую себя полным негодяем, потому что еще
жив.
Братец, конечно же, пошел. Я злился на братца, представляя
его любопытствующую морду. Если бы я был родственником Витьки,
я бы дал ему по сопатке, да прогнал к чертям свинячим.
Я гулял на выгоне, хотел раскопать муравейник, чтобы найти
главную муравьиху, но ноги сами собой понесли меня на озеро.
Не знаю, что я там забыл, просто очень хотелось посмотреть,
будет ли кто-нибудь сегодня купаться там, или, все-таки,
поостерегутся? Идиотский порыв, конечно, но все у меня внутри
перемешалось, что я не мог не думать об этом чертовом озере,
потому что если я о нем не думал, мне сразу становилось
страшно.
На озере никого не было, разве что на противоположном
берегу, Степан ловил рыбу. Я обошел озеро, чтобы посмотреть,
много ли тот поймал. Раньше я никогда не видел, чтобы в нашем
озере кто-то пытался рыбачить.
- Много наловил? - спросил я.
Степан кивнул на ведро, стоявшее неподалеку и прикрытое
пленкой. Ведро было полное. Какие-то здоровенные рыбины,
усатые.
- А что это за рыба?
- Налимы, сомики...
- И как они в этом озере живут? - полюбопытствовал я.
- Так им корму тут полно, - неприятно засмеялся Степан,
- Вон сколько тонет.
Когда до меня дошел смысл сказанного, я ошарашено отошел
от Степана, а потом и вовсе, побежал со всех ног.
Так страшно мне еще не бывало никогда. Не знаю, просто
отчаяние какое-то накатило.
Как они мне все надоели!
Около дома, на лавочке, сидела бабка. Я примостился рядом
с ней, чтобы не было так страшно. Бабка сидела в какой-то
древней жилетке, с черной вышивкой в разных местах. От нее
пахло чем-то неприятным, затхлым, да и сама бабка казалась
какой-то мертвой. Морщинистая вся, и эти ужасные гнилые зубы,
и гробовая накидка.
Я немного отодвинулся от бабки.
- Набегался, соколик? - неожиданно ласково спросила она.
- Ага, - я кивнул.
- Я вот, - бабка помолчала, - всегда не своя после
похорон. Надо время чтобы отойти. Думала, старая стану,
привыкну. Ан нет. Не привыкла. Что же это за озеро, наказание
за грехи, охо - хо...
Бабка закряхтела, встала, и, опираясь на черную палочку,
пошла к своему дому. При ходьбе она сильно наклонялась вперед,
а левую руку держала за спиной. Если бы она меня ночью назвала
соколиком и улыбнулась, я бы сразу загнулся от страха. Я так
подумал, а потом мне стало совестно. Сам вырасту, точно также
скрючусь, буду шоркать ногами и кашлять. Если раньше не утону
в озере, а в этом я уверен, то есть, что не утону. Меня
никаким печеньем туда не заманишь. Лучше буду старым как
сушилка.
Я неожиданно засмеялся. Не знаю, почему мне пришло в
голову это слово, я даже не знаю, как такие сушилки выглядят,
и есть ли они вообще на свете, но мне было очень смешно. Я
сидел и смеялся, пока из соседского дома не вышла баба Надя и
не уставилась на меня. Лицо у ней было печальное, наверное,
как всегда, перебирала фотографии мертвых родственников. Я
соскочил со скамейки и пошел к речке, но по дороге меня опять
согнуло, так что я, в конечном счете, поскользнулся и упал в
крапиву. Там, конечно, я перестал хохотать, не до этого было.
Посидев у реки, и кинув пару камней в плывущие листья, я
побрел домой. В семь часов мы обычно пьем чай на веранде, но,
конечно, меня больше интересует печенье.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг