не простыл.
Сгорела в огне их любовь вместе с жучками, что так уютно скреблись
в стене старой избы, возле их кровати... Замшелая соломенная крыша,
словно тулуп на горшке с кашей, лучше держала тепло. А теперь все
только жались к печке да глазели в широкие окна, за которыми виднелись
лишь голые заснеженные поля.
Каролина и не думала предложить мужу: мол, полежи, не выходи во
двор, сами за скотиной приглядим... Как бы не так, прошли те времена.
Улис сам себе липовый цвет заваривал, сам мокрые от пота рубашки по
ночам сушил. Днем же, сидя у теплой печки, вил путы для коня, лучину
щепал и все кашлял.
Как-то Каролина говорит ему:
- Что это ты все лаешь да лаешь, слова человеческого от тебя не
услышишь?
- А что толку? И без того все ясно...
- В пятницу мы с матерью на базар едем. Может, выпустишь нас,
или всерьез помирать надумал?
- Поезжайте, - согласился Улис. - Селедки привезите. А в субботу,
видно, не встану. Придется позвать кого-нибудь, пусть кровь пустят.
- Улдукиса позовем, что поросят холостит, - заверила его Григене.
- Он и меня вылечил. Почти лекарь, только выпить ему предложи.
Видит Улис - плохи его дела, раз уж до Улдукиса дело дошло. Ему
бы только весны дождаться, деньжат наскрести да должок Шяудкулевичу
вернуть, а там - только его и видели.
"Интересно, - подумал он, когда женщины уехали на базар, - ходят
они на болото или нет? Вряд ли... Вот если меня болезнь совсем
скрутит, тогда уж побегут - надо ведь послушать, кончил ли нечистый
над волосом трудиться. А ну, как смолк бубенчик, что тогда?"
Укутался Улис потеплее, шею шарфом обмотал и отправился по ломкому
льду к своей березке. С горем пополам пригнул ее к земле, отвязал
колокольчик и, обессилев, поплелся назад.
Наутро он, как и обещал, с постели не встал, а к селедке даже
не притронулся.
- Может, Улдукиса позвать? - предложила вечером жена.
Улис помотал головой.
- Ну, тогда ксендза?
Больной, по-прежнему не открывая глаз, снова отказался.
- Чего тут спрашивать? - донесся до него шепот тещи. - Сбегай
сама, раз не веришь, послушай... Нечистый, поди, уже за горло его
хватает, у постели стоит, только мы не видим.
- Помолчи, - строго сказала Каролина.
Затем подошла к мужу, кулаками взбила постель, поправила одеяло
да так подоткнула, будто веревками Улиса связала, а сама - ни
слезинки, ни слова ласкового. Даже руку на влажный лоб не положила.
В воскресенье обе женщины молча подмели избу, умыли зареванных
ребятишек, застелили белоснежной скатертью стол, и тогда Улис понял:
вот кончится служба и привезут к нему из Бяржлаукиса ксендза.
- Послушай, Каролина! - позвал больной. - А кто же гроб сколотит,
об этом подумала? Там в сарае две хороших доски лежат. Думал, на двери
пригодятся...
- Дарачюс говорит, мало будет.
- Ах, уже и с Дарачюсом столковались?
- Да мы подвезли его, когда на базар ехали.
- Хорошенькое дело - они о гробе речь ведут, а покойник дома со
свиньями управляется...
- Будет тебе цепляться. Сам ведь говорил: "Не знаю ни дня того,
ни часа".
- А я и не знаю, - согласился Улис. - Но тебе, так и быть, скажу
- на этот раз не помру, только приглядывай за мной получше.
- Будто от меня зависит...
- Еще как зависит! - вздохнул он. - Сядь-ка поближе. Поначалу
я тебе исповедуюсь, а там, глядишь, и Шяудкулевич не понадобится.
Пошарь-ка в кармане моего тулупа - может, и найдешь что...
И когда Каролина вытащила круглый, как яблочко, серебряный
бубенчик, Улис во всем ей открылся. Под конец хотел спросить жену,
как же оно вышло все: в тот раз проспал он, а его из хлева на руках
в избу понесли, а уж обхаживали, а уж на ласку не скупились, петухов
для него не жалели. А нынче ей все одно что о гробе для мужа говорить,
что о корыте...
Да разве ж тут спросишь, когда Каролина вся красными пятнами
пошла, слезы у нее из глаз так и брызнули. Вцепилась она Улису в
волосы и давай кричать - по гроб жизни не простит ему подлого обмана!
Пять лет ее, дуреху, за нос водил, словно лапоть старый за оборы
таскал!
- Да ты чего мелешь-то, куриные твои мозги! - впервые повысив
голос, таким манером заговорил он с женой. - Ну, сбрехнул я, а тебе
что за вред?! Жалеешь, что слово ласковое сказала? Или руки у тебя
отсохли оттого, что обняла покрепче?!
- Дура была, об этом и жалею! Брехуна привечала!
- Ну, так теперь приласкай - правду ведь говорю! Думал,
обрадуешься, что все обошлось, что поживем с тобой еще...
- Велика радость... Да по мне лучше быть вдовой честного человека,
чем женой такого, как ты, голь перекатная!
- А соломенной вдовой не согласна стать? Вот оклемаюсь, денег
наскребу, найму тебе батрака, а сам... Бог не выдаст, свинья не съест,
как говаривал Вилимас.
- Ну и скатертью дорожка! Батрака и без тебя найду. А Вилимаса,
если хочешь знать, я снова видела! Настал и мой черед тебе свои пироги
выложить. Коли овдовела бы я, годик как-нибудь перебилась - и за
Вилимаса! От детей моих он, слава богу, не шарахается,
- Вот и ладненько! - воскликнул Улис. - Теперь я чист, как перед
богом: ни денег, ни жены, ни грехов за душой... А бубенчик этот ты
все же отдай - людям покажу. Пусть промеж себя чертей поищут.
Но ничуть не приветливей встретили его признание люди, когда после
рождества, оправившись от болезни, показал он им свой колокольчик.
- Да не морочь ты нам голову! - говорил один. - Подурачил - и
хватит. Мы тут постимся, колени протираем, а он нам - извольте
радоваться: "Зря стараетесь..."
- Нашли кого слушать! - кипятился другой. - Он потому и сбивает
нас с толку, что наши молитвы сатане не по нутру.
А третий и вовсе распалился:
- Постойте! Выходит, раз черта нет, значит, и греха нечего
бояться! Давайте подвесим ему этот бубенец к одному месту, руки
свяжем, и пусть катится!
- Ну и оставайтесь на здоровье, - сказал Улис. - Даст бог, больше
не свидимся. Если круглее дураков не встречу, силком меня сюда не
затянешь!
Люди переглянулись. Как понимать такие слова? Никак дураками их
обозвал? Неплохо бы проучить мерзавца. Жаль только, убрался, не
догнать. А до завтра, пожалуй, и злость пройдет.
Но кое-кто, видимо, затаил ее. Целых несколько дней прошло, покуда
надумал, как Улису отомстить.
Вновь наступила пятница. Улисы уже спозаранку были на ногах.
Каролина задумала на базар ехать, надо коня напоить. Смотрит ее мамаша
- батюшки-светы, вода-то в колодце краснее вина! Отхлебнула глоток
- вроде вода как вода...
Улис, словно отработавший по найму батрак, в котором хозяева
больше не нуждаются, уж и котомку в дорогу уложил, и сапоги салом
смазал, но Григене каждое утро приставляла его к недоделанной мужской
работе: то ячмень обмолоти, то лен трепать закончи, то стойло в хлеву
подправь, тогда и отправляйся собакам хвосты крутить.
Вот и в это утро она с воплем ворвалась в избу:
- Беги глянь, что там с колодцем стряслось! Вода в кровь
превратилась!
Подошел Улис и видит - какой-то негодяй насыпал краски в воду.
Вон и на срубе она видна, и на снегу порошок расплылся... Но Григене
словно с цепи сорвалась.
- Поеду, - кричит она дочери, - с тобой до Бяржлаукиса, с
настоятелем посоветуюсь. Может, это знак какой, бич божий... Побудь
до обеда дома, - приказала она зятю, - а там убирайся да всех чертей
уноси.
- Зачем же самому нести, к чему?! Вот я их запрягу и поеду! -
не в силах сдержать досаду, огрызнулся Улис. - За рога уцеплюсь и
поскачу верхом! Давно бы уехал - детей жалко. Ведь такими же глупыми,
как вы обе, вырастут!
Но женщины уже не слышали его. Плюхнувшись в сани, они укатили
кто куда - одна на базар, а другая трезвонить на весь мир о чуде у
них во дворе...
Улису было жаль не только детей, но и жену, которая все больше
становилась похожа на мать, а старуха - на ведьму. Потеряла та помело,
летать ей не на чем, вот и стучится в божий храм, обвиняя всех и вся.
Уйдет Улис, и снова им придется таскать в гору воду по скользкой
тропинке... Так и быть, вычистит он этот загаженный колодец, и хватит
с него. С колодца Улис начал, им и закончит.
...Тем временем в сторону Холмогоров по заснеженной дороге шел
довольно странный путник - в руках палка, за плечами мешок, и к тому
же вел он на цепи какого-то непонятного зверя. Существо это, видать,
всю дорогу артачилось, натягивало цепь, и человеку приходилось то
и дело останавливаться, уговаривать и даже угощать своего попутчика
какими-то лакомствами. Тогда эта косматая тварь - не то пес, не то
телок - становилась на задние лапы и покорно плелась следом, словно
дитя, одетое в тулупчик мехом наружу.
Лошадь Каролины еще издали стала испуганно шарахаться, Григене
принялась часто креститься, а дочка, хлестнув гнедого кнутом, пустила
его вскачь. Проносясь мимо, женщины успели заметить, что мохнатое
существо - это медвежонок, а поводырь его - какой-то цыган в тулупе,
изодранном своенравным зверем.
Медвежонок все же переупрямил человека, и тому пришлось выволочь
зверя из сугроба, взять в охапку да так на руках и тащить дальше.
Женщины не узнали в незнакомце Вилимаса, приняв его за цыгана.
Тому тоже и в голову не пришло, что мимо пронеслись Каролина и ее
мать. Весь долгий путь до деревни он представлял себе, чем будут
заняты Улис и Каролина, когда он скинет перед ними свой заячий треух
и скажет "добрый день" или "вечер добрый".
Уже издали Вилимас почуял знакомый запах торфа, закаркали на
деревьях чем-то милые его сердцу здешние вороны, а в голове, словно
сотни медвежат, весело теснились-толкались разные мысли, вопросы,
набегали воспоминания, которыми он поделится с Улисами за столом.
Вот и заснеженные гребни холмов, от которых пошло название
деревни... "Совсем как те Каролинины подушки, - подумалось ему. -
Ну и острые же у тебя когти, косолапый! Перестань дурить... А вот
и колея. Только бы застать Улиса дома!"
Но что это?! Сверху, откуда виднелись лишь крыши Улисовой усадьбы,
вроде, кровавый ручей струится!
Вспомнил Вилимас одно сражение, когда вот так же текла кровь
повстанцев пополам с водой. Им с Улисом тогда посчастливилось уцелеть,
и они поклялись друг другу никогда не разлучаться. В горе и в радости
всем делиться пополам. Как знать, не насупится ли сейчас Улис,
услышав, что друг его просит приютить здесь хотя бы до весны, покуда
он обогреется, соберется с силами? Розовая струйка привела Вилимаса
прямо к колодцу, из которого Улис, судя по мутной воде, уже почти
все вычерпал, да и сам он потемнел с лица - то ли утомился сильно,
то ли годы взяли свое.
- Бог в помощь! - крикнул Вилимас.
Вздрогнув, Улис глянул на гостя, потом на медвежонка, который
испуганно полез прятаться между ног хозяина, и лишь когда из-под
пшеничных усов сверкнули крупные, словно бобы, зубы Вилимаса, раскрыл
объятия.
- Вилимас, да ты ли это! А где же твой дилижанс? Тросточка где?
С какими снегами-дождями тебя сюда занесло? Уж не в Сибири ли подцепил
этого зверюгу?
Друзья крепко обнялись, а потом пошли в дом. К великим воплям
и радости ребятишек, привязали косматого зверька к кровати, а сами
уселись в углу за стол и стали не спеша потягивать хозяйкины настойки.
Мужчины беседовали и не переставали удивляться. Вон оно как все
обернулось! Совсем не так каждый из них все себе представлял...
Оказывается, Улис здесь вроде постояльца, у которого вон и котомка
с посохом дорожным наготове. А Вилимас сроду в колясках не ездил и
Каролину за все это время и в глаза не видел...
Приятели захмелели, и вот уже каждый завел про свое, ровно гусак
с петухом. И все равно они прекрасно понимали друг друга.
- Чего доброго, теперь, - рассуждал вслух Улис, - когда и ее
вывели на чистую воду, Каролина перестанет меня жучить и по-иному
запоет... Как по-твоему?
- Нет... - качал головой Вилимас. - Кабы думал я, что не везет
тебе, брат, ты и впрямь мог бы жить припеваючи... А у меня все вроде
тоже идет как по маслу, только не в ту сторону. Ясно?
- Чего ж тут неясного? Тебе здесь надо было остаться, а не мне!
Но стоит Каролине на меня хоть одним глазком взглянуть... ну хотя
бы как твой мишка сейчас... сынок, не суй ему палец!.. и мы с тобой
тогда останемся тут, Вилимас! Заживем - по бороде потечет... Только
вот бороды у нас нет.
- Зато медведь у нас с тобой есть! Кормилец ты мой! Эй, дети,
осторожней там с метлой, - может, он по какой нужде туда забрался.
- Глянь-ка, уже вернулись. А у меня обед не разогрет...
- Не суетись! Будем сидеть как ни в чем не бывало. Опрокинем еще
для храбрости... и ни с места...
- И ни с места...
Григене, заметив сбегающий с горки алый ручеек, взъярилась.
Настоятель велел заколотить колодец, обещался поутру приехать, чтобы
самому взглянуть, а этот недотепа, поди, уже все вычерпал, с грязью
выскреб.
Въехали во двор - дом словно вымер. Даже детишки не выбежали
навстречу. Каролина распрягла лошадь, заглянула в хлев, а там свиньи
с голоду визжат, на загородки лезут, у буренки в кормушке пусто...
- Смотался, - сказала Каролина матери. - Не мог скотину накормить,
бестолочь!
- Ты сходи погляди, не стащил ли чего...
Обмахнув веником снег с деревянных башмаков, женщины вошли в дом.
Смотрят - мужики за столом лясы точат, дети по полу ползают и дух
какой-то тяжелый... "Ах, значит, тот цыган - Вилимас со своим
косолапым!"
- Каролина!.. - протянул гость, восхищенно уставившись на нее.
А другой знай посмеивается в углу, думая, что кинется жена к нему
на шею, оправдываться начнет, чего ради ей тогда вздумалось плести
про Вилимаса, что барином знатным он заделался...
- Вилимас! - воскликнула Лина охрипшим вдруг голосом. - Молодец,
что заглянул. Медведя, правда, мог и в сарае оставить.
Мамаша зыркнула хмуро на остатки валериановой настойки в зеленой
бутылке и обратилась к гостю:
- Поди, за зятем моим явился? Можешь забирать. Сам видишь, силком
не держим.
- Мы вот тут сидим, хозяйку дожидаемся, жалованья... - пробормотал
тот.
- Какого еще жалованья?!
- А того, что дружку моему за пять с половиной лет службы у вас
причитается. Верно я говорю, косолапый?
Медвежонок при виде новых людей встал на задние лапы и, кивая
головой, принялся выклянчивать угощение.
- Ишь чего надумал! - вскипела Григене. - Жену с детьми бросает,
и еще жалованье ему подавай!
- Да не слушай ты их! - вмешалась Каролина. - Дай им на дорогу
хлеба буханку да кусок сала, и пусть катятся. Шуты гороховые...
А день в разгаре зимы короток - с петушиный скок. Пока Григене
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг