- Именно месяц. Медовый он у них с любовником - Гаем
Силием. Совсем обнаглели. Прикажите действовать?
- Валяй! Или нет: он, Силий, что у нее первый? Неужели были
еще?
- Как собак нерезаных.
- Ай, ай, ай! Сейчас же иду в казарму преторианцев, -
возмутился император. - Любовников переловить и доставить туда.
Тут шум, крик, составляют по памяти списки, ловят,
пересчитывают. Проверив, всем отрубили головы.
"Надо торопиться, пока император не остыл", - понял Нарцисс
и, захватив с собой кучку верных людей, бросился к Мессалине.
Молодая императрица сидела у себя в саду под кипарисами и ревела
в три ручья.
- Убить немедленно, - сказал Нарцисс офицеру. - Что
стоишь, дурак? Приказ императора.
Офицер был человек опытный:
- А вдруг император отметит свое решение? Где документ?
Помогла мать Мессалины, которая тоже ненавидела дочку. Зная
местные порядки, она вбежала в сад с криком:
- Что сидишь? Ждешь, когда поволокут за волосы на плаху?
Кинжал-то у тебя хоть есть? Боги, ну что за хозяйка - кинжала в
доме нет. Господин офицер, одолжите ваш меч.
Втроем кое-как закололи императрицу. Особенно, говорят,
старался Нарцисс, подпрыгивал и нажимал коленкой на рукоять меча.
Он знал, что надо торопиться. Когда Клавдию доложили о
смерти супруги, тот долго молчал, а потом приказал впредь ставить
на стол рядом со своей тарелкой ее. И часто вздыхал.
Видно, было что-то такое в этой чертовой бабе... Но с точки
зрения хода мировой истории и процветания государства, все
действующие лица поступали тут правильно. Даже этот подлый
Нарцисс.
Новелла двадцать третья
Апулей
Апулей был древнеримским писателем, а заодно и жрецом. Как
жрец, он должен был сеять разумное, доброе, вечное, а как
писатель откликаться на злобу дня.
Однажды его пригласили к чиновнику, который занимался
древнеримской литературой, а значит и журналами. Журналы были
рукописные, но тем не менее проблемы тиража и распространения у
них были те же, что сегодня.
- Над чем работаете? - спросил чиновник. - Да вы не
стойте, присаживайтесь.
- Благодарю покорно. Вот принялся за "Метаморфозы".
размышляю о борьбе двух начал в человеке: доброго и злого. О
великом, о вечном.
- Гм-м... Любопытно. Понимаете, у нас просьба. Горит один
популярный журнальчик. Не раскупают, хоть тресни. Написали бы для
него новеллку, или дали бы главку из ваших "Метаморфоз". Для
примера, хотя бы один эпизодик, о чем он?
- Ну, как вам сказать... Есть, например, такая поучительная
история.
Не подумав о последствиях, жена впустила в дом, в отсутствие
мужа, юношу. Но муж возвратился, чтобы во время предотвратить
грехопаде...
- Стоп, стоп, стоп! Ну, зачем же предупреждать?
Предупреждать не надо. Читатель любит этакое, с перчиком...
Пожалуй, ваша новеллка может спасти журнал... Только давайте так:
муж приходит, жена прячет юношу, а мужа уговаривает забраться в
огромный узкогорлый сосуд...
- У меня в новелле есть бочка.
- Можно - в бочку. И в то время, пока муж сидит в бочке,
жена наклоняется, а юноша... Отлично! Ну, не упирайтесь, всего
одна новеллка. Ждем.
Когда журнал вышел, Апулей, купив его, прочитал под
рассказом "Продолжение следует". Друзья, которые стояли рядом и
успели прочитать журнал, хихикали.
- А еще жрец! - сказала, проходя мимо, знакомая весталка.
Апулей побежал к чиновнику.
- Ничем не могу помочь! - развел руками тот. - За
журналом теперь в киосках очереди. Надо продолжать. Кстати, кто у
вас там главный герой?
- Юноша, которого злая сила превратила в осла.
- Великолепно! Лучшего сюжетика не придумаешь. В облике
животного он... Как вашего героя зовут?
- Луций.
- Ваш осел - Луций, дай ему волю, такого натворить может.
Хи-хи-хи... Нет, вы просто для нас находка. Придется писать
продолжение. И не стесняйтесь. Нравы теперь, сами знаете, какие.
Сейчас про все можно.
Так был написан "Золотой осел".
Между прочим, чиновник своим детям (а у него была большая
семья) роман не показал. Читал по вечерам под одеялом, повизгивая
от удовольствия.
Новелла двадцать четвертая
Евгеника
Вопрос, как улучшить породу, как иметь в государстве
побольше крепышей - возник рано и привел в истории ко многим
невеселым случаям.
Прежде всего додумались освобождаться от стариков. На
островах Тихого океана заметив, что дедушка уже не может даже
плести силки для птиц, его потихоньку отводили в лес и там
приканчивали раковинным топором.
Японцы были сердобольнее:
- Ну, как, бабушка, ходишь еле-еле? - спрашивали ту, что
была когда-то родоначальницей.
- Совсем обезножила, - простодушно соглашалась та.
- Ну, тогда подыши воздухом, мы поможем.
Старушку отводили высоко в горы, где лежит вечный снег и там
оставляли, прикрыв для приличия циновкой.
Древние греки и римляне смотрели глубже. Они рано поняли,
что не обязательно ждать старости, что от слабого можно
избавиться и вскоре после его рождения.
У римлян отец приняв на руки новорожденного внимательно
осматривал его и либо, кивнув, передавал кормилице и матери,
либо - если в ребенке ему что-то не нравилось, тут же суровой
рукой душил.
Греки и спартанцы несколько усложнили этот момент -
некачественного по мнению коллектива ребенка там сбрасывали со
скалы.
Не исключена возможность, что случались недоразумения.
Скажем, греческий военачальник полемарх в целях сурового
воспитания идя на скалу брал с собой своего малолетнего сына.
- Не хнычь, - говорил он жене, - пускай видит, как
поступает народ с немощными.
Они приходили на обрыв, где уже собрались жрецы, воины и
зеваки.
Приводили очередных жертв. Грудных, может быть, приносили в
корзинках.
- Начнем помалу, - говорил главный жрец и младенцев кидали
вниз.
- Вот так нация очищает себя и делается сильной, - говорил
полемарх. - Постойте, а где мой? Вот тут рядом стоял. Ах-ты...
- Ваш? - ужасались жрецы. - А мы и его... Под руку
подвернулся. И главное, ничего не сказал. Смолчал. Весь в вас, с
характером.
- Аспид. Убивец! - выла всю ночь жена.
Когда накопилось много таких случаев, обычай отменили.
В наше время человечество пытается идти по другому пути: на
вступающих в брак составляют медицинские карты, устраивают
конкурсы невест, рассматривают под микроскопом гены, но
результатов пока мало. Хорошо, что не вспоминают старое.
Новелла двадцать пятая
Нож и колесо
Древние майя жили на полуострове Юкатан. Там была хорошая
красная земля и выпадало много дождей. Кукуруза - по тамошнему
маис - вырастала выше хижин.
По мере роста благосостояния стали расти и культурные
запросы, изощрялся ум, майя начали придумывать разные штуки и
выдвигать идеи.
Родилась мысль поклоняться солнцу. Выстроили ступенчатые
пирамиды, а на каменных плитах украшавших храмы начали высекать
солнечные круги. Придумали календарь, теперь стало известно когда
какой праздник.
- Эх-ма, серые какие-то они у нас праздники, скучные! -
грустили жрецы. - Ну, танцы, ну немного музыки. Надо что-то
такое...
Что-то такое придумали: человеческие жертвоприношения.
Сперва удавливали крестьян, потом поняв, что так можно остаться
без кормильцев, стали умерщвлять пленных.
Для этого пришлось вести войны.
В это время два умельца сделали по изобретению. Один
придумал колесо, второй - каменный нож.
Решать судьбу изобретений поручили совету жрецов.
- Колесо... Если колесо, значит повозка... А зачем? Носили
на себе тяжести и будем носить. А потом не можем ведь мы сразу
внедрять и то и другое. Нужны приоритеты. Что важнее. Нож...
Нож... А знаете, в нем что-то есть. Что, если рассекать грудную
клетку и вытаскивать живое сердце? Вот это будет
жертвоприношение! Вот это праздник!
Так и поступили. Америка обошлась без колеса, а нож стали
применять.
Даже бессердечные испанцы, прибывшие завоевывать Юкатан,
увидав местные фестивали, ахнули:
- Эк, они их бедняг ножами полосуют! Да их самих -
шпагами! Из мушкетов! Трави собаками! В огонь, на пику!
Тоже были не ангелы.
Поневоле задумаешься.
Вообще обвинять в жестокости инородцев или соплеменников,
врагов или собственную армию очень удобно. Обвиняющий всегда
прав.
Новелла двадцать шестая
Виракочи и жрецы
Инкские жрецы тонко знали свое дело: чтобы отвести от себя
обвинения в паразитизме, они придумали легенду, будто находятся у
власти временно до возвращения пришельцев из-за моря.
- Виракочи. Были такие, - уверяли служители культа. -
Приплыли когда-то из-за океана, основали наши города, построили
храмы и уплыли. Сказали - живите, правьте, поддерживайте
порядок, вернемся!
Этим самым вопрос о законности власти снимался. Отпадал и
вопрос о ничегонеделании: ждем, волнуемся, курим фимиам,
подсчитываем годы.
- А какие они были из себя , виракочи? - спрашивали
наивные граждане.
- Какие? - жрецы задумывались. Тут надо было выдать что-то
необыкновенное, поражающее, а потому убедительное. - Белокожие.
С бородами.
Вопрошавшие ахали и долго не могли прийти в себя - тела у
инков были бронзовые, на подбородках ничего не росло.
- Ну, надо же! А борода, это что такое?
Для наглядности жрецы высекали на храмовых стенах
изображения бородатых пришельцев.
Империя ждала. Для развлечения в ней устраивались
человеческие жертвоприношения: ловили какого-нибудь бедолагу,
клали на валун спиной вниз и с размаху, каменным ножом... Это
впечатляло и заставляло любить власть.
Но однажды по горным тропам пронесся клич:
- Идут! Идут!
Появились белые бородатые люди верхом на конях. Это были
испанцы. Их вел предприимчивый Пизарро. Солдат в его отряде было
пустяк - человек двести.
Жрецы забеспокоились и вывели против него целую армию -
тысяч сто, одной гвардии было шесть тысяч.
Армия увидела пришельцев, выдохнула: "Виракочи!" и - вся,
как есть, повалилась на колени. Убивали их не слезая с коней.
Империя была покорена. Жрецов испанцы привязали к крестам и
сожгли. Выдумка отомстила за себя.
Так кучка авантюристов покорила огромную страну. Раздумывая
над этим догадываешься: опять подвела идеология. И потом, не надо
молиться на всех, кто прибывает из-за океана. Народ-то ведь там
тоже разный. Такие попадаются, что ахнешь!
Новелла двадцать седьмая
Туфля Маздака
"...У одних дворцы, у других хижины, у одних сундуки с
золотом, у других тощие кошельки. У одного гарем, а у другого
одна плоскогрудая жена..."
Несправедливость устройства мира и мечта о всеобщем
равенства томили и крестьян Генисарета и пастухов Зеравшана и
погонщиков овечьих стад из прохладной Кельтии.
- А что, если все разделить поровну?
Такая мысль приходила не в одну голову и, наконец, один
такой мудрец Маздак вошел в доверие к персидскому шаху Каваду.
- Надо взять блага для бедных у богатых, а у великих для
малых, - объяснял царю жрец. - Тот у кого избыток денег, пищи
или женщин имеет на них не больше прав, чем кто-то другой.
Учение открывало возможности. Между прочим, злые языки
говорили, что шаха особенно прельстила мысль о женщинах. Ввели
законы и стали по ним жить. Как ни странно, первое время очень
даже не плохо. Правда, Кавад не только делил блага и любил, но и
вел победоносные войны с соседями, слегка грабя их.
Измена таилась как всегда рядом. У Кавада был сын Хосров.
Однажды, чтобы выпросить что-то у всемогущего жреца, ему пришлось
поцеловать туфлю Маздака.
"Ну, это я тебе припомню!" - подумал царевич, зажимая нос.
И вот настал момент, когда царь состарился.
- Ты, Хосров, продолжишь, - сказал шах и отошел от дел.
Он малость дал маху: ограбленные купцы, разоренные
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг