искать осколки в воронке, а я с двумя геодезистами отправился обмерять
воронку.
Илья Петрович не по годам бодро бегал по скату воронки, отыскивая
миноискателем железные осколки.
- Нашли что-нибудь? - спросил я его спустя полчаса.
Он достал из кармана платок и вытер потный лоб.
- Пока ничего нет.
Люди разбрелись по всей воронке в поисках осколков.
- Илья Петрович! Илья Петрович! Идите скорее сюда! - вдруг еле слышно
донеслось до нас из глубины кратера.
- Нашли?
Порыв ветра заглушил ответ.
- Придется идти. А вы шагайте к месту наибольшего выброса породы на
северо-восток. Там, видимо, можно скорее найти осколки. У вас рука легкая,
попробуйте...
Он быстро пошел по наклонному скату воронки туда, где стояла группа
людей. Идти по наклонной плоскости ему было явно неудобно. Он старательно
ставил наискось ступня ног, чтобы не соскользнуть вниз к центру воронки. Я
не удержался и крикнул ему вслед:
- Илья Петрович! - Он обернулся. - Вы знаете, что сказал бы вам Козьма
Прутков?
- Нет, не знаю. А что бы он мог сказать?
- "Не ходи по косогору - сапоги стопчешь!" Поднимайтесь наверх и идите
по ровному месту.
Он улыбнулся, поднялся из воронки, помахал мне приветливо рукой и
быстро зашагал прочь.
Я стоял на краю воронки и старался представить себе, как произошел
взрыв.
...С большой скоростью огромный болид врезался в землю и, мгновенно
превратившись в клубок газа, внутри которого развились необычайно высокое
давление и температура, разорвался, словно колоссальная бомба, сметая и
сжигая все на своем пути. Если действительно все именно так и произошло,
то нечего было надеяться найти хотя бы микроскопический кусочек метеорита
в этой воронке. Если все же от метеорита остались осколки, то взрывом их
должно было разбросать на многие километры вокруг...
Замечательная мысль мелькнула вдруг у меня. Второй болид! Он летел
вслед за первым на северо-восток. Первый болид врезался в землю и
взорвался. А второй? Он ведь в тот момент был еще в воздухе, и по нему с
чудовищной силой ударила встречная взрывная волна от первого болида. От
этого удара второй болид должен был разлететься на тысячи мелких осколков,
которые, изменив направление своего полета, были отброшены назад, на
юго-запад. Назад! Не на северо-восток, а на юго-запад!
Я решил тут же проверить себя и зашагал на юго-запад, внимательно глядя
себе под ноги.
Отличить осколки метеорита от простых камней несложно. Осколок должен
иметь особый цвет или обладать магнитными свойствами, если он железный;
поверхность его часто бывает покрыта небольшими язвочками-регмаглиптами,
образующимися от неравномерного нагревания метеорита.
Я помнил все эти приметы и, заметив какой-нибудь камень, не похожий на
те, что лежали вокруг, осматривал его, подносил к нему магнит, придирчиво
отыскивал язвочки ожогов и... чаще всего выбрасывал. Только некоторые,
наиболее подозрительные камни, я складывал в полевую сумку. Когда я прошел
несколько километров, ремень сумки так натер мне плечо, что я решил
сделать привал и уселся на ствол поваленной пихты. Высыпав камни из сумки,
я понял, что зря протащил их на себе несколько километров: ни один из них
не был метеоритом.
Я огляделся. Вокруг черные стволы поваленных взрывом деревьев. Сплошные
угли. Вдруг на обгоревшем стволе лиственницы я заметил сверкающий
ярко-голубой предмет. Я подбежал к дереву и увидел, что в него впился
какой-то прозрачный красноватый камень. Через несколько минут камень,
вырубленный вместе с куском ствола, лежал у меня на коленях. Он был
невелик, примерно в пол-ладони величиной. Его грани были гладкими, как у
вара, когда его сильным ударом разбивают на куски. Камень красиво
переливался красноватым цветом, но, как только я посмотрел сквозь него на
облака, он неожиданно сделался голубым. Камень пропускал сквозь себя
только голубые лучи, а отражал красные. Я снова и снова подносил камень к
глазам - цвет его все так же менялся.
Мне никогда раньше не приходилось заниматься ни минералогией, ни
геологией, и теперь я очень пожалел об этом. Когда-то я случайно попал в
минералогический музей и теперь вспомнил, что я видел там один небольшой,
с горошину, камень, кажется александрит, который становился то
красноватым, то синеватым в зависимости от того, при каком освещении его
рассматривали - при естественном или при искусственном. Но это было совсем
не то, что я наблюдал сейчас.
Тихонько покачивая камень из стороны в сторону, я извлек его из куска
дерева. Метеорит или нет? Если да, то начинает оправдываться моя
гипотеза... Неужели не метеорит? Но откуда же еще взяться такому камню в
стволе лиственницы, как не от взрыва болида? Камень мог вонзиться в ствол
только при падении с неба. Или его вбил в дерево человек? Нет, последнее
невероятно - камень, по всей видимости, либо драгоценный, либо
полудрагоценный. Найти бы еще такой камень, и ни у кого не оставалось бы
сомнений, что это подлинный метеорит. Еще один! Я поймал себя на том, что
волнуюсь, как всякий исследователь, когда у него в руках кончик нити -
стоит потянуть за него, и клубок распутается.
Я спрятал и осколок и кусок дерева в сумку и решительно направился
дальше на юго-запад.
Вслед за сожженным лесом начался тот самый бурелом, который мы сегодня
утром наблюдали с вертолета. Значит, я ушел довольно далеко от воронки.
Я с трудом продвигался вперед, пока не подошел к невысокой сопке, у
подножья которой, словно спички, были навалены друг на друга деревья.
Под деревьями на склоне сопки я рассмотрел какое-то отверстие в земле.
Берлога? Но почему же она находится так высоко? Почти бегом пустился я к
загадочному отверстию. Дух захватило у меня от радости, когда я перелез
через беспорядочную груду поваленных деревьев. Это было не простое
отверстие, - земля вокруг него была оплавлена и обожжена, словно кто-то
ткнул в склон сопки толстой раскаленной болванкой. Сомнений быть не могло:
сюда врезался большой осколок, и лежит он там, внутри холма.
Цепляясь за сучья, я подобрался к самому отверстию, сунул туда голову и
пополз вперед.
Ход резко расширился. Я очутился в небольшой пещере, и тут же у меня
вырвался крик восторга.
В глубине пещеры светился, переливаясь всеми цветами радуги, большой
камень необычного вида. Колышущиеся волны света - голубого, зеленого,
красного - перебегали от одного его края к другому. Чистые тона радужных
волн, их медленное колыхание можно было сравнить только с полярным
сиянием.
Я стал внимательно рассматривать осколок. Он был величиной с крупную
дыню и имел такую же вытянутую форму. Поверхность его была гладкая и
блестящая, точно отполированная. Пораженный и очарованный этим невиданным
зрелищем, я несколько минут, не отрываясь, любовался камнем. Теперь моя
гипотеза была доказана. У меня было два осколка. Я достал из полевой сумки
свой первый осколок - странно, он не светился...
Удивленный, я поднес его к сияющему радугой большому камню, и в тот
момент, когда они соприкоснулись, по маленькому осколку тоже забегали
узкие радужные полоски. Они перебегали так часто, что рябило в глазах. Как
только я отодвинул маленький осколок, он перестал светиться, прижал к
большому - он засиял вновь.
Так вот в чем дело! Это уже что-то знакомое: для того чтобы осколки
болида светились, надо, чтобы их масса была больше какой-то критической.
Вроде цепной реакции в куске урана.
Когда, наконец, улеглось волнение, вызванное драгоценной находкой, я
почувствовал, что устал. Я отвык от долгой ходьбы. У меня гудели ноги,
кровь стучала в висках, смыкались веки. В маленькой пещере было тепло и
уютно, радужные полосы света одна за другой перебегали по своду пещеры. Я
почувствовал, что должен хоть немного отдохнуть, иначе мне не дойти назад
к воронке. Меня одолела сладкая дремота.
Уже засыпая, я подумал, что Илья Петрович, наверное, начал беспокоиться
обо мне, что надо бы возвращаться назад, но я не смог побороть усталость и
погрузился в сон...
1. ТАЙНА МЕТЕОРИТА
Сон прошел без сновидений. Открыв глаза, я увидел над собой ровный
белый потолок. Позади меня кто-то тихо сказал:
- Кажется, проснулся...
Я оглянулся. Два врача в белых халатах и шапочках внимательно следили
за каждым моим движением.
Спросонок я не мог сообразить, что произошло. Все тело мучительно ныло,
словно я был жестоко избит. Правая рука онемела и не двигалась. Я снова
откинулся на подушку.
Врач со смуглым, как у цыгана, лицом нагнулся ко мне и тихо спросил:
- Как вы себя чувствуете, Александр Александрович?
- Ничего. Где я?
- В Верхоянском санатории. Не волнуйтесь, через два-три дня вы будете
совсем здоровы...
- Что со мной?
Врач замялся, видимо тщательно подбирая слова для ответа.
- Ничего страшного. Сейчас уже нет никакой опасности. Вам нельзя много
говорить.
Второй врач незаметно вышел из комнаты и вскоре вернулся с тарелкой
дымящегося бульона на подносе. Только теперь я почувствовал, как я
проголодался, и с жадностью съел бульон.
Следующие два дня я был в полузабытьи. Всякий раз, открывая глаза, я
видел перед собой врачей, дежуривших возле моей постели. Только на третий
день я окончательно пришел в себя.
- Вы сообщили обо мне в экспедицию Брадова? - спросил я врача, похожего
на цыгана.
- Нет. Мы не имели такой возможности.
- Странно... Но все же, что со мной случилось?
Врач наложил мне на запястье левой руки небольшую резиновую пластинку,
от которой к незнакомому мне прибору тянулись провода, и, глядя на стрелку
прибора, ответил:
- Вы очень долго проспали в пещере у осколка метеорита.
- То-то я чувствую, что у меня все тело ломит. Сколько же я спал?
Врач, не отрывая взгляда от стрелки прибора, повторил:
- Долго, очень долго.
- Сколько же? День? Два? Неделю?
Врач покачал головой.
- Неужели больше?
- Да, гораздо больше. Я даже не знаю, поверите ли вы, если я вам скажу,
какой сейчас год.
Я почувствовал вдруг волнение и тут же увидел, как стрелка заметалась
из стороны в сторону.
- Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, - сказал врач. - Вы проспали
много десятилетий.
- Что?! Десятилетий?! Не может быть! Какой же сейчас год?
- Две тысячи сто седьмой.
- Какая чепуха! Да знаете ли вы, когда я заснул?
- Знаю. При вас был паспорт и бумаги, удостоверяющие, что вы из
экспедиции Брадова. Но вы не волнуйтесь. Мы проведем всестороннее
обследование вашего организма и поставим вас на ноги.
До этого ли было мне сейчас! Проспать полтора века! Потерять всех своих
родных и близких, остаться одному в чужом, неведомом мире.
- Послушайте, - оказал я, чувствуя, что горло у меня сжало спазмой, -
но, может быть, пока я спал, изменилось летоисчисление?
- Нет, летоисчисление осталось прежним. Но вы успокойтесь, все будет
хорошо, - повторял врач.
В голове у меня все смешалось. То я думал о своей семье, то вспоминал о
радужном свечении осколка в пещере, то вдруг ловил себя на мысли, что мне
наверняка предстоит узнать много интересного, нового, то вдруг мне
начинало казаться, что я продолжаю спать и вижу сон.
- Сейчас вам лучше всего еще ненадолго уснуть, - решительно сказал
врач.
Он достал из кармана своего халата небольшую ампулу с темной жидкостью
и, надломив стеклянный отросток, поставил ее на тумбочку рядом с моей
постелью.
Из ампулы пополз темный газ. Я почувствовал незнакомый запах и через
минуту забылся.
- Ну вот, теперь вам значительно лучше, не правда ли? - сказал врач,
когда я открыл глаза. - И мое сообщение уже не кажется вам таким ужасным?
В самом деле мне стало лучше, и я не чувствовал прежнего волнения.
Врач объяснил:
- Это действие газа. Он заглушает любую душевную боль. Теперь можно
поговорить. Я многое должен рассказать вам.
- Постойте, доктор. Не можете ли вы показать мне хоть что-нибудь, что
подтвердило бы ваши слова? Вы меня простите, но я до сих пор не могу
поверить, что все это правда.
- Я прекрасно понимаю вас и прихватил с собою номер газеты, где
напечатано сообщение о вашем пробуждении.
Я взял газету, взглянул на дату: действительно, год 2107. Внизу левой
колонки была обведена красным карандашом небольшая заметка, подписанная
"Кинолу".
- Кинолу - это вы?
- Да.
- Как все это странно! А вы знаете, доктор, что я нашел осколок
метеорита?
- Да, знаю. Вот с него и начнем. Болиды, упавшие здесь полтораста лет
назад, состояли из вещества, отличающегося особым излучением, которое
усыпляет людей. Тот осколок, который вы нашли в пещере, и усыпил вас. К
счастью для вас, это излучение не вредит здоровью. Наоборот, оно оказывает
целебное воздействие на организм. Оно вызывает радиационный сон и
устраняет заболевания, в возникновении и развитии которых особую роль
играет перевозбуждение центральной нервной системы.
- Неужели я мот проспать полтораста лет, ничем не питаясь?
- На первый взгляд это действительно кажется странным, но вспомните,
что у человека даже во время обычного сна жизнедеятельность организма
резко замедляется, уменьшается интенсивность физиологических процессов:
газообмена, сокращений сердца и т.д. Во время же радиационного сна,
вызванного излучением осколков, деятельность организма ослабевает еще
больше. Во много раз больше. Во всех органах наступает сильное торможение
их деятельности. Организм как бы застывает, а излучение благоприятно
воздействует на тело человека, на его нервную систему. Жизнедеятельность
организма поддерживается только за счет тех запасов, которые были
накоплены им во время бодрствования. В нашем санатории этим излучением
лечат многих больных.
Говоря это, Кинолу в то же время внимательно осматривал меня и проводил
какие-то измерения с помощью приборов, стоящих на столике у постели.
- Если хотите, вы можете встать и немного походить.
Мы вместе подошли к большому, почти во всю стену, окну. Перед зданием
санатория был разбит парк. Справа от нас виднелось большое круглое озеро.
- Это воронка от Верхоянского метеорита, - сказал Кинолу. - Озеро очень
глубокое.
- Кажется, совсем недавно я ходил около этой воронки, - проговорил я
задумчиво.
К парку санатория подступала непроходимая тайга. Но от бурелома, через
который мне пришлось пробираться в поисках осколков, не осталось и следов.
Время успело залечить огромный ожог на поверхности планеты.
Сто пятьдесят лет - срок даже для истории немалый. Я спал, а жизнь в
это время шла своим чередом. По-прежнему каждое утро над землей вставало
солнце, люди просыпались после недолгого сна и начинали свой обычный
трудовой день. Они трудились - и менялось лицо земли, менялась их жизнь,
менялись они сами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг