Мильен! У меня есть тайна моего папы!
- Слушай, Вась, а по какому праву ты тогда важничал? - возмутилась Зоя.
А Феликс даже не произнес ни слова, только усмехнулся и вошел в вестибюль
школы, следом за ним вошли Яша и Зоя, а уж за ними и я, страшно ругая себя
за то, что не спросил у Базиля Тихоновича, можно ли рассказать моим
друзьям о содержании его тетрадки.
Если бы кто знал, как тяжело хранить в одиночестве тайну! Она жгла меня,
давила изнутри, мешала примерно сидеть на уроке.
- Иванов, я не узнаю тебя, - сказала наша старая учительница. - Ты всегда
был образцом дисциплины, а сейчас вертишься как юла. Ну-ка, ступай к
доске, мы посмотрим, как ты выучил домашнее задание.
Я выучил задание назубок, но получил твердую двойку, потому что чужая
тайна уже выросла, стала огромной и заняла исключительно все мои мысли.
- Садись, Иванов, - сказала учительница. - Теперь я тебя узнаю. Ты копия
своего отца. Он тоже удивлял меня, когда учился в моем классе. Видать, и
вправду яблоко недалеко падает от яблони!
Я вернулся на место и оцепенел от горя. И ничто не могло вывести меня из
этого состояния. Даже одноклассник-всезнайка, сидевший за моей спиной, и
тот подергал меня сзади за воротник, пошептал насчет моего глаза и отстал,
ничего не понимая.
На перемене ко мне подсел Феликс и мрачно сказал:
- Так и быть, будем нести ее вместе.
Это была великая честь - принять помощь от такого благородного ребенка,
как Феликс.
- Спасибо, если бы ты знал... Я не могу тебе сказать, - сказал я, чуть не
плача.
Феликс вскинул на меня удивленный взгляд и произнес:
- Неужели ты думаешь, что я из любопытства? Теперь я просто хочу тебе
помочь. А в этом случае, наверное, можно.
- И все равно нельзя. Тогда я буду слабый, малодушный ребенок!
Феликс подумал и согласился со мной. На следующей перемене ко мне подошел
Яша, он предложил мне отойти в угол класса, где никого не было, и,
вздохнув, предложил:
- Ладно, давай меняться. Ты мне свою тайну, а я тебе мою.
- Эх, Яша, - с горечью сказал я. - Если бы это была моя тайна!
- Так ведь и у меня папина! - сердито возразил Яша.
- Нет, не могу.
- Ты только послушай, что я тебе предлагаю, - сказал Яша, совсем
рассердясь. - Мой папа собирает марки и очень стесняется. Об этом знаю
только я. Даже мама ни-ни. Ну как, взвесил?
Я покачал головой, отказываясь, - говорить у меня не было сил.
- Вася, я думал, пусть лучше я. Но у меня ничего больше нет, - сказал
жалобно Яша.
О том, что со мной стряслась беда, стало известно всему классу. Весь урок
я ловил на себе сочувствующие взгляды. А перед самым звонком учительница
получила из третьего ряда записку и, прочитав ее, сказала:
- Иванов Вася, что же ты не предупредил меня? Такое ведь может случиться с
каждым.
Ну ничего, мы будем считать двойку недействительной.
Сразу после звонка я убежал в коридор и спрятался в пионерской комнате. Но
мне не удалось даже отдышаться там, потому что открылась дверь, и в
комнату вошла Зоя.
- Вылезай из-под стола, вылезай. Вася, я вижу твои ноги, - сказала Зоя.
Я вылез из-под стола, встал на ноги и увидел перед своими губами
вожделенный Зоин бутерброд.
- Скажешь, дам откусить, - объявила Зоя. - Можешь даже откусить с этого
края, здесь джема больше. - И она повернула бутерброд другой стороной.
- Нет! - крикнул я и закрыл глаза руками, чтобы не видеть этот чудесный,
этот самый вкусный в мире бутерброд.
- Учти, это было последнее и самое сильное средство. Но тебе, видно,
понравилось страдать? Что ж, пойду, дам откусить Яше, - сказала Зоя
обиженно и унесла бутерброд в класс.
Мечта о Зоином бутерброде отодвигалась в далекое будущее. Еще вчера я
считал себя счастливчиком. Жаль только, что соперники не видели этой сцены
и не могли оценить мое мужество.
Я еле досидел до конца уроков. Затем, выскочив первым из класса, помчался
прямо к Базилю Тихоновичу. У меня совершенно не было сил носить в одиночку
и дальше такую большую и прекрасную тайну.
Я влетел во двор и остановился. Возле входа в котельную прохаживалась моя
бабушка. Вид у нее был крайне нерешительный, словно ей нужно было сделать
в котельной что-то очень важное, но она не решалась туда войти.
Бабушка то и дело подходила к дверям и тут же, оробев, поворачивала назад.
Она была настолько углублена в свое странное занятие, что даже не заметила
меня. И я воспользовался этим и, как только бабушка отступила в очередной
раз от двери, прошмыгнул за ее спиной в котельную.
И успел вовремя: Базиль Тихонович стоял с чемоданчиком в руках в дверях
своей каморки и говорил коту:
- Дядя Вася, я только зайду в восьмую квартиру, и потом мы закончим наш
спор.
- Базиль Тихоныч! - крикнул я, задыхаясь. - В вашей тетрадке большая тайна?
- Самая большая из всех, какие я знал, - не задумываясь ответил слесарь.
Во мне все так и оборвалось. Я подумал, что теперь мне предстоит мучиться
всю жизнь, и чуть не заплакал.
- Э, что с тобой? - испугался слесарь.
- Я хотел рассказать ребятам. Я больше не могу знать один, - пояснил я,
еле сдерживая слезы.
- Ну и расскажи. Что же тебе мешает? - удивился Базиль Тихонович.
- Но это же тайна. Вы сами сказали: очень большая.
- Я так и сказал, - подтвердил слесарь. - Но тайна от взрослых. Потому что
обо всем этом им совсем неинтересно знать.
Откуда-то рядом, словно из стены, прозвучал голос истопника Ивана
Ивановича:
- Вот ты сидишь тут, Вася, рассуждаешь черт знает о чем, а жильцы из
восьмой квартиры ждут тебя, воду отключили.
Я вначале принял этот упрек на свой счет, а потом вспомнил, что Базиль
Тихонович тоже Вася.
- Иван Иваныч, да не о пустяках мы. Дело выясняем серьезное, - ответил
Базиль Тихонович.
Иван Иванович осуждающе крякнул и невидимо прошуршал подошвами, куда-то
удаляясь... А Базиль Тихонович вновь повернулся ко мне.
- Значит, я все могу рассказать? И Феликсу? И Яше? И даже Зое? - спросил
я, все еще не веря своим ушам.
- Ну конечно же! Хоть всем ребятам на земле! - весело сказал Базиль
Тихонович. - Ну вот, дядя Вася, все стало на свои места.
Я тоже засмеялся: мне опять жилось весело, беззаботно.
- Ну, а что тогда было дальше? - спросил я, потому что все встало на свои
места.
- Этого я и сам не знаю, еще не написал, - сказал слесарь виновато.
- Как же вы не можете знать, что с вами было? Кто же будет знать, если вы
не знаете сами?
Я понял, что у него просто плохая память, и испугался. Это ужасно, когда у
человека за спиной столько невероятных приключений, и он при этом ничего
не может вспомнить.
- Да нет, я знаю, знаю, - спохватился Базиль Тихонович. - Я только хотел
сказать, что не успел написать. А так все помню отлично, что было со мной,
- произнес он даже обиженно. - Понимаешь, у нас с мушкетерами было столько
всего, что не знаешь даже, на чем остановиться.
- А вы остановитесь на истории с подвесками. Вы же сами обещали вернуться
к подвескам, правда?
- Разве? - удивился слесарь.
Мне пришлось почти слово в слово повторить собственноручно написанное им
обещание. Тогда слесарь подумал и оживленно сказал:
- А это идея! Почему бы мне и в самом деле не вернуться к подвескам? Вот
возьму и вернусь. Прямо сейчас!
Он поставил чемоданчик на пол и торжественно опустился в свое древнее
кресло, указав мне при этом на табурет.
Но мне так и не удалось узнать, зачем на самом деле понадобились кардиналу
Ришелье подвески королевы и при чем тут был наш слесарь-водопроводчик.
- Итак, однажды кот дядя Вася, д'Артаньян и я... - произнес Базиль
Тихонович, и это было все, что он успел сказать.
Ему помешал голос моей бабушки.
- Базиль Тихоныч, а Базиль Тихоныч, где вы? - спрашивала она, разыскивая
слесаря среди труб и печей.
А затем она появилась сама в дверях каморки. Стояла, щурясь, ослепленная
яркой люстрой.
Слесарь галантно встал. Я тотчас подумал, что общение с Арамисом для него
не пропало даром. Черт побери, он умел держаться в присутствии дам!
- Базиль Тихоныч, я вот хочу у вас спросить. Правда ли, что... - И тут она
заметила меня, замешкалась. - Вот хотела спросить, не видели ли вы моего
внука. А он, оказывается, здесь собственной персоной, - пробормотала она,
стараясь скрыть растерянность. - Пойдем домой. Ишь завел манеру шляться
после школы, даже не показав носа дома! - закричала она, обретя свою
обычную уверенность.
Она повернулась и зашагала к выходу, чтобы скрыть свою досаду. А я, прежде
чем последовать за ней, спросил у слесаря шепотом:
- Базиль Тихоныч, а как же эта история? Вы же забудете опять?
- Что ты! У меня блестящая память! Но если хочешь, я все напишу на бумаге.
Будет полный отчет. - И он не мешкая полез в свою тумбочку за пером и
бумагой.
Я хотел подождать, лично убедиться в том, что он взялся за дело, но тут
вернулась бабушка и потянула меня за руку к выходу. Я оглянулся и увидел в
открытую дверь каморки Базиля Тихоновича, уже стоящего возле тумбочки с
авторучкой в руках. Перед ним лежал чистый листок бумаги. Но глаза Базиля
Тихоновича были пока устремлены в потолок. На губах его бродила лукавая
улыбка. Он вновь переживал одно из своих удивительных приключений.
- Нет, чтобы, как все нормальные дети, сначала поесть после школы, так его
понесло в котельную, - сказала бабушка, поднимаясь вместе со мной по
ступенькам из подвала. - И о чем вы только могли говорить? - И бабушка
скосила на меня глаз.
- Да ни о чем, про голубей говорили, - солгал я, помня, что бабушка уже
давно взрослый человек и что если рассказать взрослому человеку о
приключениях нашего слесаря, ему это будет совсем неинтересно.
Бабушка мне поверила. Она говорила, что всегда верит мне.
Я начал сразу переживать из-за того, что сказал ложь. Но потом нашел
оправдание. Убедил себя в том, что сделал это ради самой же бабушки. Что
было бы еще хуже, если бы я навел на нее зеленую скуку. И тогда она,
рассердившись на это, могла запретить мне общаться со
слесарем-водопроводчиком. Но и разговоры про голубей тоже оказались ей
неинтересны. Наверно, поэтому бабушка разочарованно вздохнула.
- Вместо того чтобы болтать про птиц, взял бы да расспросил его о
чем-нибудь более существенном, - произнесла она с досадой.
Нам оставались всего три-четыре ступеньки для того, чтобы подняться из
подвала, как вдруг свет заслонило что-то большое, грохочущее, словно
курьерский поезд. Прямо на нас мчался жилец из восьмой квартиры - огромный
толстый мужчина в полосатой пижамной куртке.
- Бегу за слесарем, - сообщил он, переводя дыхание. - Понимаете, целый час
ждем. Мастер, говорят, золотой, да вот как начнет...
- Я вас прекрасно понимаю. Сама была в аналогичном положении, - перебила
бабушка. - Но там его нет.
Я удивился и поднял глаза на бабушку. Ее лицо пылало алым румянцем. Еще
бы, не она ли сама твердила мне с утра до вечера, что ложь - самое худшее
зло на свете.
- Нет, он там, - возразил между тем толстяк. - Я только что звонил в
котельную, и Иван Иваныч сказал, что он у себя. Вы просто его не заметили.
Но у меня глаз зоркий. Орлиный глаз!
Толстяк засмеялся победно и загрохотал дальше.
А я с грустью подумал, что все - сейчас помешает он Базилю Тихоновичу, и
глава о подвесках и на этот раз останется не рассказанной,
- Что же ты, даже соврать как следует не смогла, - сказал я в отчаянии.
- Вот уж никогда не думала, что тут тоже необходимо умение, - пробормотала
бабушка виновато.
Я наскоро пообедал и без обычных бабушкиных понуканий сел за уроки. Мне не
терпелось поскорей освободиться, чтобы выйти во двор к друзьям.
встревоженным моей судьбой, и открыть им тайну нашего
слесаря-водопроводчика.
Но так уж бывает всегда, когда спешишь: не получаются самые простые вещи.
Я тут же забуксовал на очень легкой задачке. Мое сознание никак не могло
сосредоточиться на ее решении. Мне мерещилась пятерка мужчин, мчащихся на
конях по дорогам Франции, четверо из них кутались в мушкетерские плащи, на
пятом красовался комбинезон слесаря-водопроводчика. Мое напряженное ухо
уловило лязг металла. Я не сразу сообразил, что это бабушка кому-то
открыла дверь.
- Прямо замучилась с сыном, - послышался голос матери Феликса. - Никак не
могу заставить решить простую задачку. Ерзает за столом, вздыхает, грызет
авторучку и думает, наверно, Бог знает о чем, но только не об уроках.
Зашла к сестре, та жалуется на своего Яшу. У соседей тоже на Зою кричат.
Павловна, а как ваш-то?
- Наш-то? Уже все решил, - вторично за этот день солгала бабушка. - Сейчас
пойдет гулять.
- Вам хорошо, а мы со своими не знаем, что делать. Может, это эпидемия?
Как вы считаете, Павловна?
- Эпидемия, - ответила бабушка, даже не задумываясь.
- Господи, - испугалась мать Феликса. - Пойду вызывать врача.
- Зачем врача? Врач тут не нужен. Справишься сама, - сказала бабушка,
видимо не моргнув даже глазом.
Я не узнавал ее. Куда только делась ее степенность, которую она старалась
привить и мне. Сегодня бабушка вела себя словно самая легкомысленная
девчонка.
- И что нужно делать? Таблетки? Компресс? - спросила мать Феликса.
- Ни в коем случае. Тут необходимо другое средство: лю-бо-пы-то-терапия, -
сказала бабушка по слогам, и я понял, что она только что сама сочинила это
слово.
- Лю-бо-пы-то-терапия? - повторила мать Феликса. - Что же это такое?
- Курс лечения очень прост и доступен в домашних условиях, - браво сказала
бабушка. - Отпустите сына во двор, и через двадцать минут ваш ребенок
вновь станет нормальным.
- А как же уроки? - растерялась гостья.
- Выучит перед сном. Если ваш Феликс ляжет сегодня попозже, с ним ничего
не случится. Так вот, зайдите к сестре и Зоиной маме и передайте то же
самое. Скажите, это прописала я!
Мать Феликса, наверное, только пожала плечами. Я слышал, как она безмолвно
закрыла за собой дверь. А бабушка вошла в комнату, напевая под нос что-то
лихое о гусарах-усачах.
- Хватит томиться, марш во двор! - приказала бабушка и молодцевато
промаршировала в смежную комнату, размахивая руками на солдатский манер.
Но я был самолюбив и не мог ей позволить считать, будто бы только и жду,
как бы отступить перед трудностями. И потому остался на месте.
Минут через десять бабушка вышла из комнаты и изумилась, увидев меня за
тетрадкой.
- Ты еще здесь, негодник?! - вскричала она. - А ну сейчас же во двор!
Бессовестный, там ждут тебя товарищи! Ты один им можешь помочь!
Я взял тетрадь Базиля Тихоновича и вышел, усиленно скрывая радость и делая
вид, будто подчиняюсь насилию, но едва за мной захлопнулась дверь, как
ступеньки лестницы замелькали под моими ногами. Братья и Зоя уже сидели на
старых бревнах, когда-то сваленных в углу двора.
Бревна давно почернели от времени, из трещин проросла трава. По словам
бабушки, эти бревна привезли и сложили в углу двора еще в те далекие
времена, когда она была девочкой. И будто бы она в детстве частенько
сиживала на них, обсуждая дела со своими подругами. Потом на бревнах сидел
мой отец - сын бабушки. Однажды она выбрала время, когда во дворе было
пусто, взобралась на штабель и показала мне слово "Аня", вырезанное на
бревне. Аней звали мою маму. А теперь на этих бревнах заседало наше
поколение.
Феликс и Яша сумрачно смотрели в землю, а Зоя с отвращением разглядывала
свой бутерброд, будто проснулась от долгого сна и обнаружила в руках
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг